– Лишь бы мясо было, – вздохнул штурман. – И за угол зайти не мешает.

Пленные находились в одной из комнат с намертво заколоченными окнами. Было у Котлова такое ощущение, что они не первые заключенные в этой импровизированной камере.

– Накормят, – пробурчал вице-адмирал. – Вы лучше совет дайте.

– Как бежать? – уточнил Черкасов. – Рано еще. Даже если выберемся из дома, и секреты нас не заметят, далеко не убежим. Ляхи, чую, здесь каждую тропинку знают, все бугорки сосчитаны и деревья помечены.

– Не казаком ли ты будешь? – повернулся к Черкасову Дима Комаров.

– Херсонский я, с Новороссии, – кивнул летчик.

– Так вот почему поляков не любишь.

– А что их любить? Чай, не красны девицы, чтоб на Купалу миловаться.

Штурман поднялся на ноги и заколотил кулаком по двери.

– Эй, вертухай, веди до параши!

– Может, тебе еще Глашу привести? – хохотнули за дверью.

– Открывай или я тебе сейчас под дверью наложу.

Угроза возымела действие. За дверью затопали, прозвучала пара неразборчивых фраз. Проскрежетали запоры, и на пороге возник молодой поляк с плохими зубами, Виктор Котлов называл его про себя Зимородком. Зимородок повел стволом штурмгевера, поднял один палец и кивнул подбородком в сторону выхода. Все просто и понятно – в сортир по одному.

– Русский язык они понимают, – Виктор Котлов многозначительно поднял глаза к потолку и пригладил волосы на затылке.

– Откуда? – подал голос из своего угла Комаров. – Послевоенное поколение, знание языков, кроме польского и немецкого, им не положено. Даже если сослаться на схожесть славянского произношения, слишком шустро они соображают. Слышали, как быстро парашу с Глашей срифмовали?

– Так двое-то нас и понимают, – вставил Черкасов, – остальные с пятого на десятое.

– Шустрый ты. Как узнал?

– А что здесь думать, товарищи офицеры, глядеть надобно.

Дальнейшему разговору помешала отворившаяся дверь. В комнату вошел коренастый, широкоплечий, бритый налысо, щеголяющий длинной темно-русой бородой партизан. Колоритная личность зыркнула на пленников недобрым взглядом:

– Проше до дыбы, пан адмирал.

– А в лоб? – поинтересовался Алексей.

Виктор Котлов решил не провоцировать драку, поднялся на ноги и, разведя руки в стороны, шагнул к порогу. Здоровяк посторонился, пропуская вице-адмирала, и аккуратно закрыл дверь на железный засов. Два шага по коридору, и Котлова ввели в горницу. Комната уже успела приобрести обжитый вид. Окна закрыты остекленными рамами, на лавках лежат одеяла и солдатские скатки.

Сидевший за столом командир вежливо приподнялся с лавки при виде Виктора Котлова и сделал приглашающий жест. Пришлось подчиниться, кроме главаря, в горнице находились еще трое человек, включая лысого конвоира.

– Будем знакомы. Капитан Армии Крайовой Юрген Ост, – говорил поляк на чистом русском.

– Вице-адмирал советского флота Виктор Котлов, – смысла запираться не было, если поляки еще не отняли документы, то могут это сделать в любую минуту.

– Как человек культурный, обязан поблагодарить вас за прекрасные консервы. Уверяю, они спасут не одну человеческую жизнь.

– Пожалуйста, в самолете еще много осталось, – пробурчал Котлов.

Запущенный как бы невзначай пробный шар: если у повстанцев так плохо с продовольствием, то, может, они задержатся на хуторе на три-четыре денька? Пока не перетаскают груз по лесным схронам или пока не напорются на немецких ягеров. Второе предпочтительнее.

– Сожалею, но самолет и его груз достались немцам. Видели вертушку?

– Армия Крайова, сколько вы деретесь, сколько сопротивляетесь… – задумчиво протянул адмирал. – Хоть кто-нибудь из первоначального состава остался? Вас уже раз десять уничтожили, а до сих пор деретесь.

– Деремся. Пока жив хоть один поляк, Армия Крайова жива.

– При рейхсканцлере Кохе в генерал-губернаторстве было спокойно.

