На романы с одноклассниками, которые, конечно, заглядывались на красивую девочку, у Наташи не хватало ни времени, ни сил. Занятия в кружках заканчивались поздно, но Наташу всегда встречала мама. На посиделки после занятий, которые к старшим классам становились все чаще и продолжительней, отпускала Наташу редко и неохотно, задерживаться не разрешала. Да и Наташа стремилась свободные вечера проводить в театре.

К моменту поступления в институт Наташа находилась почти в истерическом состоянии. Но золотоискатели из приемной комиссии не обошли вниманием одаренную девочку с широко распахнутыми от волнения глазами удивительного оттенка.

— Синеглазку-то послушаем еще разок? Хороша, как зимний вечер… — сладострастно вздохнул председатель комиссии, и участь Наташи была решена.

Увидев свое имя в списках поступивших, Наташа чуть не потеряла сознание от радости. Легендарные стены училища, знаменитые люди, интереснейшие занятия — все это вызывало в ней благоговение. Мама с облегчением вздохнула и предоставила дочери полную свободу. Тут Степан и начал свою атаку. Он дарил Наташе роскошные букеты, приглашал в модные кафе и рестораны и в качестве завершающего аккорда представил ее матери. Надо сказать, что знаменитая актриса отнеслась к Наташе неожиданно внимательно. Она вышла из большой крестьянской семьи, росла в нищете и, несмотря на свой огромный успех, проницательности не потеряла. Степану было всего восемнадцать, но его образ жизни и сексуальный опыт пугали. Да и девочку, смотревшую на волшебного принца в немом обожании, было жалко. Как-то за утренним кофе мать завела разговор о женитьбе.

— Жить будете здесь, я все равно всегда в разъездах.

— Ты так говоришь, как будто это вопрос решенный.

— А он решенный, Степа. — И она спокойно посмотрела на сына. Что-то было в этом взгляде такое, что избалованный Степа возражать не рискнул. Впрочем, поразмыслив, он решил, что это ему и на руку. Уламывать пугливую девицу не хотелось, он уже понял, что это будет совсем не просто. Было в Наташе нечто, что не давало ему спокойно осуществить задуманное. Красота Наташи вызывала у него исключительно прикладной интерес. Но в отличие от его остальных подруг — от нее исходило ощущение внутренней чистоты. «Еще руки на себя наложит», — ухмыляясь, решил Степан. И сделал предложение. Наташа приняла его как продолжение волшебной сказки.

Новоявленная свекровь устроила пышную свадьбу в ресторане ВТО. Приглашенные знаменитости мать Наташи почти не замечали, а ей самой кивали вальяжно и снисходительно. Обе проглотили эту обиду, считая, что ни Степан, ни его мать здесь ни при чем. Актриса подарила невестке кучу невиданных импортных шмоток, оставила пачку денег на хозяйство и укатила на съемки.

Сексуальная близость со Степой оставила в Наташе разочарование, которое она постаралась скрыть даже от себя самой, а он поначалу и не заметил. От его объятий и поцелуев она продолжала млеть и таять, но дальше этого дело не шло. Интимные отношения казались ей комплексом бессмысленных гимнастических упражнений, вызывающих дискомфорт и чувство вины, будто она чем-то обидела ненаглядного Степана. Он же считал, что его согласие лечь в постель — счастье для любой женщины, тем более для молодой жены.

Наташа продолжала стирать, готовить, убирать и напряженно учиться. Любовь к Степану не отвлекала ее от занятий, наоборот, ей всегда хотелось доказать и ему, и его матери, что они не ошиблись в своем выборе и она чего-то стоит. О том, что выбор сделала мать, Наташа догадалась довольно быстро, и вначале ей это даже польстило. Но вскоре она стала замечать, что чем больше ее хвалят преподаватели и уважают другие студенты, тем сильнее она раздражает собственного мужа. В доме ежедневно собирались веселые компании, благо квартира почти все время была в полном распоряжении молодых. Наташа едва успевала убирать за гостями, недоумевая, когда же они-то готовятся к занятиям. Все чаще она заставала Степана в двусмысленном уединении с другими студентками — то он варил кому-нибудь кофе, то они вдвоем мыли руки в ванной, то еще что-нибудь.

