– И все равно я не могу поверить, что ее больше нет! – уперся Орехов и даже привстал на цыпочки, чтобы лучше видеть, как сгорает его проблема.

– Я сам не могу поверить, – буркнул Дивояров. – Она была словно заговоренная! Мы пять раз на нее по– кушались, только подумай! Пять попыток убийства! Все впустую. И вот она гибнет на шоссе. Так просто и изящно!

Мила попятилась. Теперь она старалась производить как можно меньше шума. Тут как раз завыли сирены – подъехала милиция, ведя в хвосте «неотложку». Орехов, словно пытаясь очухаться от сна, растер щеки двумя руками.

– «Не верю, не верю...»– передразнил его Дивояров. – А сам поторопился позвонить ее сестрице, чтобы сообщить печальное известие.

– Ее родственнички сейчас в ее же квартире. Придется мне туда ехать и скорбеть вместе с ними.

– Подожди пару часов, очухайся немного. А то, неровен час, проговоришься, – предостерег его Дивояров.

Орехов согласился и, поглядев на часы, прикинул, во сколько ему надо ехать скорбеть.

Мила даже не осознавала, что чувствует себя уже гораздо лучше, чем прежде. Она просто ползла и ползла на животе глубже в лес, как партизан, посланный в разведку. Когда шоссе пропало из виду, она смогла наконец перевести дух.

Итак, сомнений больше нет – убить ее хотел Орехов. А вероятнее всего, не он один, а вся его гоп-компания. Но за что?! Мила готова была визжать от отчаяния – она не понимала. Не по-ни-ма-ла! Пожалуй, прежде чем объявлять всему миру, что она жива, стоит узнать причину, по которой ее замыслили отправить на тот свет. Потому что никаких улик против Орехова у нее не было. Сейчас, очевидно, что-то и можно еще сделать. Но стоит ему узнать, что Мила по-прежнему жива, он уничтожит все улики. И никогда, конечно, не признается в содеянном.

Подумав немного, Мила решила ехать к Гулливерше Ларисе. Это было довольно рискованно, потому что та, по всей видимости, страстно влюблена в Орехова. Впрочем, вряд ли она настолько испорчена, чтобы покрывать убийцу. Пока еще она не знает о его преступной сущности. Но Мила была полна решимости открыть ей глаза.

Поехать ей все равно было больше не к кому. Сестра пока отпадала, лучшая подруга лежала в реанимации, Константин наверняка уже примкнул ко всей честной компании. Позвонить кому-нибудь из них – значит открыться раньше времени. Они тут же перестанут скорбеть, и Орехов обо всем догадается. Слава богу, что родителей нет в городе и им не сообщат ужасную весть по крайней мере до завтра. А до завтра она уже «воскреснет».

Поднявшись на слабые ноги, Мила лесом-лесом пробрела довольно приличное расстояние, потом только высунула нос на дорогу – поцарапанная, в ушибах и шишках, переполненная праведным негодованием. Из-за того что она была грязная, ни один автомобиль возле нее не останавливался. Но время-то утекало! В панике Мила забыла о своих болячках и принялась скакать по обочине, словно макака, которая видит банан и не может до него дотянуться. Наконец какой-то молоденький водитель сжалился над ней и, приоткрыв дверцу, спросил:

– Вам куда, тетя?

– К любому метро! – отозвалась Мила, стараясь говорить как можно интеллигентнее. – Вы проезжали, видели: там авария? Меня немножко задело. – Это объясняло ее дикий вид.

– Ой! – всполошился водитель. – Так, может, вам в больницу надо?

– Нет-нет! – замахала руками Мила, устраиваясь поудобнее. – Все обошлось. Мне просто к метро.

– «Динамо» устроит? Или «Савеловская»? Мне, в сущности, в те края.

– Меня все устроит, – кивнула Мила. – Метро – это спасение для странника. Главная, так сказать, артерия столицы. Добрался до метро – считай уже дома.

– Я к машине привык, – признался водитель. – Хотя сейчас столько пробок, что порой метро гораздо предпочтительнее.

Мила кое-как поддерживала беседу, напряженно составляя план действий. Кто окружал Орехова? Дивояров, Мешков, Лушкин и Отто Швиммер. Немец отпал сразу – Мила не собиралась связываться с иностранцем. Мешков, судя по всему, погиб. Дивояров был опасен и вряд ли раскололся бы даже под пытками. Как, впрочем, и Орехов. А вот Лушкин... «Лушкин в этой команде – самое слабое звено, – решила Мила. – На нем и следует остановиться».

