На следующий день путешествие в Аландур продолжалось.

Ночного переполоха Тунгдил не заметил. Утром его разбудил Боиндил, и Златорукий молча стал собираться. Не позавтракав, они двинулись дальше на юго-запад.

Лошадки неутомимо бежали вперед по дороге. Вокруг простирались однообразные пейзажи. Местность была гористой, а по меркам гномов скорее холмистой; они то ехали вдоль оврагов, то по долинам, то снова взбирались на возвышенности, откуда открывался вид на дикие просторы Северного Гаурагара. Гномы напрасно высматривали густые леса, земля была голой, а в низинах болотистой.

Бешеный во главе их небольшого каравана что-то жевал прямо на ходу; Тунгдил же приобрел у трактирщика оплетенную бутыль самогона и продолжил с той же ноты, на которой остановился прошлым вечером.

Его друг обернулся через плечо и посмотрел на Златорукого, покачав головой.

— Думаешь, станет легче, если ты будешь пить? Судьба Баврагора могла бы послужить тебе уроком.

Тунгдил не обратил на слова Равнорукого внимания и снова приложился к бутылке.

— Довольно уже! Балодила ты этим не вернешь, книгочей! — Боиндил развернул своего пони. — Живи и чти память о нем, вместо того чтобы жалеть себя и быть посмешищем для окружающих.

— Нет, Балодил не оживет, — пробормотал Тунгдил. — Я же сказал, что пью для того, чтобы умереть, — гном отрыгнул, сплюнул и снова поднял бутылку.

— Умереть хочешь? — Бешеный выпрыгнул из седла, схватил удивленного гнома за шиворот кожаного камзола, торчащего из-под кольчуги, и стянул его на землю. Не обращая внимания на протесты, он подтащил друга к краю отвесного утеса. — Ты действительно хочешь умереть? — Бешеный в ярости вырвал из рук книгочея бутыль и швырнул ее вниз. После долгого падения сосуд разбился о дно ущелья, оставив на камнях темное пятно. — Тогда следуй за ней! — мрачно крикнул гном. — Покончи со своей жалкой жизнью. Сейчас же, немедленно, но перестань жалеть самого себя. У самого низшего создания больше достоинства, чем у тебя!

Тунгдил не сумел высвободиться из стальной хватки Боиндила. Равнорукий прижал его лицом к земле над склоном.

Теплый ветер дул снизу, лаская лицо, словно маня Тунгдила, приглашая прыгнуть.

— Что такое, книгочей? — продолжал бушевать чернобородый. — Ты хочешь умереть! Ты сам так сказал! Так вперед! — Он схватил друга за кольчугу и с невероятной силой рванул.

Где-то в глубине души Тунгдила шевельнулось сопротивление. Неопределенное сопротивление, без причины, без повода. Не существовало цели или души, ради которой он хотел жить, и, тем не менее, что-то внутри отказывалось перебираться в Вечную Кузницу. Если там вообще найдется для него место… Златорукий вцепился в редкую траву, царапал пальцы о камни. Боль развеяла дурманящее воздействие алкоголя.

— ОТПУСТИ! — изо всех сил закричал ему на ухо Боиндил. — Я сделаю это ради тебя, сэкономлю твои оставшиеся деньги, которые ты мог потратить на пиво и водку. — Равнорукий с силой ударил друга в бок.

Тунгдил согнулся и потерял опору. Его тело почти полностью перевесилось через склон.

— Нет, нет! — в отчаянии вскричал он. — Ты…

— Я скажу, что ты защищал мою жизнь от разбойников, превосходящих нас числом, — гнул свое Бешеный, не обращая внимания на вопль Тунгдила. — Они запомнят тебя героем. И ты умрешь как раз вовремя, чтобы не растерять остатки уважения к себе.

И вновь тяжелый гномий башмак угодил Тунгдилу по ребрам. Вскрикнув, Златорукий скользнул еще немного дальше. Вниз покатились камни, поднимая на склоне тучи пыли.

— НЕТ! — собрав последние силы, оттолкнулся от камней Тунгдил, перемещая вес тела назад. С громким криком он бросился от края, потянув за собой Боиндила, и оба гнома оказались в безопасном месте. — Я… передумал, — прошептал он.

— Ах, вот как? — Бешеный выпрямился. — И откуда же столь внезапная перемена?

Тунгдил глубоко вздохнул.

