– Володя, а вы в армии служили?

– Да, на флоте. Вот, поглядите, настоящий моряк! – Он потянул вверх рукав куртки и показал якорь, вытатуированный на запястье. – Бывалые люди сразу секут, что к чему. Морячком называют.

Мила вздрогнула, а потом непроизвольно затаила дыхание. Скосила глаза и посмотрела на Мешкова еще раз, очень внимательно. Затем медленно обернулась назад, чтобы лучше разглядеть вещи на заднем сиденье. Так и есть! Сначала она заметила их краем глаза, но теперь убедилась, что интуиция ее не подвела. На сиденье лежало длинное пальто Орехова, а сверху – его же шляпа.

«Значит, это не Илья приезжал за Викой Ступавиной в тот день, когда она исчезла! – подумала Мила с радостью и одновременно со страхом. – Это был Мешков! Но зачем он тогда переоделся под Орехова? Наверное, чтобы отвести от себя подозрения. Потому что Вика...» Она не успела додумать до конца эту мысль, когда ее перебила следующая: «И точильщик ножей сказал про него: „морячок“. Я подумала, это из-за того, что он пробороздил лужу. Но, вероятно, старик заметил якорь на его руке в тот момент, когда Мешков поднимал и грузил в машину Викины вещи. И едем мы сейчас не на дачу Орехова, а на дачу Мешкова. Я узнаю дорогу. Боже мой, он привезет меня туда и шлепнет! Но ведь его видело столько народу! На что он рассчитывает? Или у него уже просто не осталось другого выхода?»

Мила поняла, что терять ей, в сущности, нечего, и, глядя на дорогу перед собой, напряженным голосом спросила:

– Володя, ведь это вы убили Сашу Листопадова?

– Кого? – обалдел Мешков, вытаращив глаза и посмотрев на Милу крайне изумленно.

– Ну, того парня, который стерег мою дверь. Вы ударили его по голове чем-то тяжелым, а потом затащили в подвал.

– Знаете, Мила, вы меня просто изумляете, – пробормотал шофер. – Даже не пойму, о чем вы толкуете. В убийстве обвиняете! Почему? Что я вам такого сделал?

– Вы стреляли в меня на балконе редакции, потом в подмосковном лесу, потом душили меня дома в собственной постели, отравили мою овощную смесь и в довершение всего едва не убили мою лучшую подругу!

– Да почему я?! – закричал Мешков, ощутимо прибавляя скорость. – Зачем вы мне сдались?

– Это вы расскажете в прокуратуре! Остановите машину!

– Да не стану я останавливать! Лучше отвезу вас к мужу, пусть он и разбирается во всем.

– Вы врете! Никакой муж меня не ждет! Может быть, в Орехова вовсе и не стреляли! А везете вы меня к себе на дачу, к своей полоумной мамочке!

Лицо Мешкова в один миг неуловимо изменилось.

– Вы что, ездили ко мне на дачу? Шарили вокруг моего домика? Расспрашивали соседей? Почему?

– Потому что вы прячете там наркотик в двух коробках, оклеенных желтой лентой. Мой муж, наверное, думает, что это нечто безобидное типа кошачьего корма или таблеток для похудания. О, я знаю! Вы через его фирму проворачиваете свои темные делишки – торгуете наркотиками и все такое! Вика Ступавина про это узнала, и вы ее убили! А свалили все на исчезнувшего Егорова: дескать, это с ним она бежала в Испанию.

– Оригинальная версия, – процедил Мешков.

Услышав его голос, Мила резко повернулась и поняла, что перед ней сидит совершенно другой человек, нежели тот, что вел машину еще минуту назад. С Мешкова слетело все напускное благодушие, не осталось ни тени подобострастия, которым он обычно щедро сдабривал свои речи.

– А что, все было не так?

– Поговорим, когда приедем, – процедил Мешков.

– Ну уж нет! В вашей дыре можно сделать с беззащитной женщиной что угодно! Никуда я с вами не поеду. Выпустите меня!

– Ща, – грубо ответил тот, – разбежалась.

Вслед за этим Мила повела себя с женской недальновидностью. Она наклонилась влево и, уцепившись руками за руль, крутанула его в сторону. Машина, шедшая на большой скорости, едва не слетела в кювет. Надо сказать, что движение на трассе было не слишком оживленным, однако она и не пустовала. По обеим сторонам ее несся лес, стоявший сплошной стеной. Последнюю бензозаправку они проехали минут десять назад. Впереди не было заметно никаких признаков цивилизации.

