Как раз вовремя. Из коридора послышалось шипение, белое облачко вылетело из туннеля, предвещая приближение противника.

— Вперед! — закричал Байгар. — Не знаю, можно ли его остановить! — Он приготовился опустить вагонетку.

— Да защитит тебя Враккас! — Фидельгар кивнул, перебросил раненого через плечо и побежал.

Никогда в жизни он не двигался настолько быстро, и впервые ему пришло в голову, что обширность королевства гномов — это недостаток. Крепкостук привлекал к себе внимание громкими криками. Гномы бросали работу, поспешно вооружаясь, и вскоре вокруг охранника собралось около пятидесяти воинов. Раненого Фидельгар оставил в безопасном месте и бросился вместе со спутниками в зал.

Но они опоздали.

Перевернутые вагонетки лежали в туннеле поперек рельсов, словно баррикада. Они помешали чудовищу проникнуть в следующий зал и в королевство Первых.

Но храброго Байгара они не нашли — только часть ноги, клочок камзола и пропитанную кровью трубочку для курения. Больше ничего среди изувеченных останков других гномов, разбросанных по стенам, полу и потолку…

Фидельгар заглянул вглубь мрачной штольни, но там ничего не было видно.

Их новый враг отступил и, вероятно, затаился в одном из туннелей. Спустя более пяти циклов Третьи снова объявили своим братьям и сестрам войну. Королева узнает об этом из его уст, как того хотел Байгар.

Тунгдил направлялся к Каменным Вратам через королевство Глаимбара, причем по той же дороге, что и пять циклов назад, вместе с Балиндис и Боиндилом.

Красота ландшафтов, открывавшихся его взору, отвлекла от привычных мыслей, заглушала вечное недовольство, с недавних пор присущее его характеру. Но не могла спасти от боли, потому что боль таилась, словно злобный зверь, в уголке его разума, слишком часто выходя наружу, вонзая свои острые когти в ранимую душу гнома. С того самого проклятущего дня они были его постоянными спутниками — недовольство и боль.

Стоило хоть немного развеяться — и смех любого ребенка, доносившийся до него, уничтожал хорошее настроение. Этот радостный звук, словно нож, резал его сердце, бередя душевные раны, заставляя их кровоточить, пока Тунгдил не запечатывал их водопадом пива. К сожалению, эти жалкие пробки никогда не держались слишком долго, приходилось их постоянно подновлять. Так рождались привычки…

Слегка покачиваясь, Тунгдил добрался до крепких врат, которые были преодолены однажды из-за предательства. Хотя кроме того единственного печального эпизода гигантские створки на протяжении тысяч циклов выдерживали атаки порождений тьмы.

И так должно продолжаться дальше. Камнетесы залатали бреши, пять засовов снова находились на своих местах и сдвигались только тогда, когда гномы произносили тайные слова.

— Если бы у тебя был один глаз и ты бы пел, то я бы решил, что ты — Баврагор Молоторукий, — раздался позади Тунгдила громкий голос, отвлекая от размышлений.

— Голос мертвого говорит о мертвом? — ответил он, оборачиваясь, слишком быстро, чтобы удержаться на ногах. Две крепкие руки поддержали Златорукого и не позволили упасть.

— Разве так выглядят мертвые, книгочей?

Тунгдил изучал мускулистого, приземистого гнома, стоявшего перед ним. Длинные черные волосы были сбриты на висках, за спиной болталась коса, борода такого же цвета доставала до пряжки на ремне, кольчуга, кожаный камзол, сапоги и шлем — все говорило о том, что перед Тунгдилом воин. Вороний клюв — разновидность боевого молота с длинным крюком — покоился на скале рядом с хозяином, рукоять касалась бедра.

— Боиндил? — недоверчиво прошептал он. — Боиндил Равнорукий! — затем радостно воскликнул Тунгдил, прижимая к себе друга, которого не видел уже пять циклов. Гном не стыдился своих слез, а громкое сопение возле уха сказало, что даже такой завзятый боец, как Бешеный, не скрывает своих чувств.

— У могилы моего брата Боендала у Высоких Врат виделись мы в последний раз, — плакал от радости Боиндил.

