– Немецкий учили в школе или уже здесь?

– После школы. Я попал в английский класс.

– Командир у нас грамотный, – добродушно пробасил сидящий рядом с Котловым ярко-рыжий веснушчатый партизан. – Не смотри, что с Виленщины, дело знает туго. Ученый.

– Марко, тебя не спрашивают, – Юрген Ост метнул на рыжего многозначительный взгляд из-под бровей.

– Что думаете дальше делать? – полюбопытствовал Виктор Котлов.

Пришло время нужных вопросов. Простые солдаты вышли из комнаты, прикрыв за собой дверь. Остался только лысый бородатый здоровяк. Он переместился к двери и как бы невзначай принялся чистить ногти егерским тесаком. Охрана. Вполне благоразумно со стороны повстанцев. Виктор Николаевич еще раз восхитился, как все у капитана Оста организовано.

– А я вот тоже думаю, что мне дальше с вами делать? – ласковым, задумчивым таким голосом протянул Ост.

В разговоре возникла пауза. Виктор Котлов глядел на капитана, размышляя, как бы ненавязчиво намекнуть на возможность получить выкуп. Главное – заставить поляка выйти на связь, засветиться, а там уже жизнь покажет. Или соотечественники Котлова действительно пойдут на торг, или повстанцев обложат эсэсовцы. Закономерный, в общем-то, финал для «лесных братьев».

Если вице-адмирал и испытывал сочувствие к повстанцам, так только в глубине души. Все романтичные сопли, трескучие фразы о борцах за независимость, несгибаемых ветеранах подполья, героических героях героической Армии Крайовой вылетели из головы в тот самый миг, когда на полянку перед самолетом внесли тело старшего лейтенанта Иванченко. Остались только холодный трезвый расчет и горячее желание вырваться из этой передряги. Вырваться самому и вытянуть своих ребят.

– Свалились с неба, на вынужденную. Моего хлопца погубили, – размышлял Ост.

– Это твои бандюки убили нашего человека, – Котлов подался вперед, нехорошо прищурившись.

– Нечего было за пукалку хвататься. Поднял бы руки, сидел бы спокойно рядом с нами.

– А немцы уже знают, что мы у партизан…

– Я думаю. Обменять тебя на консервы и патроны по весу?

– Продешевишь. Запрашивай больше, и не у немцев, а у наших. Связь с городом есть? Почту найдешь? Рация? Я скажу, на какой волне связаться со штабом Атлантического флота.

– Добрый ты, адмирал. Или на что-то надеешься?

– Это не моя война. Как в Польшу попал, так и выбраться хочу. Я не поляк и не немец.

– А не боишься, что ваши же тебя потом подозревать будут? Карьера испорчена, к ответственной работе не допустят. Вдруг что мне рассказал, а я еще кому передал? Кто проверит?

– А что я могу рассказать из того, что ты и так не знаешь? О последней аварии на линейном крейсере «Сталинград»? Штурманы кривую прокладку дали. Сел корабль на камни в виду Антверпена. Так об этом весь мир знает. Позывные, коды, спецсигналы? Так они регулярно меняются. Секретчики сегодня не спят, все перепроверяют, что я мог знать и не мог знать. Аврал. Внеочередная, полная смена кодов. Так что такого ты можешь у меня выведать?

Виктор Котлов кривил душой. Сам прекрасно понимал, что после возвращения придется исписать горы бумаг в пяти экземплярах, комитетчики душу вымотают, заставят все по секундам расписывать, да еще перекрестный допрос устроят, чтоб быть уверенными – ничего не забыл. Это жизнь. У мужиков своя работа. Пусть моряки их недолюбливают, но обойтись без комитетчиков не могут.

Может быть, лет двадцать назад Виктор Котлов и задумался бы над словами капитана Оста, но за последнее время в Союзе многое изменилось. На карьере детей казус с попаданием вице-адмирала к польским повстанцам не отразится. Самое худшее – старшему лейтенанту Комарову придержат очередное звание. Ничего. Полгода под контролем проходит, и все. Пятна на карьере не останется.

Вернувшись в комнату к другим пленным и поразмышляв о прошедшем разговоре, Виктор Котлов понял, что капитан Ост не так прост, как хочет казаться. Умен. Прошлое у него темное. Не каждый советский гражданин вдруг вспоминает о своих корнях, эмигрирует или удачно бежит через границу и вступает в партизанский отряд. И уж тем более, поднимается до партизанского капитана, командира отдельного отряда. Не прост Юрген Ост, ой как не прост.

