К тому времени как любимый справился со вторым чулком, Джейн почувствовала, что опьянела. Должно быть, за обедом выпила слишком много портвейна, о котором так жарко спорили Чарлз и Невилл. Ноги сами собой раздвинулись, приглашая к ласке. Теперь на смену пальцам пришли губы. Берн поднял подол платья, провел влажную линию от щиколотки до колена и поднялся выше, к внутренней части бедра.

Чтобы не вскрикнуть от новизны и остроты ощущений, Джейн пришлось прикусить губу.

Берн сдерживался. Как бы ни хотелось продолжить путешествие вверх по ноге, он понимал, что еще рано: напряжение сказывалось и в позе, и в легкой, едва заметной дрожи. Вместо этого он склонился над возлюбленной подобно предвкушающему пир хищнику и продолжил соблазнение, теперь уже уверенный и в собственных силах, и в ответе. Провел губами по шее, и Джейн судорожно вздохнула, не в силах сдержать чувства. Наконец-то удалось победить ужасные пуговицы, и Берн потянул платье, освобождая любимую от его веса, а себя — от досадной помехи. Теперь прекрасную наготу прикрывала лишь тонкая батистовая сорочка с кружевами на подоле.

С точки зрения Джейн, ситуация складывалась несправедливо, и она занялась пуговицами на рубашке Берна. К счастью, возиться пришлось недолго, и скоро очередное препятствие было устранено. Во время купания ей уже довелось видеть его по пояс раздетым — так близко, что не составляло труда протянуть руку и дотронуться. Но тогда, в воде, прикосновение казалось запретным. А сейчас, когда время остановилось, ничто не мешало восхищаться и исследовать. Джейн провела пальцами по широкой груди и ощутила рельефные линии мышц: тренировки и активная жизнь на воздухе благотворно сказались на его физическом состоянии. Крепкая мускулатура вырисовывалась и на плечах, и на животе. Упругие волоски щекотали ладони и выглядели одновременно забавными и трогательными: Набравшись храбрости, Джейн отважилась исследовать территорию, полную сокровенных тайн.

Когда рука проникла в бриджи и нашла напряженную, до странности твердую плоть, Берн вскинул голову и схватил ее за запястье. Медленно выдохнув, вытащил дерзкую ладонь, резким, стремительным движением опрокинул Джейн на спину и, продолжая удерживать запястья над головой, оказался сверху.

Она смотрела в глаза, слишком удивленная неожиданно бурной реакцией, чтобы отвести взгляд, и в то же время завороженная предстоящими открытиями. Берн наконец-то отпустил руки и склонился, чтобы снова поцеловать. Теперь губы уверенно спускались к груди, в то время как пальцы поднимали сорочку: к талии, к плечам, чтобы снять. Зубы осторожно сжали плотный темный сосок, и Джейн не смогла сдержать тихого возгласа. Запустила руку в его густые волосы, но не остановила: Берн продолжал путь.

Удивительные ощущения оказались слишком новыми, слишком острыми и горячими. Джейн даже не подозревала, что способна испытывать нечто подобное. Губы увлекали в неизведанное, томили, обещали несказанное блаженство…

И вдруг он отстранился.

Нет, это невозможно, невероятно!

Джейн хотела возмутиться, но приподняла голову и увидела, что Берн торопливо раздевается. Он предстал в великолепии мужественной наготы, откровенной, безупречной и мощной. Удивительно, но сейчас не возникло даже намека на смущение. Первозданная красота подарила уверенность и смелость. Возлюбленный вернулся, и Джейн с радостной готовностью приняла новую близость. Ни на миг не прекращая поцелуи, Берн погрузил пальцы в горячую глубину ее лона, желая удостовериться, что его ждут.

Да, Джейн сгорала от нетерпения и мечтала о продолжении. Берн задержал дыхание и рванулся вперед, но тут же почувствовал, как испуганно сжалась, напряженно застыла любимая. На глазах выступили слезы, однако она не вскрикнула и не застонала — нет, вместо этого укусила его за плечо. Берн с готовностью принял часть боли, которую сам же и причинил. Неожиданное ощущение принесло благотворный побочный эффект: помогло сдержаться и не броситься в неудержимо манящую пучину страсти. Боль кольнула и мгновенно прошла; теперь предстояло доставить наслаждение.