– Польша. Эта земля называется Польшей, запомните, адмирал, если хотите дожить до отмеренного вам Богом срока, – говорил Ост спокойно, тихим усталым голосом.

За спиной клацнул затвор. Виктор Николаевич медленно повернулся, его взгляд остановился на черном дуле короткого полицейского автомата. Державший оружие поляк злобно пролаял что-то страшно ругательное – Котлов понял только отдельные слова – и поднял оружие, наводя его прямо в лицо пленнику.

Остальные двое никак не реагировали. Лысый бородач лежал на лавке, а второй чистил отнятый сегодня днем у Котлова «парабеллум».

– Збышко, охолонись! – прозвучал резкий окрик капитана Оста. – Я же говорил, не стоит упоминать черта к ночи и немецкое название нашей земли, – добавил Юрген спокойным тоном.

– Сколько лет действует ваш отряд? И сколько он еще проживет? – сдаваться Котлов не собирался, а вот поиграть с противником в психологию, это пожалуйста.

– Пока Польша не освободится.

– Осенью тридцать девятого Польша капитулировала…

Виктор Котлов неожиданно вспомнил, что трубку и табак у него не отобрали. Он полез в карман.

Интересно, как этот самопровозглашенный капитан отреагирует? В том, что звание Ост получил от такого же главаря партизанского отряда, Котлов не сомневался.

– Курите трубку? – с этими словами Юрген извлек из внутреннего кармана серебряный портсигар с одноглавым орлом на крышке.

– Люблю хороший табачок, – кивнул Виктор Николаевич, хитровато прищурившись. – Угощайтесь.

– Нет, благодарю, я лучше свои.

В коридоре опять зашумели, послышались шаги, и в горницу вошел Зимородок. На этот раз повстанец был без оружия, но зато нес котелок. Комната враз наполнилась ароматами конской тушенки. Виктор Николаевич вспомнил, что давно ничего не ел. Самое время приобщиться к партизанской трапезе. Помнится, в далеком детстве батька говорил, что к совместному обеду следует относиться серьезно. Когда люди за столом собрались, меж ними незримо бог присутствует. Поповская пропаганда, конечно, но вдруг у поляков прокатит?

Котелок поставили на досочку. На столе, как по мановению волшебной палочки, появились миски, ложки, краюха хлеба, головка чеснока. Партизаны пересели к столу.

– Угощайтесь, – командир пододвинул к Котлову полную, с горкой, миску дымящейся пшенки с тушенкой.

– Благодарствую. Надеюсь, моих товарищей тоже накормят?

– Не беспокойтесь, мы не немцы, – ухмыльнулся Юрген.

Судя по отдельным словечкам, человек подчеркивал свое интеллигентское происхождение и полученное в молодости образование. Виктор Котлов приглядывался к капитану, не решаясь перейти к главному. Юрген Ост тоже не спешил начинать допрос.

Наконец, когда каша была доедена, горячий травяной чай выпит, Виктор Николаевич набил трубку и повернулся к повстанцу:

– Хорошее знание языка. Я не думал, что встречу в лесу человека, для которого русский как родной.

– В школе заставляли учить, – буркнул Ост.

После сытного ужина его тоже потянуло курить. Котлов заметил на папиросах тисненую метку фабрики «Ява». Еще один вопрос: откуда в польских лесах советские папиросы? Хотя это как раз и не вопрос. Вице-адмирал слышал, что в свое время благодаря стараниям не переносившего на дух табачный дым Гитлера немецкая табачная промышленность почила в бозе. В тридцатых-сороковых немцы набивали в сигареты чуть ли не пропитанную никотином бумагу. С тех пор ситуация изменилась к лучшему, но все равно – немцы предпочитали импортное курево.

– Соотечественник? – Котлов приподнял правую бровь.

– С точки зрения большевиков, да. Мы считаем, что нет. Я вырос в Ковно. Учился в университете, затем уехал на родину предков.

– Многое становится понятным. Только поляк скажет Ковно, а не Каунас.

– Только русский большевик назовет поляка соотечественником, – не остался в долгу капитан Ост.

Фамилия у него, конечно, не настоящая. Партизанская кличка. Ост – восток, восточный, человек с востока. На фанатика капитан не похож. Командир хороший, дисциплину в отряде держит, люди с голоду не пухнут, все обмундированы, оружие приличное, явно с немецкого склада.