– Как ты это видишь? – требую ответить я, мне очень важно узнать. – Вспомни! Закрой глаза и вспомни.
Он закрывает глаза и вспоминает.
– Как? – требую я.
– Сверху, – неуверенно отвечает он и добавляет: – Точно сверху.
Я улыбаюсь во весь рот. До самых ушей. Я угадала. Я хохочу во все горло. Я угадала!
– Что ты смеешься? – недоумевает он.
– Ты глупый. Самый бестолковый на свете!
– Глупый, – соглашается он. – И бестолковый.
– Знаешь почему?
Он улыбается и не отвечает. Не знает. Не знает! А я знаю, кто он!
– В прошлой жизни ты был соколом. Самым настоящим. У тебя сохранился запах соколиных крыльев. В твоей древней памяти.
Я смеюсь, он смеется вслед за мной и берет меня в свои руки-крылья, как в детскую колыбель.
– Ты ловил ящериц, обжигая когти, и лопал их за милую душу.
– Глупая ты, – говорит он.
– Ужасно глупая, – соглашаюсь я.
Всю бы жизнь прожила в его руках! Так не хочется домой, что тоска смертная на сердце ложится. Когда я снова его увижу?
Он несет меня домой на своих руках.
– Тебе тяжело? – Я боюсь за его крылья. Они так устали от жизни.
– Нет. Я тебя не чувствую. Будто тебя и нет, – говорит Шагающий ангел.
В его голосе такая тоска, как у меня на сердце. Я хочу плакать, потом умереть. Какая я счастливая!
* * *
У Димитрия сегодня вечер, свободный от тренажерного зала, потому он привез меня к себе домой сразу после работы. Я могла бы сказаться больной и увильнуть от такой чести. Но он заехал за мной на работу и увидел мою счастливую физиономию. Я даже не хромала!
Я тащилась за ним на своей машине, думая сбежать на каждом перекрестке.
Надо сказать ему «адью» и быть таковой. Что он мне сделает, в конце концов? Ну, не убьет же на самом деле. Он же не клинический идиот. Ну, прибьет, покалечит. Руку сломает. Ногу. Даст по голове. Сотрясение можно пережить. Много хуже, если ушиб мозга. Могут быть непредсказуемые, тяжелые для здоровья последствия. Я ни с того ни с сего представила себя инвалидом, как… И поехала вслед за Димитрием.
Я не хочу с ним спать. Не хочу до колик в животе. Это нечестно и подло. Как смотреть Игорю в глаза? Что делать? Я даже не могу сказать, что у меня месячные, Димитрий знает мой цикл. Он помнит его наизусть лучше меня. Такое впечатление, что он отмечает его в календаре, как это делают женщины. Что за бестактная навязчивость!
Мы ужинаем у него дома, я ем то, что приготовила его прислуга. Он не может даже яичницу поджарить, а попрекает меня тем, что я не умею готовить. Все клоны живут двойными стандартами.
Может, сказать, что я отравилась? Отравилась пищей, приготовленной прислугой, отбившейся от моих рук и ног. Господи, что за ерунда лезет мне в голову! Я действительно инфантильна? Я вдруг вспомнила, как целовала пупок по телефону. Нет, я поглупела от любви. Окончательно и бесповоротно. Мне просто повезло! Завидуйте! Всем бы стать такими глупыми, и мир повернулся бы на сто восемьдесят градусов. Мир цветов и детей цветов. Мир балетных цыплят, рождающихся у женщин.
Интересно, когда целуешь по телефону, пупку щекотно? Надо спросить. И зацеловать пупок до смерти. У него так смешно морщится лицо, когда ему щекотно, что у меня самой щекочет сердце. Даже сейчас.
– Что ты хихикаешь? – спросил Димитрий.
– Хорошее настроение в вашем кругу наказуемо?
– Каком кругу? Что ты прицепилась ко мне с каким-то кругом?
– Меня мучает классовая ненависть, – призналась я. – Пепел СССР стучит в мое сердце.
– Выходи за меня и смени ненависть на любовь.
– А как же пепел?
– Мы заведем урну, – утешил Димитрий. – На память.
Я расхохоталась. У меня прекрасное настроение, его не может испортить даже Димитрий. Тем более он сегодня так мил. Может, уступить ему? Распрощаться красиво? Все же он потратил на меня свое время. У клонов каждая секунда на счету. Они живут с секундомером. С ним они спят, едят, работают, развлекаются, занимаются любовью. У них условный рефлекс на будильник секундомера. Звонок прозвенел, слюна пошла и закапала условными единицами.
