— Я не знаю человека по имени Питер Алан Нельсен и никогда не была в Лос-Анджелесе.

— Да ладно вам, Карен, — откликнулся я.

— Извините. Но если вы не собираетесь вступать в деловые отношения с нашим банком, думаю, вам следует уйти.

Она обошла стол, открыла дверь и осталась стоять около нее, держась за ручку. Джойс Стебен посмотрела на нас из-за своего стола, а женщина с голубыми волосами забрала деньги у кассира.

Я взял фотографию со стола, посмотрел на нее, а затем — на женщину, стоявшую у двери. Это была одна и та же женщина. Нет, я не спятил.

— Десять лет назад вы и Питер Алан Нельсен развелись. Вашего агента звали Оскар Кертисс. Вы жили в доме на Бичвуд-драйв, принадлежащем женщине по имени Мириам Дичестер, почти год, а затем сбежали, не заплатив за три месяца. Через двадцать два месяца после этого вы прислали ей перевод на четыреста сорок два доллара и восемнадцать центов. На нем стоял штамп почтового отделения этого города. Ваша девичья фамилия Шипли. Затем вы стали Карен Нельсен, а теперь превратились в Карен Ллойд.

Она с такой силой вцепилась в дверную ручку, что жилы у нее на руке надулись и выступили, словно струны, как будто она пыталась удержать не столько дверь, сколько конструкцию, которую сооружала много лет и которая могла в любой момент рухнуть. Веко снова задрожало.

— Извините, не понимаю, о чем вы говорите.

— Не понимаете?

Она снова нацепила профессиональную улыбку, но на сей раз у нее получилось не слишком удачно.

— Извините.

Я помахал в воздухе фотографией.

— Это не вы?

Очередная вымученная улыбка.

— Нет. Мы, конечно, похожи, и я понимаю, что это вполне могло ввести вас в заблуждение.

Я кивнул. Снаружи женщина с голубыми волосами убрала деньги в простой белый конверт, засунула его под блузку и вышла. Джойс Стебен разговаривала по телефону. Охранник продолжал читать Тома Клэнси.

Никто не собирался броситься мне на помощь. Впрочем, я на это и не рассчитывал.

— Питеру ничего от вас не нужно, — заявил я. — Он не намерен вмешиваться в вашу жизнь и жизнь вашего сына. Он просто хочет с ним познакомиться. Мне показалось, что это искреннее желание. Вы ничего не выиграете, если будете продолжать упорствовать.

Она даже не шелохнулась.

Я развел руками.

— Карен, вы попались.

Она чуть заметно пожала плечами и тряхнула головой.

— Надеюсь, вы найдете ту, что ищете. Я серьезно. А теперь, извините, мне надо работать.

Она не пошевелилась, я тоже. Снаружи чернокожий мужчина в бейсболке с надписью «Нью-йоркские янки» подошел к оператору, а Джойс Стебен повесила трубку и начала что-то писать на желтом официальном бланке. Где-то в глубинах маленького здания включилась система отопления, и в комнату стал поступать теплый воздух.

— Если вы считаете мои заявления голословными, позовите охранника и велите ему меня вывести, — предложил я.

Карен Шипли прищурилась в надежде, что левый глаз перестанет дергаться. Костяшки пальцев руки, которой она держалась за дверь, побелели. В кабинете повисла мучительная пауза. Затем она облизала губы кончиком языка.

— Мне жаль, что вы зря потратили время, но ничем не могу вам помочь, — произнесла она.

Я сделал глубокий вдох, затем выдохнул и кивнул:

— Карен Ллойд.

— Да. Так меня зовут.

— Никогда не были в Лос-Анджелесе.

— Никогда.

— Не знаете Питера Нельсена.

— Прекрасно понимаю, что могло вас ввести в заблуждение. Я действительно очень похожа на девушку на снимке.

Я снова кивнул. Чернокожий мужчина закончил свои дела и вышел, оператор подошла к столу Джойс и села. Тоби Нельсен подскочил к окну кассы, потянулся за карандашом и снова исчез. Карен Шипли стояла как вкопанная, сдвинув ноги, правая рука на дверной ручке, левая — опущена. Левая рука покраснела, словно от сильного прилива крови. Я сложил фотографию, убрал в карман и встал.

— Извините, — сказал я. — Вы действительно очень похожи.