— Не могу сказать. Внутренний голос противится.

— Внутренний голос по имени страх?

Тунгдил пожал плечами.

— Нет. Нет, что-то другое, — он прислушался к себе, словно ожидая ответа. — Думаю, это была… жизнь.

— Голос Враккаса, — заявил Боиндил, встал и протянул ему руку. — Ты и Огненный Клинок ему еще понадобятся. Против гномов выступил новый враг. Быть может, твое предназначение в том, чтобы победить его.

Тунгдил позволил помочь себе подняться, затем подошел к краю ущелья и посмотрел вниз. Нужен был всего один маленький шаг, и все проблемы были бы решены. Златорукий поднял ногу… и снова ощутил внутренний барьер.

— Еще осталась тяга к смерти, — проворчал его друг.

— Нет, — задумчиво ответил Тунгдил. — Я просто хотел удостовериться, что действительно хочу жить, — гном отвернулся от склона.

Бешеный протянул другу поводья пони, Тунгдил принял их.

— Хочешь. Я бы столкнул тебя, если бы ты не сопротивлялся изо всех сил, — серьезно проговорил он. — Это единственный способ выяснить, хочешь ты жить или нет, — на лице чернобородого мелькнула кривая усмешка. — Поверь, меня лечили точно так же, как я сейчас попользовал тебя.

— Ты был в отчаянии из-за смерти Боендала, — понял Тунгдил, наблюдая за тем, как воин садится в седло.

— Половина меня ушла вместе с его смертью. Может статься, что то была лучшая половина. Другая погрязала в глухих размышлениях и печали, пока я не начал думать, что хочу умереть. Кое-кто вылечил меня так же, как я тебя, и я понял, что хочу еще побыть среди живых. Враккас знает, зачем это нужно, — он с улыбкой кивнул на дорогу. — Но я в обиде на него за то, что он послал меня к эльфам, — и Равнорукий пустил своего пони рысью.

Тунгдил негромко рассмеялся.

— Ты прав. Враккас знает, зачем это нужно.

Целительный шок даровал Тунгдилу ясность мышления, которая оставила его после смерти сына. И теперь Златорукий видел — он все сделал не так! На протяжении всех последних циклов он все делал не так!

Существовал только один путь. Гном решил как можно скорее вернуться к Балиндис и попросить у нее прощения за все то горе, которое ей причинил. Ужасные слова, постоянное пьянство, отчужденность, когда она хотела прикоснуться к нему. Сам себе он этого простить не мог. Он задумчиво погладил пони по носу.

Бешеный уже сделал несколько шагов.

— Хо, книгочей! Ты идешь? — крикнул он. — Или лошадка поверяет тебе свою мудрость?

— Да, — ответил тот. — Она говорит, что я слишком толстый.

— Мог бы и меня спросить, я бы тебе то же самое сказал.

Тунгдил подхватил поводья и побежал.

— Хорошо, когда есть такие друзья, как ты. — Фраза была двусмысленная. Двигаться Златорукому ничего не мешало, а до Аландура было еще много миль. Миль, достаточных для того, чтобы похудеть на пару фунтов.

— Пригнись, Невероятный!

Родарио услышал окрик Тасии как раз вовремя. Он пригнулся, и ведро с помоями, летевшее ему в спину, просвистело мимо, угодив прямо в грудь актрисе. Вскрикнув, она сделала шаг назад и упала спиной в потоки Мифурдании, мгновенно смывшие с ее платья вонючие помои.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло, — усмехнулся Родарио, въехав одному из преследователей, как раз прыгнувшему из лодки на мостки, кулаком в лицо. Громила тоже рухнул в воду. После этого актер обернулся, сияя улыбкой. — Господин Умташен! Вы не забыли меня? Я рад, что вы бодры и полны сил.

— Ты, оплодотворитель! — вскричал пожилой мужчина, неожиданно появившийся у воды и метнувший помойное ведро. Старик снова размахнулся. — Она была обещана сыну судьи! А с твоим ублюдком он не захотел ее брать! — Он ударил. — Я оскоплю тебя за это!

— Господин Умташен, ваша дочь соблазнила меня, — ответил Родарио, хватая ведро. — И я был не первым, кто познал ее. Поверьте, я бы сразу понял, если бы она была девственна, — Невероятный вырвал у старика ведро и швырнул его в последнего преследователя, которого натравил на актеров отец Нолика.