Он закатил глаза, поставил вороний клюв на землю и оперся обеими руками о головку оружия.

— Года, быть может, я и был хорошим воином, но мое искусство заржавело. И то, что я был хорошим воином, не означает, что я буду хорошим учителем.

— Можешь говорить все что хочешь, мастер. Теперь я не отойду от тебя до тех пор, пока не будет закончено обучение, — лицо гномки выражало известную решимость ее народа, к которой прибавлялось свойственное женщинам упрямство. — Куда пойдешь ты, туда и я.

И точно — она не отставала от него, когда он вошел в штольню, следуя за Боиндилом на расстоянии полулоктя.

— Ты оставишь меня когда-нибудь в покое? — бросил он через плечо.

— Когда тебе понадобится облегчиться, мастер, — ответила она, довольная тем, что хитрость удалась. — Когда мы начнем обучение?

Боиндил снова посмотрел вперед, и его морщинистое лицо озарилось широкой ухмылкой. Он будет ее мучить так, что она уйдет сама. И таким образом он даже не нарушит клятвы.

— Твое обучение уже началось, — он обнаружил штабель сменных опорных балок, которые Тунгдил аккуратно сложил у стены. — Одну за другой ты отнесешь их к воротам и уложишь там, — мрачно приказал он.

— Да, мастер, — Года даже не поинтересовалась смыслом его указания, отложила щит и оружие в сторону, чтобы начать перенос.

Бешеный взял и то, и другое.

— С чего ты взяла, что имеешь право разлучаться с ними? — резко спросил он. — Гном не бросает свое оружие где попало. И уж подавно не бросается оружием, когда оно у него — единственное. — Гном кивнул ученице. — Отнеси деревяшки, потом можешь приниматься за поиски в штольнях.

Она наморщила лоб.

— Какие поиски?

Боиндил взмахнул оснащенными клинками шарами.

— Вот этого. Я спрячу их, и ты не ляжешь спать, пока не отыщешь свой нахтштерн! — И Равнорукий свернул за угол.

Едва потеряв ее из поля зрения, он довольно хмыкнул себе под нос. Гном слышал, как она застонала, когда взвалила на плечо первую балку, и тихонько порадовался своей подлой затее, за которой последуют и другие. В течение нескольких дней он избавится от ребенка.

Тунгдил прокрался в спальню.

Балиндис лежала под толстым одеялом, наполовину зарывшись в подушки. Лицо ее из-за длинных темно-каштановых волос казалось бледным, как мел, она действительно выглядела больной и ослабевшей.

Гном осторожно присел рядом с ней. Мысленно сформулировал заготовленные фразы, затем протянул левую руку, чтобы осторожно коснуться ее плеча.

— Если бы я не знала, что это на самом деле, то решила бы, что вижу сон, — прошептала гномка. — В мою спальню входит красивый гном, — она подняла правую руку, открыла глаза и взяла его за руку. — Ты хорошо выглядишь, Тунгдил Златорукий. Давно уже я не видела тебя таким. Что значит твой изменившийся вид?

— Это не только внешне, — он поцеловал ее пальцы. — Я вел себя как дурак. И обязан Боиндилу тем, что ко мне вернулся разум и заставил меня отречься от пьянства, — приглушенным голосом произнес он, глядя в ее карие глаза. — Я заставил тебя страдать от моей боли, вел себя как… — Он сглотнул.

— …как упрямый, слепой, пьянствующий, занятый только собой, невнимательный, снедаемый собственной совестью мужчина, — безжалостно закончила она. — Ты хочешь сказать, что во время путешествия ты поговорил с Бешеным и изменился? — Лицо ее, казалось, выражало удивление и недоверие. — Ты утверждаешь, что изменился за несколько дней?

Тунгдил кивнул.

— Как это произошло? Расскажи мне, чтобы я могла поверить твоим словам.

Он рассказал о случившемся над пропастью, о том, как воин поставил его перед выбором.

— Стена вокруг моего разума рухнула, я увидел все так ясно… Такого не было на протяжении последних циклов. И теперь могу только просить у тебя прощения, — тихо произнес он. — Ты веришь в мою перемену?

Когда она обвила его руками, Тунгдил расплакался. Он тоже обнял ее, прижал к себе и закрыл глаза. Он вдыхал запах ее волос, чувствовал мягкий пушок ее щек рядом со своим носом, ее тепло на своей коже.

Они очень долго просто сидели и обнимались, наслаждаясь близостью, которой не было так давно.

