Пенни пожала плечами.

— Наверное.

— Как ее зовут?

Пенни улыбнулась.

— Я лучше пойду внутрь, Нест. После такого эпизода не стоит оставлять Твитча надолго одного. Вы ведь знаете, какой он. Спасибо, что пришли сегодня. Очень мило с вашей стороны.

Она вернулась на крыльцо и прошла в дом через разбитую дверь, аккуратно прикрыв ее за собой. Нест наблюдала за ней, пока та не скрылась, потом повернулась к машинам.

В доме стало темно.

Она помогла Кэти посадить Аллена в микроавтобус, устроив его на пассажирском сиденье и пристегнув ремень. Молодежь заметно приуныла, шли разговоры о том, чтобы закончить. Но Аллен и слушать ничего не хотел. В списке осталось еще четыре места, включая Дом престарелых «Норт-уэй». Люди рассчитывают на них. Он настоял, чтобы они закончили начатое дело.

Было уже почти десять, когда Нест наконец вернулась домой. Все остальные, включая Аллена, похоже, уже забыли об инциденте на Западной Третьей улице, но она все еще не могла. Две встречи в день с Пенни как-бишь-ее наводили на мысль, что это не случайно и вряд ли произошло само собой. Все это беспокоило Нест, особенно то, что ей едва не пришлось воспользоваться магией в качестве оружия. Она надеялась никогда больше не прибегать к магии. Но сегодняшний инцидент показал, как она была наивна.

Нест проскользнула в заднюю дверь. Свет горел, но в доме было тихо. Хокай свернулся клубком на стуле в кухне, он даже не открыл глаз, когда она проходила мимо. Она повесила пальто, сложила шарф и перчатки в стенной шкаф и пошла в свою комнату, откуда доносились звуки телевизора. Беннетт подремывала в большом кресле.

Она сразу открыла глаза.

— Привет.

— Привет, — отозвалась Нест. — А Харпер спит?

Беннетт потянулась и зевнула.

— Уснула час назад. Она здорово вымоталась, — она встала. — И я тоже. Пойду спать. Ну как, преподобный Гаск успел перехватить тебя? Он был здесь.

Нест похолодела, ее тело сжалось. Она ведь забыла предупредить Беннетт насчет Гаска. Но что она могла сказать?

— Нет, он, должно быть, меня не догнал.

— Он говорил, что приехал за тобой. Хотел войти. Но я сказала, что не могу никого пускать в дом. Надеюсь, я была права?

Нест ощутила, как по телу прошла волна облегчения, и заключила девушку в объятия.

— Молодец.

— Спасибо, — Беннетт повернулась к двери. — Ох, чуть не забыла. Он искал кого-то по имени Джон Росс. Думал, что этот человек здесь, но я ему сказала, что я так не думаю.

— Все правильно, — уверила Нест, чувствуя ярость при мысли о Гаске. — Иди спать. Утром поговорим.

Оставшись одна, она снова задумалась о Джоне Россе и Финдо Гаске, о том, что означает их конфликт. Гаск не собирается сдаваться. Так и будет шнырять вокруг, пока не найдет Росса и то, что Росс от него прячет. Демоны настойчивы. Время для них ничего не значит, они живут по расписанию, которое для людей так же чуждо, как жизнь на Марсе. Она общается с демонами уже добрую половину жизни, но до сих пор не поняла, чего от них ждать.

Она встала и выключила телевизор, потом снова уселась, глядя в темное окно. В такие времена она страстно желала, чтобы Ба была жива. Ба, с ее серьезным подходом к жизненным проблемам и опытом отношений с демонами и лесными созданиями, знала бы, как разобраться с этой чехардой. Ба лучше бы сообразила, как поступить с Беннетт и Харпер. Нест решила: стоит попробовать думать так же, как Ба, и надеяться, что это поможет.

Спустя некоторое время она вышла из кухни и приготовила себе обед. Съела небольшую порцию оставшейся макаронной запеканки с тунцом, выпила стакан молока, сидя за кухонным столом, прислушиваясь к тиканью часов и шепоту внутреннего голоса. Не может быть, чтобы Джон Росс не объявился. Слишком уж большую ставку Гаск делает на его приезд. Проблема состоит в том, как поступить, когда Росс будет здесь. Она покачала головой. Прошло уже так много времени с тех пор, как они общались. Что заставило его снова вспомнить о ней? Что ему нужно?