Медлительно, нежно Берн провел ладонью по шелковой коже, приподнял мягкие ягодицы, прижал, стараясь войти глубже. Джейн прогнулась, прильнула в стремлении слиться воедино — движение инстинктивное, но нестерпимо эротичное — и обвила ногами мужественный торс.

Берн без страха поддался ритму вожделения, не забывая поцелуями увлекать за собой Джейн. Сейчас она жила только новыми чувствами, о существовании которых прежде даже не догадывалась. Неумолимая волна влекла ввысь, на неведомую вершину. С каждым движением все острее хотелось чего-то… чего-то большего.

Хотелось, чтобы каждый дюйм горячей кожи касался ее кожи. Хотелось, чтобы руки дерзко ласкали, проникая в самые сокровенные уголки. Хотелось света синих глаз. Хотелось тепла жадных губ — давно, с тех самых пор, как несколько месяцев назад довелось увидеть его выходящим из воды. Разум освободился от всех мыслей, кроме одной: сладостные минуты воплотили тайные мечты, тайные желания. Разве подсознательно, не отдавая себе отчета, они не тянулись друг другу еще до того, как познакомились и получили возможность общаться? Джейн много раз замечала его во время светских раутов, да и он не мог пройти, не обратив на нее внимания.

Внезапно чаша переполнилась. Волна подхватила и понесла, захлестнув восторгом, от которого хотелось смеяться и кричать. Джейн вздрогнула, и Берн крепко обнял ее, прижал, чтобы вместе пережить миг блаженства.

Он продолжал двигаться — теперь уже быстрее, торопясь взойти на собственную вершину. Тяжело и неровно дыша, увлекал ее за собой, словно боялся остаться в одиночестве, а она гладила его по спине, ногам, бережно проводила пальцем по безобразному грубому шраму. И вот наконец Берн тоже достиг освобождения.

Несколько мгновений прошло в неподвижности: не было сил поднять голову, открыть глаза. Когда же он наконец пришел в себя, то первым из тумана выплыло плечо Джейн: на нежной коже остались следы его страстных объятий. Почему-то грубые отметины вызвали не сожаление, а гордость, словно символ безусловной победы.

Да, отныне она принадлежала ему.

Он поднял голову и встретил недоуменный взгляд: Только сейчас оба начали постепенно возвращаться к действительности, о которой совсем забыли. Но прежде чем окончательно спуститься на землю, Джейн с улыбкой прошептала те сокровенные слова, ради которых пришла в темноте на берег озера. Признание родилось только сейчас, в состоянии полной отрешенности и свободы.

А когда Берн заправил за ухо рыжий локон и повторил те же слова в ответ, то едва не засмеялся от счастья: впервые в жизни он получил все, что хотел, и не имел иных желаний.

Кроме одного: не расставаться.

Они лежали долго — может быть, несколько минут, а может быть, несколько часов. Свеча на столе догорела, а небо за окном из черного превратилось в серое. Погружаясь в сон, Джейн почувствовала на щеке теплые губы и услышала:

— Спокойной ночи, Джейн.

Казалось, пожелание принес летний ветерок.

Нет, уже не летний. Полночь миновала, а это означало, что наступил первый день осени.

Виктория проснулась в чрезвычайном волнении. Первый день осени обещал долгожданный праздник: бал в доме герцога Рейна. Как же не волноваться, если событие объединило огромную работу и огромные ожидания? Ночью не удалось сомкнуть глаз — сон отказывался приходить. К счастью, главная проблема разрешилась: нога уже совсем не болела. Но оставалось множество деталей, которые еще предстояло проверить, и мелких вопросов, требующих неотложного внимания. Поэтому предрассветные часы прошли в размышлениях и составлении дополнительного списка срочных дел.

К полудню хлопотливая особа едва не падала с ног от усталости.

— Немедленно ложись и постарайся уснуть, — приказала леди Уилтон, провожая младшую дочь в спальню.

— Но если бумажные фонарики закрепят плохо, то может загореться сад! — воскликнула Виктория, позволяя матери расстегнуть пуговицы на платье и расшнуровать корсет.