Через какое-то время Степан догадался, что происходит что-то не то. И хотя Наташа очень скоро стала вызывать у него только ревность и зависть своими успехами, его мужская гордость была уязвлена. Обычно Степан, ложась с женщиной в постель, ограничивался минимумом усилий, предоставляя инициативу партнерше, и вообще мало о ней заботился. О поцелуях и объятиях он как-то забыл, считая их в супружеской жизни чем-то необязательным, и сразу шел в лобовую атаку. К его удивлению, жена, вместо того чтобы растаять в восторге и благодарности, казалась все более испуганной и заторможенной.

Однажды, после получаса изнурительной возни, он заметил слезы у нее на глазах. Это привело его в ярость, усиленную алкогольными парами. Он вскочил, закурил и развалился в кресле, раскинув ноги.

— Ну я уж и не знаю, что тебе еще нужно, — сквозь зубы процедил он. — Ты просто фригидная истеричка.

Степан докурил, встал и ушел в ванную комнату. Через полчаса хлопнула входная дверь. Отрыдав и о многом передумав, Наташа утром умылась и пошла в училище.

На занятиях Степан не появился, но вечером пришел домой. Смертельно пьяный, опухший от водки, нечесанный. Посмотрел на Наташу тусклым взглядом и завалился спать. Девушке и в голову не приходило, что ее вины тут нет. Охваченная жалостью к нему, она окончательно убедилась в своей сексуальной несостоятельности. Она продолжала холить и обслуживать своего Степу, стараясь, по мере возможности, тактично избегать интимной близости. Да и он, со времени последнего инцидента, к ней не особенно стремился. Вопрос этот они не обсуждали, по крайней мере, между собой. Наташа замкнулась, а Степан сменил тактику.

Если раньше он старался исподволь создать у окружающих впечатление, что его жена просто красивая и бездарная дура, то теперь ситуация изменилась. Творческая расстановка сил к третьему году обучения стала слишком очевидна для окружающих. Помимо несомненной одаренности она была на редкость трудоспособна. Занятий не пропускала, с удовольствием ходила на дополнительные дисциплины. Обладая несильным голосом, тем не менее неплохо пела, была пластична, с удовольствием танцевала и фехтовала, ездила верхом.

Степа же занятиями манкировал, считая, что от него-то слава точно не уйдет. Но чем меньше Наташа интересовала его как женщина, тем больше грызла зависть. Все его любовницы были осведомлены, как он несчастлив в семейной жизни и какая фригидная кукла его жена. Занять Наташино место было много желающих, и девушки старались кто во что горазд. Но разводиться Степа не спешил: красивая, деликатная и покладистая домработница его вполне устраивала.

Все закончилось внезапно. На последнем курсе, вскоре после зимних каникул, бурно проведенных в доме творчества ВТО в Звенигороде, Наташа обнаружила, что беременна. Удостоверившись в своих предположениях, она вечером, после занятий, сообщила об этом Степе. Его реакция превзошла все ожидания. Наташа не обольщалась на этот счет, понимая, что поцелуев и поздравлений ждать не приходится, но такой истерики она не предполагала.

— Сделаешь аборт как миленькая, ничего с тобой не случится! — орал Степан. — А не сделаешь, пеняй на себя — кроме алиментов, ты с меня ничего не слупишь! Да и кого ты рожать-то собралась? Уродов плодить, что ли? Я ни разу к тебе трезвый близко не подошел, а последнее время еще и под кайфом.

— Под каким еще кайфом? — бледная как мел, спросила Наташа.

— Под каким? Да ты что, совсем убогая, что ли? Я колюсь целый год…

На синяки и отметины на руках и ногах Степы Наташа давно обратила внимание, но в силу своей малой осведомленности в таких делах истолковала их появление совершенно иначе. Женщин у Степы было много, темперамент у всех разный, а на странности в его поведении Наташа давно перестала реагировать. Бывало, он часами сидел перед телевизором, полуприкрыв глаза, невпопад отвечая на вопросы, или, наоборот, вспыхивал и злился из-за сущих пустяков, но Наташа считала это проявлением дурного характера.