— Да.

— Мы еще увидимся.

— Хорошего вам дня.

Я прошел мимо нее, потом мимо Джойс Стебен, обогнул стойку и, миновав охранника, направился к двери. На пороге я остановился и посмотрел на Карен Шипли. Она не сдвинулась с места. Лицо напряжено, правая рука вцепилась в ручку двери. Карен тоже на меня посмотрела, затем вошла в кабинет и закрыла за собой дверь. Тоби был так поглощен математикой, что даже не поднял головы.

Я вышел на парковку и остановился около своей машины. Надо мной было тяжелое, затянутое темными тучами небо. С северо-запада вдруг подул холодный ветер. Он принес стаю ворон, которые, отчаянно хлопая крыльями, сражались с воздушными потоками примерно в ста футах у меня над головой. Вороны направлялись в одну сторону, но порывы ветра относили их в другую. Мне даже стало интересно, понимают ли они это или, ничего не соображая, несутся по воле неведомой силы. То же самое иногда происходит с людьми, но, как правило, они этого не знают, а когда правда до них доходит, наивно полагают, что управляют своей судьбой. Как правило, они заблуждаются.

Около четырех часов я подъехал к мотелю «Говард Джонсон» и снял комнату на ночь. Я занес вещи, разделся и отправился в душ, подставив под горячие струи воды голову, шею и плечи. Потом выпил стакан воды, снова оделся и отправился в бар.

За стойкой стояла рыжеволосая женщина лет сорока. На губах — белый блеск, в ушах — тяжелые серебряные сережки, напоминавшие пятна Роршаха. Она резала лаймы огромным ножом с широким плоским лезвием.

— Это вы из Лос-Анджелеса? — поинтересовалась женщина.

«Ох уж эти мне маленькие городки!»

— Решил остановиться на ночь, — кивнул я.

В мотеле, кроме меня, не было ни единого постояльца.

— Подождите, вот попробуете один из моих напитков, вообще уезжать не захотите.

— Хммм. — (Люди в маленьких городках считают себя особенными.) — Пиво холодное?

— Да, но самое простое.

«Теперь понимаете?»

Я попросил «Фальстаф», но у них был только «Роллинг рок». Женщина положила нож, подошла к холодильнику с прозрачной дверцей и достала бутылку с длинным горлышком.

— Я всегда хотела побывать в Лос-Анджелесе. А все, что говорят про смог, действительно правда? — спросила она.

— Угу.

— Не сомневаюсь, что у вас там очень неплохо.

Она открыла бутылку и поставила передо мной на салфетку, рядом с запотевшим стаканом. Я сделал глоток.

— Да, неплохо.

Я сделал еще глоток. Два глотка — и бутылка пустая. Может быть, «Роллинг рок» специально предназначен для людей, которым пришлось попотеть, добиваясь правды от женщин, цепляющихся за свою ложь, как утопающий за соломинку. Я допил пиво.

— В детстве я мечтала туда поехать, — произнесла барменша. — Просто помешалась на этом. Пальмы, люди на роликах, открытые автомобили. — Нож вонзился в очередной лайм. Чик! — Но порой случается так, что твои мечты исчезают. — Чик! Она перестала измываться над лаймом и взглянула на меня. — Хотите кусочек лайма в пиво?

— Нет, спасибо.

— Я слышала, что в Калифорнии все кладут в пиво лайм.

— Нет.

У нее сделался разочарованный вид.

Я оставил на стойке два доллара чаевых и вошел в соседнюю дверь, ведущую в ресторан. Два парня в клетчатых фланелевых рубашках и оранжевых бейсболках сидели за пластиковым столом и пили кофе из толстых кружек. На доске, установленной на стойке прямо напротив ряда кабинок, мелом было написано: «Блюдо дня: домашний мясной рулет». Чуть поодаль стояли столы и стулья для посетителей, соблюдающих дресс-код. Я уселся в кабинке у окна с великолепным видом на парковку.

Невысокая женщина лет шестидесяти в черном платье официантки принесла мне меню и стакан ледяной воды и спросила, хочу ли я что-нибудь выпить перед обедом. Первый «Роллинг рок» произвел на меня такое хорошее впечатление, что я заказал еще бутылочку. Без лайма. Она записала мой заказ в маленьком блокнотике и сказала: