— Так тебя тоже похитили?

— Ага. Но мне по крайней мере оставили платье. Хотя это не очень помогло, учитывая, что завезли они нас в болото.

— Ты шутишь!

— Представь себе, нет.

— И как же вы сумели вернуться?

— Я дождалась рассвета, нашла еле заметную тропку и пошла по ней, пока не наткнулась на орнитологов, наблюдавших за птицами. Они подбросили меня до Скитертауна, а туда уже за мной приехал папа.

— А Уисли?

— Решил, что я его только задерживаю, и рванул один куда глаза глядят. Полиция отыскала его только через три дня.

— Да, теперь я понимаю, почему Уисли не самый любимый из твоих кузенов, — сказал Майкл, поднимая матерчатый клапан, чтобы войти в палатку.

— На самом деле он даже не кузен. По-моему, из всех родственников с ним ладит только мама.

Я моргнула, вспомнив мамино распоряжение найти для Уисли интересную историю. Убийство, несомненно, подошло бы, однако стоит ли доверять перу Уисли? Ладно, подумаю об этом позже.

Я рухнула на постель, благодаря судьбу за то, что подо мной тщательно замаскированный нами анахронизм — надувной матрас. Как я устала, даже пальцем пошевелить трудно! Если бы Джесс и его друзья-артиллеристы прикатили сюда пушку и начали стрелять над нашей палаткой, я бы, наверное, и глазом не моргнула.

— Боюсь, сегодня я буду храпеть во сне, — предупредила я.

— Сегодня, но, надеюсь, не прямо сейчас? — отозвался Майкл.

Что ж, оказалось, у меня еще остались кое-какие силы.

То ли артиллеристы решили подольше поспать, то ли я действительно привыкла к канонаде, только когда знакомый грохот сотряс палатку, я вскочила, вытащила из сумки часы и обнаружила, что уже начало восьмого.

Майкла выстрелы не разбудили, кроме того, он даже не почувствовал, как я толкаю и задеваю его, пытаясь побыстрее натянуть платье в тесной палатке.

Я выскочила наружу, выпрямилась и заморгала от яркого солнца. Еще один не по сезону жаркий день.

— Прошу прощения, госпожа, вы не могли бы показать мне, где здесь удобства?

— Какие удобства? — спросила я, оборачиваясь к растрепанному прохожему, сжимающему облезлый рюкзак.

— Удобства, — повторил он. — Ну, знаете, уборные…

— А-а, понятно!

Удобства — не совсем подходящее название для свезенных к палаточному лагерю переносных туалетов и раковин, которые оказались, напротив, такими неудобными, что ими пользовались лишь в случае крайней необходимости.

— Вон там, за изгородью. Мужчинам налево.

— Благодарю вас, госпожа. — Незнакомец галопом умчался в нужном направлении.

Я подумала, не посетить ли удобства мне самой, и решила, что это не срочно. Если я сейчас поспешу, то через пятнадцать минут дойду до дома родителей, оборудованного запрещенными современными выдумками вроде горячей воды и унитаза. Возможно, даже успею принять душ, если еще не проснулись гостящие в доме многочисленные родственники.

И, что особенно важно, успею поговорить с Робом. Он таинственным образом исчез со вчерашней вечеринки, и я побаивалась, что Монти рано или поздно решит его допросить. А поговорив со мной и высказав мне первые, необдуманные, комментарии по поводу убийства Бенсона, шансы Роба попасть в ряды основных подозреваемых несколько снизятся.

Пройдя через сонную часть лагеря, занятую ремесленниками, я попала в более оживленную — к актерам. Сегодня лагерь выглядел натуральнее. Вчера, когда все только обустраивались и изо всех сил старались вести себя «как в старину», я решила, что мы напоминаем скорее поверхностную телепостановку, чем реальный лагерь времен Войны за независимость. Все казалось слишком новым и чистым, даже запах был какой-то современный. А актеры изо всех сил демонстрировали знание эпохи.

Сегодня утром никто ничего не изображал — народ просыпался и пытался умыться и позавтракать в условиях, приближенных к концу восемнадцатого века. Люди перестали волноваться из-за того, что в их речи иногда проскакивают анахронизмы, а дети и собаки норовят изваляться в грязи, — они начали просто жить.

Выйдя на дорогу, я увидела современных полицейских, которые прочесывали лагерь, разрушая все очарование картины восемнадцатого века. Я почувствовала себя виноватой — боюсь, они разыскивают мою коробку с деньгами.

Парочка актеров, которые к тому времени полностью проснулись, решили использовать вторжение полиции, чтобы порепетировать, и отвели полицейским роль британских солдат, обшаривающих лагерь в поисках раненых мятежников. Один из них вскочил на пушку и произнес пламенную речь о правах колонистов и недопустимости обысков и арестов. Я заметила, как местные полицейские, привыкшие к таким штучкам, успокаивают пришлых, объясняя им, в чем дело.

— Вы имеете в виду, что каждый октябрь весь город вот так вот сходит с ума? — спросил один из чужаков. К сожалению, я не расслышала, что ему ответили.

Я пошла через ярмарочное поле в надежде, что полиция закончила ворошить мой павильон и я смогу хоть немного прибраться к открытию. Но на ярмарке полицейских оказалось еще больше, чем в лагере, они сновали туда-сюда, большинство лиц были мне незнакомы.

— Не входите! — крикнул, увидев меня, Монти.

Он говорил с чернокожим мужчиной. Я было решила с испугу, что это Тед, но, присмотревшись, поняла, что ошиблась — мужчина не носил ни дредов, ни исторического костюма и был по меньшей мере лет на десять старше Теда.

— Что ж, спасибо, — сказал Монти, пожимая собеседнику руку и провожая его к выходу из павильона. — Мы позвоним вам, если будут еще вопросы.

— Непохоже, что вы ему так уж благодарны, — сказала я, когда мужчина ушел.

— Верно. Мне очень нравился ваш приятель, Тед, в качестве подозреваемого. Похоже, вчера он весь день ссорился с убитым, и у него определенно есть мотив. Однако теперь у парня появилось алиби. Предположительно, он сидел вечером в кофейне в компании этого человека.

— Вот и хорошо.

— Я сказал «предположительно», — подчеркнул Монти. — Мы еще проверим его показания. Возможно, они в сговоре. И странно, что сам Тед ничего об этом не сказал, как вы считаете? Вам сюда нельзя. — Монти протянул руки, не давая мне войти.

— Ясно. Когда вы планируете закончить?

— Не могу ничего обещать. У нас тут несколько следователей из Ричмонда, и они все еще обыскивают павильон.

— Придется заглянуть попозже.

— Придется. Где вас найти, если у нас возникнут вопросы?

— Понятия не имею. Вы уже обнаружили мою коробку с деньгами?

— Нет. А когда обнаружим, оставим у себя для экспертизы.

— Ладно. Сейчас я иду к родителям — принять душ. Затем, наверное, в Йорктаун, в банк — мне нужны хоть какие-то наличные для сдачи покупателям, если вы, конечно, пустите меня сюда сегодня и у меня вообще будут покупатели. Стоит мне подходить, когда я оттуда вернусь, вы закончите к тому времени?

— Вряд ли. А где вы будете потом?

— Понятия не имею. Собиралась весь день просидеть в павильоне. Если понадоблюсь, поищите в палатке первой помощи; если меня там не будет, попросите отца передать мне все, что нужно.

— Вашего отца? Это он заведует медицинской палаткой?

— Да.

Монти скривился и потер кончик носа.

— Что папа натворил?

— А как вы предполагаете, что он мог натворить? — огрызнулся Монти.

— Понятия не имею. Это одно из лучших качеств папочки — он порывист и непредсказуем.

— Вы имеете в виду, что он немного… того?

— Нет, конечно. Я имею в виду, что он выдумщик, и никто не может угадать, что он выкинет в следующую секунду.

Хотя, если подумать и учесть, что папа — страшный любитель детективов и всю жизнь мечтал стать участником какого-нибудь запутанного расследования, я, пожалуй, могла бы высказать несколько догадок.

— По-моему, ваш отец пытается подтолкнуть меня к мысли, что именно он совершил преступление, а это совершенно невозможно — у него железное алиби. Поэтому я и предположил, что он один из тех типов, которые спешат признаться в каждом громком убийстве.