Почувствовав неладное, я внутренне напрягся. За восемнадцать лет знакомства с Кулагиным я имел достаточно времени изучить эту его манеру «кое-что приврать», а потому невольно приготовился к наихудшему. Ну-ка, говорю, объяснимся, не сходя с этого места, любэзный друзь. Объяснения носили нерадостный для меня характер.

Оказалось, что я являюсь настолько серым, ничем не выдающимся, и даже заурядным типом, что Кулагину волей-неволей пришлось разрекламировать некоторые мои способности. Что характерно, по большей части несуществующие. В противном случае, уверял Кулагин, ни о каком принятии на службу не было бы и речи.

– У нас ведь охранное предприятие! – с неожиданным надрывом воскликнул он.

– Ну и что? – только и нашелся я.

Предположим, я в курсе. Предположим, я и в мыслях не имел наниматься в бурлацкую артель, или в кордебалет при варьете. У меня нет к этим ремеслам никаких талантов, да и желания тоже немного. Конечно, при определенных обстоятельствах фильдеперсовые чулки весьма волнуют мою молодую кровь, но напяливать их на себя я не собираюсь ни под каким видом. Впрочем, Кулагин успокоил меня, заверив, что ничего такого не понадобится. Он объяснил, что в ЗАО ЧОП «Курант» особо пристальное внимание уделяют уровню физического развития рекрутов.

– Смотри, – продолжал Кулагин. – Вот, например, я. Практически эталон сотрудника.

Я вдруг с неожиданной для себя завистью оглядел его крепкую, ладную фигуру пловца-спринтера. И широкие плечи, и грудная клетка «в напружку», и ноги, и оттопыренный хлястик – все выглядело в разрезе физподготовки первосортно. Я только и промолвил:

– Да… какой ты… эвон…

Кулагин был доволен и польщен. Второй раз в течение какого-то часа он заставил меня завидовать ему. Это больше, чем за всю предыдущую жизнь.

– Так вот! Я сказал, что и ты изрядный спортсмен. Разряд, член сборной, ну и вообще.

– Какой еще разряд… – прошептал я. – Какая еще, блять, сборная?

Действительно, мои отношения со спортом были довольно тесны, но не до такой же степени! Разрядами меня отродясь не жаловали. Если у меня и был какой-то разряд, то столярный…

– Такой! – твердо сказал Кулагин. – Кандидат в мастера.

– Твою налево… Ты совсем, что ли? Ты сдурел?! – завопил я.

– Пойми правильно, Фил… – задушевно проговорил Кулагин, положив мне руку на плечо и заглядывая в глаза. – Я не мог этого не сказать, об этом меня спросили в первую очередь!

– О чем «об этом»?

Кулагин разыграл короткую сценку в лицах:

– «Ну, как? – спрашивают. – Не подкачает твой кандидат в жарком деле?». А я им и отвечаю: «Будьте покойны, не подкачает. Это такой парень! Железобетон!».

Я слушал его, и мысли в моей голове роились самые разнообразные. Мерзавец ведь непременно наврал своему руководству чего-нибудь дикого, с выдумкой…

Скажем, будто ему удалось завербовать в третьяковскую охранку сверхчеловека, мастера рукопашного боя, единственного на всю Среднюю полосу хранителя секретов боевого гопака. И для подтверждения реноме мне предстоит контрольный поединок с давешним бугаем-коммунякой. А после блистательной победы (нокаутом, без шансов, в первом раунде!) – тут же, на месте открыть запись в кружок славяно-горицкой борьбы. Представив себя в горицких лаптях и славянских онучах, я горько усмехнулся…

Также не стоит сильно удивляться, если по кулагинской легенде я окажусь бывшим инструктором смертельных единоборств в какой-нибудь «Альфе» – «Бете». Или личным тренером генерала Коржакова, например. Или не знаю еще кем, но все равно крайне героической и смертельно опасной личностью. А заставили меня искать спокойной доли частного охранника только семь чеченских пуль, засевших в опасной близости от жизненно важных органов. «Ветеран на покое», знаете такую тему? Стало быть, как с меня писано.

– И в каких видах спорта я, по-вашему, преуспел, старина? – все же поинтересовался я.

– Футбол, – говорит, – акробатика на батуте, бег с барьерами на короткие дистанции.

