Дозвониться профессору по телефону он не смог. Теперь, пусть в окнах дома Лапуты и не горел свет, предпринял еще одну попытку.

И когда раздался первый гудок, увидел, как в конце квартала, на противоположной стороне улицы, из-за угла вышел человек и направился к дому Лапуты.

Что-то с этим мужчиной было не так. Шел он без зонта, без дождевика. Дождь, конечно, поутих в сравнении с дневным водопадом, но погода определенно не располагала к прогулке. А этот мужчина определенно никуда не спешил.

И его странное поведение заставило Рискового насторожиться. Если б этот парень был губкой, то он бы больше не смог впитать в себя ни одной капли дождя.

Он вальяжно покачивался, проходя под фонарями, не так, как иной раз покачиваются действительно крутые парни, а как покачиваются кинозвезды, играющие крутых парней. Его серые брюки, черная водолазка, черное кожаное пальто пропитались влагой, а он вел себя так, будто никакого дождя и нет.

Играл. В такую погоду других пешеходов, само собой, не было, и ни один автомобиль не двигался по тихой, застроенной жилыми домами улице, однако мужчина играл не для зрителей — для собственного удовольствия.

Устав слушать гудки телефонного аппарата в доме Лапуты, Рисковый отключил мобильник.

Ему показалось, что пешеход говорит сам с собой, хотя полной уверенности в этом не было.

Он опустил стекло и чуть повернул голову, чтобы лучше слышать, но шелест дождя заглушал практически все. Он улавливал лишь отдельные звуки и подумал, что пешеход поет, пусть не мог разобрать ни мелодии, ни слов.

К удивлению Рискового, мужчина сошел с тротуара и по подъездной дорожке направился к дому Лапуты. Должно быть, в кармане у него лежал пульт дистанционного управления, потому что гофрированные ворота гаража поднялись, чтобы пропустить его, и тут же опустились.

Рисковый поднял стекло. И продолжил наблюдение за домом.

Через две минуты свет зажегся в глубине дома, наверное, на кухне. А еще через полминуты свет вспыхнул и на втором этаже.

Был ли этот любитель дождя Владимиром Лапутой или нет, но в доме профессора он ориентировался без труда.

Из центральной ротонды, стоя у окна неподалеку от входной двери, Этан наблюдал, как автомобиль мистера Хэчетта отъезжает от дома в дождь и сгущающиеся сумерки. Шеф-повар покинул особняк последним.

Этан повернулся к неприметному, в углу, вмонтированному в стену темному дисплею, который осветился от прикосновения пальца. Контрольный блок-панель «Крестрон» позволял управлять всеми компьютеризованными системами поместья: температурного режима, кондиционирования, музыкальной, подогрева воды в бассейнах, освещения как в доме, так и на прилегающей территории, телефонной сети и многими другими.

Панели «Крестрон» стояли по всему особняку, но те же системы управлялись и с рабочих станций вроде той, что находилась в кабинете Этана.

После того, как Этан прикосновением активировал

экран, на нем появились три ряда иконок. Он приложил палец к той, что представляла камеры наружного наблюдения.

Поскольку на территории поместья и рядом с ним располагались восемьдесят шесть камер, на экране появились восемьдесят шесть чисел, от 01 до 86. Для того, чтобы быстро увидеть интересующий участок, следовало помнить, какие камеры что показывают, во всяком случае, номера тех камер, которые держали под контролем наиболее важные секторы.

Он коснулся 03, и на панели тут же появились главные ворота: камера находилась на противоположной стороне дороги. Именно она засняла Рольфа Райнерда, перекидывающего через ворота подарочную коробку с яблоком, внутри которого лежал кукольный глаз.

Ворота откатились в сторону. Автомобиль мистера Хэчетта покинул поместье, повернул направо и исчез из поля зрения камеры.

Ворота еще закрывались, когда Этан прикоснулся к экрану и вернул на него первоначальный набор иконок. На этот раз коснулся иконки охранной сигнализации особняка.