Точно. Распрощаться сегодня и поставить точку. Тряпки, цацки и ключи от машины вернуть в сумке. Точнее, в сумках. Хорошо, что я познакомилась с ним в теплое время года. Не надо тащить шубу. Прийти и оставить все дома, когда его не будет. У меня есть ключ от его квартиры. Ключ в почтовый ящик. Машину во двор. Он все поймет. Он же не клинический идиот.
Димитрий щелкнул пальцами, я подняла на него свой фирменный умственно отсталый взгляд. Типичный для меня в последнее время.
– Замуж, – сказал он.
– Чем я тебе нравлюсь?
– Ты дура, – ответил он.
– Меня дурой еще никто не называл! – разъярилась я.
Так оскорбительно еще никто не отзывался о моих умственных способностях. Не было повода!
– Не в этом смысле, – сообщил клинический идиот.
– Я не выйду за тебя замуж. Семейная жизнь строится на уважении.
– И не только.
– Для тебя главное секс!
– Я же сказал, что ты дура.
Узколобый мерзавец! Вот кто ты, Димитрий. Тебя надо поставить в угол за дуру. Из-за тебя я разучилась держать себя в руках. С этим надо покончить. И я это сделаю, не беспокойся. У меня все по плану.
Зазвенел звонок моего мобильника. Димитрий в три прыжка оказался у моей сумки. Выдернул телефон и нажал кнопку.
– Слушаю, – сказал он.
Я покрылась холодным потом. С головы до ног. Он нажал отбой и протянул телефон мне.
– Кто это был? – Я не узнала свой голос. Я не узнала свои губы. Они были чужими.
– Какая-то женщина. – У него спокойное лицо.
– Это, наверное, мама. – Меня отпустило, и я почувствовала облегчение.
Я испугалась не Димитрия. Я испугалась того, что Игорь может услышать чужой мужской голос по моему мобильному телефону. Мобильный телефон – это личная территория, чужие там не ходят. Все нормальные женщины не могут найти телефон в своей сумке. Телефон звонит, они роются в сумке часами и не могут его найти. Я презирала их за их безалаберность. Теперь я осознала свою ошибку. Это инстинкт самосохранения. Подсознательный, безусловный рефлекс. А у меня даже в сумке все разложено по полочкам. В ней идеальный порядок. Телефон лежит в специальном кармашке, где и должен лежать. Я проклинаю свою педантичность! Я слабоумная, тупиковая ветвь эволюции. Все остальные женщины – продукты идеального хода естественного отбора, их оружие – женская хитрость и интеллект высшего порядка, уровень которого недоступен для узколобых. Получается, я в числе узколобых. Мужественная женщина. Как отвратительно!
Я легла спать, отправив Димитрия в угол. На его половину кровати. Он должен быть наказан за телефон и за дуру.
– Ну, зачем же сразу ядерное оружие?
– Я не использую оружие. Это холодная война и железный занавес. – Я засунула голову под подушку.
– Завтра тоже будет холодная война и железный занавес? – спросил Димитрий, засунув голову под мою подушку.
Я сделала вид, что сплю. Димитрий отпал, как сухой лист. Он становится смирным и ручным. Есть преступление, нет наказания. Может, я ему надоем? Поскорей бы!
Все клоны – одноклеточные. Им только одно подавай, не надо даже особо стараться.
Я вспомнила, как одна моя знакомая купила индийский эротический набор со съедобными кремами, которые можно было слизывать, с какой-то особой пудрой и даже со страусовым пером. А зачем, собственно? Другая моя знакомая всякий раз надевала красивое белье, ее муж злился и вопрошал: к чему одеваться, если все равно все снимать? Он все время путался в застежках ее бюстгальтеров, застежки постоянно меняли географию от одного бюстгальтера к другому.
Женщины конкурируют друг с другом не ради мужчин, а ради женщин. Хорошо одетая, с высокой самооценкой женщина вселяет неуверенность в соперниц и мимоходом привлекает одноклеточных.
Я сравнила отношения полов с бильярдом. Женщина – кий, мужчина – шар. Чем больше игроков, тем больше киев. Шары-мужчины выстраиваются «свиньей», женщина выбирает наиболее уязвимое место и бьет по заветному шару. Если повезет, то заветный шар попадает в лузу, если нет, то в лузу попадает ненужный шар от рикошета. Иногда приходится брать и такой. Совсем плохо, если женщина не умеет играть в бильярд, тогда в лузе не оказывается никаких шаров, даже случайных. Умение играть в бильярд может прийти с годами, но кий уже не тот, рука неверна, сил не осталось, острота зрения ухудшилась. Результат может оказаться совсем неожиданным.