Нест сидела без сна при выключенном свете, когда раздался стук в дверь. Она сидела в темноте гостиной, глядя на окна, в то время как мысли бродили где-то в морозном парке. Она была совсем не сонной, все события дня четко запечатлелись в сознании, магия ожила и наполнила тело странной энергией. Сидя здесь, размышляя о прошлом и будущем, она поняла, что сейчас больше всего ей хочется того же, что сделала ее бабушка в юности: она отправилась в парк и стала бегать вместе с живущими в нем пожирателями, дикими и свободными. Странное чувство. Нест немного шокировала сама мысль об этом: после всего, что она сделала, пытаясь избежать повторения судьбы Ба, ее все еще влекло к такой жизни.

Стук в дверь заставил ее вскочить. Мысли в голове перемешались. Она ни минуты не сомневалась, кто это может быть. Нест быстро прошла через темную гостиную в коридор, где слабо горел единственный огонек из дальнего конца коридора. На крыльце тоже горел фонарь, но она даже не стала смотреть в глазок. Просто открыла дверь, дабы подтвердить свои подозрения. И это точно был он.

— Привет, Нест.

Он стоял на крыльце, при свете фонаря, с ясными глазами, глядя на нее выжидающе, выглядевший моложе и лучше, нежели тогда, в Сиэтле, десять лет назад. Она с изумлением оглядывала его трансформацию, размышляя, с чем она может быть связана.

Маленький худенький мальчик лет, быть может, четырех или пяти стоял рядом с Джоном. У него были медового цвета длинные растрепанные волосы, ярко-синие глаза смотрели с интересом. Он так внимательно уставился на нее, что Нест даже отшатнулась.

Она перевела взгляд с мальчика на Росса, и темные предупреждения Финдо Гаска внезапно зашевелились в глубине сознания. Она находилась на краю обрыва, и чувствовала, как вокруг сгущаются тучи. Ситуация и привлекала, и отталкивала одновременно. Куда ни повернись, какой ни сделай выбор, — ситуация никогда уже не станет прежней.

Она широко распахнула наружную дверь.

— Входи же, Джон, — улыбнулась она. — Я уже жду тебя.

Понедельник, 22 декабря.

Проснувшись после того, как ему приснился сон о Рыцаре на кресте, Джон Росс начал поиски цыганского морфа.

И нельзя сказать, что именно слова Рыцаря вели его в этих поисках. Он почти мгновенно забыл о них, его захлестнули эмоции, испытанные, когда он понял, чье лицо у этого распятого Рыцаря. Но в глазах Рыцаря, вернее, в его, Джона, глазах, он увидел карту дороги, которую уже не забывал. В тот момент карта будто впечаталась в его сознание. Все воспоминания Рыцаря о цыганском морфе и о том, где его искать, теперь принадлежали ему. Чтобы оживить их, было нужно всего лишь заглянуть внутрь себя.

Когда он выступил в путь, было начало лета, и погода стояла хорошая. В Пенсильвании, откуда Джон начал путь, в воздухе пахло молодой травой и листьями, как всегда в июне. К тому времени, когда он добрался до западного побережья, уже началась июльская жара, с раскаленным воздухом и духотой, затрудняющей дыхание. На разноцветной климатической карте, появившейся на страницах «Ю Эс Эй Тудей», семь восьмых страны были раскрашены в оранжевые и красные тона.

Единственным исключением стало Северо-Западное побережье Тихого океана, где Росс затаился в ожидании появления морфа. В Орегоне, где он производил приготовления, жара переместилась вглубь материка: ветра унесли ее от берегов океана, и леса стояли зеленые, храня прохладу. Здесь образовалось своего рода убежище от смертоносной жары.

Джон Росс знал, что делать. Воспоминания распятого Рыцаря о том, как действовать, отличались четкостью и ясностью. Росс не был уверен, что это его собственная судьба отразилась во сне и что это именно он являлся Рыцарем на кресте. Возможно, узнать о морфе для него означало получить еще один шанс изменить собственную жизнь.

Рассказы о цыганском морфе больше напоминали легенды. Росс слышал их на протяжении всех двадцати пяти лет службы Слову. Чаще всего их шепотом передавали друг другу лесные создания, и они переходили от поколения к поколению. Когда шла речь о каких-то поразительных магических сочетаниях, неважно, из области добра или зла, то, скорее всего, дело происходило в присутствии морфа. Ни одно живое существо, с которым Росс общался, ни разу не видело его. Никто не знал, как он выглядит в изначальный момент. И во что превратится, ибо ни разу морф не превращался в одно и то же. Ходили слухи, но они оставались слухами. Говорили, будто однажды морф стал антибиотиком. Другой, наоборот, эпидемией.