Далеко не все сотрудники имели право включать или выключать охранную сигнализацию, поэтому «Крестрон» потребовал пароль. Этан ввел его, получил доступ к системе и включил охранную сигнализацию по периметру особняка.

Практически во всех помещениях здания, за исключением спален, ванных и туалетов, стояли детекторы движения, которые засекали все движущееся в коридорах и комнатах. Они работали в постоянном режиме, двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, но подсоединялись к системе охранной сигнализации только при ее переводе в режим «никого нет дома», когда в особняке никого не оставалось, что случалось крайне редко.

Поскольку Фрик и Этан были в доме, подключение детекторов к системе сигнализации привело бы к тому, что сирена начинала бы реветь всякий раз, когда они пересекали зону контроля или даже просто взмахивали рукой.

Ему же требовалось, чтобы сирена заревела только

при открытии двери или окна. Эта предосторожность, вкупе с дополнительными рубежами защиты на территории поместья, гарантировала, что никто не застанет его или Фрика врасплох.

Тем не менее он не хотел, чтобы Фрик спал один на третьем этаже. Ни в эту ночь, ни в следующую, ни в ближайшее время.

Вариантов было два: или Фрик ночует на первом этаже, или Этан проводит ночь в гостиной квартиры Фрика. Этот вопрос он намеревался обсудить с мальчиком за обедом.

А пока, впервые после возвращения в поместье, Этан пошел в свою квартиру, в кабинет, к столу, где оставил связку из трех серебряных колокольчиков. Они исчезли.

В нижнем гараже больницы Госпожи Ангелов, когда они заметили, что в салоне машины «Скорой помощи» недостает только одной связки, он заподозрил, что у Рискового оказались те самые колокольчики, которые он обнаружил в своей руке, стоя у магазина «Розы всегда».

Фантом, который он видел в зеркале ванной в квартире Данни, фантом, который нырнул в зеркало в квартире Рискового, побывал здесь ночью, когда Этан спал, взял колокольчики и доставил их Рисковому по причине, остающейся тайной за семью печатями. Этан не сомневался, что тайну эту удастся разгадать. А фантомом этим, судя по всему, был Данни Уистлер, восставший из мертвых.

Этан поражался самому себе: в голове бродят такие странные мысли, а он остается в здравом уме. По крайней мере, он верил, что остается в здравом уме. Но ведь мог и ошибаться.

Хотя колокольчики исчезли, содержимое черных коробок осталось. Этан сел за стол и оглядел шесть элементов головоломки в надежде на озарение.

Божьи коровки, улитки, обрезки крайней плоти в формальдегиде, керамическая кошечка из-под пирожных, набитая фишками для «Скрэббл»…OWE, WOE… книга о собаках-поводырях, глаз в яблоке…

В лучшие дни, в лучшем настроении он не мог понять смысл этих посланий. Он рассчитывал, что внутреннее напряжение и душевная усталость приведут к тому, что интеллектуальные барьеры рухнут, позволив ему увидеть все в ином свете, понять то, что прежде казалось непостижимым.

Не сложилось.

Он позвонил охранникам, которые несли дежурство в домике смотрителя поместья. Их смена началась в четыре часа, и они уже знали, что охранную сигнализацию особняка он включил раньше обычного, потому что их мониторы зарегистрировали его команды.

Не объясняя причин, он попросил их быть в этот вечер особенно внимательными.

— И передайте мою просьбу парням из замогильной смены, когда они сменят вас.

Он позвонил Карлу Шортеру, руководителю группы, охраняющей Лицо во Флориде. Шортер доложил, что у него тишина и покой.

— Я позвоню тебе завтра, — сказал Этан. — Нам нужно заново обсудить ваше прибытие в Лос-Анджелес в четверг. Усилить охрану как в аэропорту, так и на базе, изменить маршрут следования, на случай что кому-то известен прежний.

— У тебя пока все чисто? — спросил Шортер.

— Вроде бы да.

— Тогда в чем дело?

— Я же рассказывал тебе об этих странных подарках в черных коробках. Мы ухватили одну ниточку. Но до конца клубок не распутали.