К огромному облегчению Милы, Лариса сидела дома. Лицо у нее было зареванным. Вероятно, драма, о которой говорил Мешков, действительно состоялась.

– Это вы... ты! – удивленно воскликнула Лариса, всплеснув руками.

Тут же под ноги Миле с радостным визгом бросился Трезор и принялся скакать вокруг нее, словно ошалевший ребенок вокруг новогодней елки. Чтобы он отстал, пришлось взять его на руки и поцеловать. Мила проделала это скорее по привычке, чем от сильного чувства.

– Почему Трезор у тебя? – вместо приветствия спросила она, испугавшись, что Лушкин куда-нибудь уехал.

– Так, приблудился, – неопределенно ответила Лариса, пропуская Милу в квартиру. И мрачно добавила: – Приехала узнать подробности скандала?

– А что, был скандал?

– Да еще какой!

– В Орехова в самом деле стреляли?

– Да ты что? Кто это тебе сказал? – изумилась Лариса.

– Мешков, шофер Орехова.

– Убить его за это мало!

– Уже, – мрачно сказала Мила, – убила. Считай что своими руками.

– Как это? – опешила Лариса. – Ты не врешь?

– Я определенно не в том настроении, чтобы врать. Хочешь потрогать мою шишку?

– А ты мою? – развредничалась Лариса, плохо представляя себе ситуацию, в которой находилась Мила.

– Ты свою получила в потасовке, – парировала та, – а я свою, когда сражалась за жизнь.

– Да ну?

– Вот тебе и ну. Разрешишь у тебя помыться?

– Мойся сколько хочешь. Только – чур! – потом я расскажу тебе про вчерашнюю ночь и про Орехова, а ты мне посоветуешь, как теперь себя с ним вести.

– Уж это я тебе посоветую! – пообещала Мила, тряхнув головой. – Обещаю: меньше чем через час ты поймешь, что с ним надо делать.

Трезор вознамерился идти с ней в ванную и когда его не пустили, принялся скрести дверь и тявкать.

– Вот ведь дамский угодник! – рассердилась Мила. – И кто тебя таким воспитал?

– Бабка Лушкина, – ответила Лариса. – Она обожала щеночка и без конца тискала его, словно тот плюшевый. И вот, пожалуйста, результат – Трезор собственной персоной. Он любит женщин и требует, чтобы они с ним сюсюкали.

– В общем, я могу его понять, – пробормотала Мила. – Иногда и вправду хочется, чтобы с тобой посюсюкали. Не все же покушаться.

Когда Мила вышла из душа в Ларисином халате, волочащемся по полу, та уже заварила чай с лимоном и выставила на стол сладости. Сама хозяйка была одета в шортики, поэтому смотреть можно было только на ее ноги. Они безраздельно властвовали на кухне, то скрещиваясь, то выпрямляясь и перегораживая выход в коридор.

– Короче, – начала Лариса, насыпая в свою чашечку пять ложек сахара, – вчера я, пьяная в сосиску, поехала к Орехову домой прогонять Леночку. Это когда ты выставила меня из дома.

– Я хотела тебе только добра и позже объясню, как это связано с твоим выдворением.

– Да ладно, – махнула рукой та. – В общем, я поймала машину и, кажется, потом не заплатила шоферу.

– Отлично, просто отлично! Надеюсь, он не накостылял тебе для затравки?

– Нет, он оказался очень милым человеком и отпустил меня с миром. Помнится, в качестве возмещения ущерба я его поцеловала.

– А! Ну, тогда забудь и не терзайся. Поцелуй пьяной женщины дорогого стоит – он всегда искренен, бескорыстен и потому сладок, как халва.

– Хорошо, если тот шофер считает так же, – пробормотала Лариса.

– Итак, ты приехала к Орехову. Позвонила в звонок...

– Ничего подобного. В звонок я не звонила. Там кодовый замок, я спьяну перепутала цифры, и дверь в подъезд не открывалась.

– У-у! – протянула Мила. – Выходит, ты стала кричать под окнами?

– Как ты догадалась?

– Ну... Исхожу из собственного опыта.

– Ладно. Я кричала под окнами. Рассказать, что я кричала?

– Нет-нет, – отмахнулась Мила, – лучше пусть твой рассказ будет покороче. У нас очень мало времени. Каждая минута проволочки укорачивает жизнь моей сестры.