— В том, что мы поссорились, не только твоя вина. Я слишком замкнулась в себе и оставила тебя одного, — призналась гномка. — Этого никогда не повторится.

— Никогда.

Она обняла его, долго вглядывалась в его лицо.

— Дай мне время привыкнуть к новому Тунгдилу. Все это слишком хорошо, чтобы быть правдой.

— Но это правда, Балиндис, — улыбнулся он, а затем на лицо его набежала тень. — Ты выглядишь нездоровой, — обеспокоенно произнес он.

— Остатки простуды, — отмахнулась та. — Мне уже гораздо лучше, — и она поцеловала его в лоб. — Вы уже видели Году?

— Она очень сильно удивила нас. И в первую очередь несчастного Бешеного.

Гномка усмехнулась.

— Ему не повредит, если он займется этим чудом плотнее.

Тунгдил удивился.

— Ты знала о ее намерениях?

— Это я ей посоветовала.

— Что?

Балиндис усмехнулась и отодвинулась назад чуть сильнее, чтобы опереться поясницей о подушку.

— Когда она появилась здесь и попросила приюта, я не знала, кто передо мной. В первый вечер мы долго разговаривали, и я выяснила, что она уже была в Голубых горах. Она надеялась найти тебя здесь, чтобы ты сказал ей, где находится Боиндил. Вторые не захотели ей ничего говорить.

— Ты натравила на него ребенка, а не гномку.

— Ей сорок четыре цикла. Уже по одной только ее фигуре можно понять, что она уже не ребенок, — весело возразила Балиндис. — Бешеный скоро обнаружит ее женскую прелесть.

— Она родственница гномки, которую он убил. Ничего похожего на романтику между ними ожидать не стоит, — возразил Тунгдил. — А что она собиралась делать сначала, прежде чем ты уговорила ее принять твой план?

— Она хотела убить Боиндила.

Тунгдил встал, расстегнул пряжки на кольчуге, и та соскользнула на пол. Он осторожно повесил ее на стойку у двери.

— У нее ничего не получилось бы. Но все может измениться, когда он закончит ее обучать. — Гном сбросил тяжелый кожаный плащ и остался в рубашке, кожаных штанах и сапогах. — Она Третья, Балиндис. Вскоре она овладеет ремеслом воина лучше, чем он. Ты желаешь ему смерти?

Та сложила руки поверх одеяла.

— До этого не дойдет.

— А почему? — Он повернулся к супруге. — Скажи мне, почему ты так уверена.

Балиндис пожала плечами и снова поцеловала его, на этот раз в нос.

— Этого я сказать тебе не могу, — призналась она. — Назови это интуицией.

— Ох уж эти женщины со своей интуицией, — проворчал Златорукий, сдаваясь. — Будем молиться Враккасу, чтобы все случилось так, как ты предчувствуешь, — он поглядел на доспехи. — Ты слышала, что творится в Потаенной Стране? — Когда жена покачала головой, он быстро поведал ей о том, что пережили и услышали они с Бешеным. — Ты уверена, что Года действительно не охотится на бриллиант? Что говорит на этот счет твоя интуиция?

— Хорошие были времена, когда можно было встретиться с ребенком бога-кузнеца и не тратить время на размышления об искренности его слов и поступков, — простонала она. — Не могу сказать наверняка, но на протяжении всех дней, что она провела здесь, я не застала ее ни за чем, что показалось бы подозрительным, — она провела рукой по его бороде. — Камень все еще там, куда мы его положили.

Он улыбнулся.

— Пойду и скажу ему быстро, что я уже вернулся.

— А я соберу поесть. Насколько я знаю тебя, а главное, вспыльчивого Боиндила, вы точно проголодались, — Балиндис встала, набросила на себя простое шерстяное платье поверх льняной ночной рубашки и надела сапоги. — Еда скоро будет готова, так что не болтай слишком долго со своей прелестью.

— Моя прелесть, — прошипел он, передразнивая жадных скальных карликов, сгребавших золото и все, что выглядело ценным. Затем рассмеялся, и они рука об руку вышли из комнаты.

Через два перекрестка дороги их разошлись. Тунгдил снял масляную лампу со стены и отправился в ту часть штолен, которую в те времена занимали ученики Лот-Ионана. Большинство дубовых дверей по-прежнему находились на своих местах. За ними начинающие маги получали уроки и мечтали о том, что однажды унаследуют магическое королевство Лот-Ионана.