Ближе к ужину 5-ю роту сорвали с рытья траншей вокруг лагеря и построили на плацу перед штабной палаткой.

– Парни, есть дело, – гауптман Хорст Шеренберг поправил кобуру на ремне и, заложив руки за пояс, выпятил нижнюю челюсть.

Люди построились, как были: почти все голые по пояс, с закатанными до колен штанами, перемазанные черноземом и глиной. Многие стояли с лопатами в руках. Капитан на такое нарушение устава и внимания не обратил, сам был без куртки, в одной расстегнутой на груди рубашке.

Убедившись, что все на месте, отставших и потерявшихся нет, Хорст Шеренберг перешел к делу. В зоне ответственности батальона потерялся русский самолет. Небольшой транспортник. Скорее всего, совершил вынужденную посадку или разбился. Самолет надо найти, и как можно быстрее, пока русские не познакомились с местным гостеприимством. Выезд через двадцать минут. С собой личное оружие, сухой паек на двое суток. Отделения истребителей танков и огневой поддержки остаются в лагере. Едут только три мотопехотных взвода.

– Не хватало еще штатских вытаскивать, – довольно громко проворчал Отто Форст.

К несчастью, фраза долетела до ушей капитана.

– Отставить «разойтись»! Повторяю для тупых и свеклоголовых: на борту самолета русские военные моряки. Большой чин с Атлантического флота. Его надо срочно найти живым или мертвым и передать русским. Лучше живым. Нашей стране не нужны осложнения с восточным соседом, самым верным, ненавистным и опасным союзником. Еще раз! Русских надо найти. Из-под земли выкопать, но в Берлин доставить. Люфтваффе уже начали прочесывать район с вертолетов. Если что обнаружат, передадут нам по второму каналу. Рации всем держать постоянно включенными, поддерживать связь между взводами и отдельными группами. Все. Разойтись!

Рудольф Киршбаум был только рад свалившемуся на них развлечению. Прочесывание местности однозначно лучше попыток изобразить из себя землеройную машину. За полдня тяжелой работы солдат порядком устал.

Опыт великое дело – новичков в роте не было, все делалось быстро. Через четверть часа три взвода построились по отделениям перед своими машинами. Моторы грузовиков прогреты. Водители стоят рядом с кабинами.

– По машинам! – командует гауптман Шеренберг.

Через десять километров третий взвод свернул на грунтовку. Тенты с машин были сняты, поэтому Рудольф хорошо видел все происходящее вокруг. Еще пять-шесть километров, и колонна перевалила через подъем. Здесь, на гребне, от шоссе отходила еще одна грунтовка. Настал черед 2-го взвода трястись по ухабам и глотать пыль.

Рудольф крепче вцепился рукой в борт машины. Тяжелый грузовик пролетал выбоины на скорости. Трясло людей нещадно. Да еще палящее солнце и проклятая пыль. Лица и полевая форма бойцов быстро покрылись серым, въедающимся в поры слоем. В носоглотке пересохло и першило. Во рту стоял сухой земляной привкус пыли.

– Взводный дурак, – безапелляционно заявил Отто Форст. – Подвеску растрясет. Завтра полдня будем «блитц» домкратить и болты подтягивать.

– А ребята сейчас миски готовят, – протянул Рудольф. – Дирк кашу помешивает, компот варит, дневальные в столовой столы протирают, а нам опять сухпай жрать.

– А перекусить не мешает, – заметил Клаус Зидер.

Слова прозвучали на удивление к месту и разумно, что для Зидера большая редкость. В животе у Рудольфа заурчало. Взвод сегодня почти весь день махал лопатами и таскал бревна, а тяжелая работа, как известно, способствует пробуждению хорошего аппетита.

– Вертолет! – крикнул кто-то из бойцов.

Рудольф поднял голову. Да, над краем леса кружит винтокрылый «либелле». Небольшой связной и патрульный вертолетик. Уже легче. С летающим глазом поиск пойдет успешнее. Не придется ломиться напрямик через бурелом и болота. Есть надежда, что вертолетчики обнаружат самолет.