Ну, это еще куда ни шло… Спасибо, что не гиревые ярмарочные забавы, не проламывание головой кирпичей на скорость. Хотя, конечно, тоже не сады Семирамиды. Если устроят проверку, то навряд ли я выбегу на стометровке из двенадцати секунд. Да и барьеры еще какие-то… Ладно, соврем что-нибудь, не впервой. Сошлемся на простреленную левую, толчковую.

– А батут тут у них есть? – озабочено осведомился я.

– Да ты что, откуда! – покрутил пальцем у виска Кулагин.

Тут я немного оттаял:

– Тогда еще вроде ничего…

Однако облегчение мое было недолгим. Кулагин сообщил, что я, кроме всего прочего, еще заявлен как специалист по радиоэлектронике, криптографии и лазерным технологиям.

– Ну, ёп тебя так! – кротко возмутился я. – Скотина, а лазеры-то тут причем?

Лазеры оказались тут при том, что такова была тема кандидатской диссертации начальника смены. И самый простой способ произвести на него благоприятное впечатление – непринужденная, раскованная беседа о лазерах. Этак, знаете ли, запросто: «Дифракция кристаллической решетки кадмия при предельно низких температурах (где t*< –275*) без сомнения оказывает решающее влияние на длину волны излучения. Не правда ли, коллега?».

Проклятая сволочь! Все пропало. Какая на хрен радиэлектроника, какая криптография… Что ж, прощайте, «мишки на дереве». Не ходить мне мимо вас в ослепительном галстуке, нарочно купленном позавчера во вьетнамском сэкондхэнде «Луччие одежды из ивропа». Прощайте и вы, не встреченные мной прекрасные девушки! Не увидеть вам небо в алмазах.

Я повторяю, Кулагин, проклятая сволочь, гори ты в аду!

Мой мысленный монолог был прерван появлением в зале третьего человека – уже знакомого мне бородатого парня из дежурки. Кулагин встрепенулся, подскочил со стула и заговорил вдруг излишне любезно:

– Позволь тебе, Феликс (Феликс —! – прим. автора) представить начальника нашей смены – Шнырева Сергея Львовича!

И разве что только стойку на ушах при этом не сделал, жалкий лизоблюд!

– Дифракция кристаллической… – начал было я, но, смутившись под недоуменным взглядом Сергея Львовича, осекся.

– Что, простите? – спросил он.

– Ничего, – быстро ответил я. – Мечтаю поскорее смешаться с бодрыми массами служащих.

– Да? – казалось, начальник смены был приятно удивлен. – Ну, тогда пойдемте.

– Пойдемте.

Сергей Львович привел меня обратно в дежурку, где передал по эстафете ЧП, который в свою очередь пригласил меня в уютный холл с приглушенным светом и мягкой мебелью. Как-то все это было странно. Стали даже закрадываться всякие нехорошие подозрения. Может Кулагин им еще чего-нибудь про меня присочинил? Э-э-э, так дело не пойдет…

Конечно же, глупые опасения оказались совершенно напрасны. Никакого харазмента не случилось. Не было, видать, у ЗАО ЧОП такого в заводе, чтобы кандидатов трахать.

С ЧП я проканителился примерно минут десять. Нет нужды стараться дословно воспроизвести этот разговор, так как он не был наполнен никаким смыслом вообще. ЧП, очевидно подозревая во мне нечистого на руку проходимца, задавал какие-то дурацкие, постоянно повторяющиеся вопросы с гэбэшной подковырочкой. Я старался не волновать его попусту и отвечать на понятном ему языке, оперируя в основном словосочетаниями «так точно» и «никак нет». Правда, один раз все-таки не удержался и изящно ввернул «простите великодушно, но не извольте беспокоиться по столь малозначительному поводу». Услышав это, ЧП чуть с дивана не свалился.

На протяжении всего нашего общения Эдуард Константинович озабоченно посматривал то на меня, то в недра толстой кожаной папки, которую бережно держал на коленях. Сверяясь с ее содержимым, и изредка делая какие-то пометки, он как будто проверял искренность моих ответов. Иногда его лицо принимало настолько мрачное выражение, что даже как-то не по себе становилось. «Блять! Да что там у него на меня?» – волновался я все больше и больше.

Внезапно, в самый кульминационный момент собеседования Эдуард Константинович вдруг вскочил и, не сделав никаких пояснений, поспешно скрылся, почти убежал. Даже папку свою волшебную позабыл. Воспользовавшись моментом, я быстро приподнял тисненный клапан и заглянул в нее. Сожру, думаю, весь компромат к чертовой матери!