— И там мы тоже плакали, обнимаясь, — сказал Тунгдил, хлопая его по спине. — Боиндил! Как же я по тебе соскучился! — Он отпустил друга, с которым пережил невероятные приключения, веселые и грустные, ужасные и прекрасные.

Бешеный смахнул слезинки с бороды, и они стекли вниз, словно капли воды по гусиным перьям.

— Я все еще регулярно смазываю ее, — просияв, сказал черноволосый гном. — Книгочей, мне тебя не хватало, — Тунгдил пытался разглядеть в старом боевом товарище ту искру берсеркского безумия, которая могла проснуться в любой миг. Но взгляд карих глаз не был шальным и диким, он стал теплым и приветливым. — Смерть изменяет и живых, сказал ты мне когда-то. — Равнорукий похлопал Тунгдила по плечу. — Но если ты, будучи живым, будешь продолжать в таком же духе, то изменение станет твоей смертью, — заявил он. — Неужели пиво, которое варит Балиндис, настолько хорошо?

— Пиво нам поставляет торговец, и оно совсем не такое вкусное, как произведение гномьих пивоваров. Действие такое же, но от него на следующий день болит голова, — Тунгдил не обиделся на намек на свою полноту.

Но густые широкие брови друга сползлись на переносице.

— Иными словами: ты стал пьяницей, как Баврагор, — подытожил Боиндил. От Златорукого разило потом до рези в глазах, Бешеный видел слипшиеся волосы и постаревшее лицо. — Ты опустился, толстый герой. Что случилось?

— Мы встретились спустя пять циклов, а ты мне морали читаешь, — проворчал Тунгдил. Он огляделся по сторонам и увидел множество воинов, которые выстроились, чтобы закончить боевые упражнения.

— Меня никто не понуждал и не гнал. Я больше не горю жаждой битвы, огонь в моих жилах угас. Верховный король попросил меня пойти с тобой. Кто-то же должен присматривать за тобой, — он погладил рукоять вороньего клюва. — И почтить память о моем брате. В отличие от меня, клюв так и рвется в бой. Он вонзится в брюхо какого-нибудь свинорожего.

Перед рядами воинов взад-вперед бегал Третий; черные татуировки на лице выдавали его происхождение и профессию мастера сражений. Всего несколько циклов тому назад Третьи и гномы, которыми теперь командовал этот мастер сражений, стояли на поле боя друг напротив друга. Сегодня неукротимая ненависть угасла. Но не повсюду…

Боиндил проследил за взглядом Тунгдила.

— Я никак не могу привыкнуть, — признался Равнорукий, — не считая некоторых исключений, — он положил руку на плечо друга, — Третьи по-прежнему вызывают у меня подозрения. Я не могу забыть, что парочка из них поклялась искоренить нас. Я опасаюсь их хитростей.

— Да. Но их осталась всего лишь горстка. Теперь это не целое племя, как во времена Лоримбура. Ослепленные вымрут, — уверенно сказал Тунгдил. — Это мой отряд? — Златорукий направился к группе воинов, друг последовал за ним.

Третий заметил приближение гномов и повернулся к ним.

— Приветствую вас, Тунгдил Златорукий и Боиндил Равнорукий, — поклонился он. — Я Манон Тяжкоступ из клана Смертоносных Секир. Вот две дюжины воинов, которых я собственноручно подготовил для миссии в Потусторонних Землях, — его карие глаза смотрели уверенно. — Их ничто не испугает.

Боиндил приветливо рассмеялся.

— О, поверь мне, Манон, всегда найдется что-то, что испугает воина, — он водрузил оружие на плечо. — Что не означает, что страх нельзя одолеть.

Манон вызывающе ухмыльнулся.

— Тогда мои ребята покажут тебе, что существуют на свете гномы без страха.

— Да мы наверняка не найдем ничего, кроме осыпей и гальки, — спокойно произнес Тунгдил. — Когда мы можем выступать?

— Когда захочешь.

— Тогда завтра утром, на восходе, — решил Тунгдил и направился к башне. Он поднялся по лестнице на вершину и вышел на крепостную стену над воротами. Боиндил не отставал.

Они вместе смотрели в Потусторонние Земли, которые раскинулись перед ними в этот ясный вечер. Перед вратами находилась равнина, на которой прежде с завидным постоянством собирались чудовища, которые пытались штурмовать укрепления.