Однако Мила подумала об этом вскользь, краешком сознания.

– Решила покончить жизнь самоубийством? – закричал Мешков и пребольно стукнул ее локтем. Но она не собиралась сдаваться так просто и, проворно наклонившись, изо всех сил укусила его за правую кисть. Мешков истошно заорал, машина вильнула, и когда Мила вскинула голову, то увидела, что на них несется огромный грузовик. Вспомнив, что она не пристегнута, Мила рванула дверцу и вывалилась на дорогу.

Первым, что она увидела, придя в себя, была еловая лапа, сквозь которую просвечивало темное небо. Мила поводила глазами влево-вправо и, приподняв голову, попыталась сообразить, что произошло. Через несколько секунд память вернулась, а силы, к сожалению, нет. Кроме того, она почувствовала нарастающую боль во всем теле. Мила медленно подняла руки и ощупала голову. Вроде бы все в порядке. Шишка на макушке, но это ерунда. Главное, кровь ниоткуда не течет – только царапины на руках. Она со стоном приняла сидячее положение и убедилась, что цела.

Лежала она в ельнике, окаймлявшем дорогу по правую сторону. Поскольку здесь деревья росли очень близко к шоссе, можно было только радоваться, что ее не шарахнуло о какой-нибудь ствол. «Ничего себе – я улетела!» – со страхом подумала Мила. Хватаясь руками за ветки, она кое-как поднялась в полный рост.

Довольно далеко впереди, на шоссе, творилось нечто невообразимое. Грузовик свалился набок и лежал поперек проезжей части, а вокруг него валялась гора коробок и ящиков. Подъехавшие с двух сторон автомобили создали пробку, водители вышли наружу и стояли кучками, горячо обсуждая случившееся. Машина, на которой они с Мешковым ехали, врезалась в дерево, соскочив с дороги на левую сторону, и теперь пылала, словно факел. Вероятно, некоторое время назад она взорвалась, и теперь ничего уже нельзя было сделать.

Мила не знала, спасся Мешков или остался за рулем и погиб в пламени пожара. Ни милиции, ни «Скорой помощи» еще не было, поэтому Мила поняла, что находилась без сознания всего ничего. Люди, толпившиеся вокруг попавших в аварию машин, конечно, не знали, что кто-то остался жив и сейчас остро нуждается в помощи. У нее же не было сил даже крикнуть. И стоять дальше тоже не было сил. Поэтому она медленно сползла обратно на землю. Водители были от нее довольно далеко. Вероятно, после того как она выпрыгнула из машины, та еще некоторое время неслась по шоссе, пока не встретилась с грузовиком.

Между тем автомобилей вокруг места аварии скапливалось все больше и больше. Мила рассчитывала, что, когда они выстроятся на шоссе вереницей, ее кто-нибудь заметит. Впрочем, даже если сейчас выползти из ельника и начать отчаянно размахивать руками, кто-нибудь наверняка затормозит. Она, кряхтя, поползла вперед...

...И вдруг увидела автомобиль Орехова. Он медленно двигался по шоссе и остановился, не доезжая до места происшествия – как раз напротив сидевшей в ельнике Милы. Из машины вышел Орехов, а вслед за ним Дима Дивояров. Некоторое время они стояли возле автомобиля, ничего не говоря друг другу, и напряженно всматривались в даль.

Мила собрала все свои силы и крикнула:

– Илья!

Получился шелест. Она еще раз напряглась и чуть более громко прошептала:

– Илья!

– Господи, мне чудится, что она меня зовет! – отчетливо донесся до Милы голос Орехова. Он схватился за голову двумя руками и тревожно замычал.

«Надо же, как он обо мне печалится», – с благодарностью подумала Мила и тут услышала, как Дивояров прошипел:

– Да успокойся ты! Говорю тебе: она умерла! Никто бы не выжил в таком пожаре. Все к лучшему в этом лучшем из миров. Нашей проблемы больше не существует. Радуйся, болван, что все совершилось без твоего участия.

– Но Мешков тоже погиб!

– Туда ему и дорога, – зло сказал Дивояров. – Слишком много о себе возомнил, шоферишка!