– Ума не приложу, откуда там могла взяться пожилая женщина? – вслух удивлялась Лариса. – Тем более подозрительно, что она не выходит на улицу подышать свежим воздухом.

– Мешков говорил всем, что старушка с приветом.

– А еще он говорил, что это его мамочка!

– Да-да, поэтому я просто сгораю от нетерпения.

Сказать по совести, сосед-пенсионер очень долго сомневался, прежде чем согласился вскрыть дверь дачи Мешкова. Он полагал, что в подобном мероприятии должны участвовать представители правоохранительных органов или хотя бы какой-никакой адвокат. Он так надоел Ларисе с Милой своим занудством, что они заявили, будто обойдутся своими силами. Тогда только сосед перестал зудеть, взял инструменты и отправился к даче Мешкова.

Ему потребовалось не меньше пятнадцати минут, чтобы справиться с задачей. Оказавшись наконец в доме, все трое одновременно услышали стоны, доносящиеся из-за двери в углу комнаты. Мила отважно бросилась туда и дернула дверь на себя.

Дверь была заперта на ключ. Ключа в ней не оказалось.

– Эй, кто там? – храбрясь, крикнула Лариса.

Никто не отозвался, а через минуту до их слуха сно-ва донесся душераздирающий стон. Тут уж старик не стал никого поучать, а молча взялся за дело. С этой дверью он справился за пару минут и первым заглянул в кладовку, где не было окон. Впрочем, под потолком висела голая лампочка, и, нашарив на стене выключатель, потенциальный освободитель старушек хлопнул по нему ладонью.

Однако на кровати лежала никакая не старушка, а похожая на привидение Вика Ступавина. Она была бела, прозрачна и пребывала в беспамятстве.

– Какая же это мама? – растерялся пенсионер. – Молодая женщина! Но я ведь не ее видел в окно. Точно, не ее!

– Мама, по всей видимости, вот она! – ответила Мила и показала на седой парик и очки, лежавшие на столике. – Вероятно, Мешков, поселив здесь узницу, боялся, что она будет шуметь и привлечет к себе внимание соседей. Чтобы объяснить все наилучшим образом, он и выдумал полоумную маму. И время от времени сам играл эту роль, попивая чаек возле окошка в парике и очках.

Вика снова застонала.

– Вот тебе и Испания, – пробормотала Мила. – Эти типы даже об открытке подумали, с ума сойти! Хотя... Вероятно, это дело рук одного Мешкова. Ведь Лушкин уверен, что Мешков убил Вику. Вероятно, тот держал ее здесь в качестве джокера.

– Живой Викой можно было шантажировать всю команду! – подхватила Лариса.

– И еще. Помнишь тот день, когда мы с тобой ездили в Горелово?

– М...м... – промычала Лариса.

– Меня после этого постоянно преследовала какая-то мысль, которая все никак не могла принять ясные очертания. Теперь я поняла! Меня еще тогда поразило, почему шофер – шофер! – сидит в комнате вместе с деловыми партнерами и на равных участвует в производственном, так сказать, совещании!

– А я об этом как-то даже не задумывалась, – растерянно развела руками Лариса. – Надо же, действительно! Я так привыкла к присутствию Мешкова, к тому, что он появлялся то тут, то там...

Вика снова застонала.

– Что же вы? – накинулась Лариса на перетаптывающегося с ноги на ногу соседа. – Бегите вызывайте «Скорую»! И милицию. Расскажете все сами, а нам надо ехать.

– Куда? – растерялся тот.

– Радовать друзей и повергать в ужас врагов! – ответила вместо нее Мила.

– Давай не будем повергать в ужас врагов! – попросила Лариса. – Мне не хотелось бы сталкиваться ни с одним из этих типов до тех пор, пока им не предъявят обвинения и не закуют в наручники.

– Гляди-ка, Лушкин всех сдал, – удивлялась Мила, вспоминая подробности того, что им удалось у него узнать без применения пыток.

– Да уж, прокуратуре будет легко, как никогда. Кстати, а как ты планируешь воскреснуть? – поинтересовалась Лариса. – Мыслишь сделать это с помпой? Или просто подойдешь к двери и позвонишь?

– Мне страсть хочется послушать, как обо мне горюют! – сложила ручки перед собой Мила. – Вот бы это устроить, а?

– Ну... Тебе лучше знать, как пробраться в собственную квартиру.

– Хорошо, я подумаю.

Они уже подъезжали к дому Милы, и тут Лариса указала ей пальцем на балкон:

– Посмотри, там на балконе Николай. Стоит и курит.

– Николай? Неужели Ольге удалось его отловить? Или же он сам вернулся, на свою голову? Не знает, поганец, что я могу о нем теперь порассказать! Кстати, у меня появился план. Иди туда, позвонишь в дверь, начнешь рассказывать что-нибудь сногсшибательное. Они все сбегутся в коридор, а я через балконную дверь попаду в квартиру и спрячусь.

– А если Николай, уходя, закроет балкон?

– Я знаю, как его открыть с той стороны. Давай, Лариса, ну, пожалуйста!

– А что, если там Орехов? Ты же сама говорила: он собирался ехать и скорбеть вместе со всеми.

– Делай вид, что ты его не замечаешь. После вчерашнего скандала он вовсе не удивится твоему безразличию, не так ли?

– Ну... Пожалуй.

– Кстати, ты тоже скорби. А то испортишь мне все удовольствие!

– Ладно-ладно. Только скажи, в чем будет заключаться это удовольствие. Внезапно выскочить в самый разгар оплакивания? Или просто послушать, что о тебе скажут?

– Просто послушать, – застеснялась Мила. – Ну а теперь иди. Я же пройду на балкон через квартиру Муси Витягиной из первого подъезда. Скажу, что ключи забыла.

Когда Лариса позвонила в дверь, Мила уже сидела на корточках возле собственной балконной двери. Муся, кстати, была в шоке, когда Мила, выйдя на общий балкон-навес, сразу же встала на четвереньки и, быстро перебирая конечностями, отправилась к себе. «Мир определенно сходит с ума!» – подумала Муся и пошла заедать сию философскую мысль жареным цыпленком.

Когда вся толпа, скопившаяся в квартире, как и планировалось, ринулась в коридор, Мила вскрыла балконную дверь и, забежав в комнату, заметалась от шкафа к занавескам. Потом взгляд ее упал на большую коробку, в которую когда-то был запакован новый диван. В свете последних трагических событий ее никто до сих пор так и не удосужился вынести на свалку.

Решение, что называется, напрашивалось само собой. Мила забралась под коробку и затаилась там, надеясь, что воздух будет проникать сквозь щели между ее краями и полом.

Постепенно комната стала наполняться голосами, покашливаниями, всхлипами и откровенными рыданиями. Рыдала, судя по всему, Ольга. Николай что-то неразборчиво бубнил, стараясь ее успокоить. К собственному восторгу, Мила обнаружила, что в каждом боку коробки проделано по три дырочки. Так что можно было не только свободно дышать, но и подглядывать за родственниками и друзьями.

Первым, кто бросился ей в глаза, оказался Константин Глубоков. Он был страшно бледен и здорово осунулся после болезни. Он единственный из присутствующих не участвовал в вялотекущем разговоре, не высказывал соболезнований, но и без слов было ясно, как он страдает.

– Держись, Костик! – сказала фамильярно Ольга, на ощупь найдя его руку и пожав ее. – Я уверена, что ты горюешь больше всех нас!

– Почему больше всех? – спросил убийца Орехов, усердно изображавший тоску и боль.

– Я считал ее своей невестой, – негромко ответил Константин.

Борис, сидевший на стуле, закрыл ладонью глаза.

Несдержанная Лариса пожирала Орехова глазами. Если бы взгляд мог убивать, тот уже давно свалился бы на пол и испустил дух. Мила надеялась, что ее муженек ни о чем не догадается и спишет неприкрытую ненависть Ларисы на вчерашний скандал с обливанием борщом и метанием газовых пистолетов.

У Милы стало тепло на душе от слов Константина. Надо же – такой потрясающий мужик заявил, что считал ее своей невестой! Уж, наверное, он не откажется от своих слов, когда она, живая и здоровая, появится из коробки!

Мила искренне надеялась, что милиция не испортит ей весь праздник и не сообщит родственникам, что ее тело в сгоревшей машине не обнаружено. «Поэтому нужно шевелиться, – подумала она. – Может быть, уже появиться перед всеми? Приподнять коробку... Тихонько, чтобы никого особо не напугать?»