— Как я люблю тебя, как люблю. Не могу поверить, что ты здесь. Я так счастлив…

— Обними меня.

Он любил ее так нежно, так осторожно, будто вступал во владение очарованным дворцом, где каждый предмет хранил в себе тайну и мог в любой момент превратиться в туман. Наташу окутывала пелена его нежности, он был так красив в сумраке спальни, даже последняя судорога страсти не нарушила гармонии его черт. Он долго лежал, целуя ее лицо, плечи, любуясь телом, подарившим ему такую радость. «Господи, пусть все, что он говорил, окажется правдой!» — взмолилась Наташа про себя. Ее потрясла гигантская разница между любовью и сексом. Она никогда не испытывала ничего подобного.

— Ты думаешь о чем-то грустном? — перебил ее мысли Карел. — Тебе плохо со мной.

— Что ты! Наоборот, мне так хорошо, как никогда в жизни. Ты такое чудо… — Она поцеловала его в плечо, погладила.

— О чем ты думала? — Он повернул к себе ее лицо.

— О том, что мне скоро тридцать…

— Когда?

— Через неделю…

— На Рождество?

— Да. Только это католическое Рождество.

— Ах да. Оно и протестантское, кстати. Мы принадлежим к разным конфессиям. Это усложняет дело.

— Какое?

— Неважно. Что бы ты хотела получить в подарок?

— Куклу.

— Я серьезно.

— Я тоже. Я их собираю, очень люблю. Не Барби, конечно. Тех, в ком есть индивидуальность. Шью им костюмы.

— Прости, я не понял. Это просто замечательно, считай, вопрос решили. Что еще?

— Ничего. Люби меня…

— Это само собой. Я теперь понял, почему провидение нас так грубо поторопило — надо было успеть до круглой даты… — Они засмеялись, обнялись. — Что ты любишь делать? — спросил он снова.

— Кататься на лошади люблю. Только это было так давно, лет восемь прошло.

— Тогда у меня есть для тебя подарок, настоящий!

— Мне негде держать лошадь, — засмеялась Наташа.

— Жаль, но я не об этом. У меня есть старинный приятель, он разводит в Гемпшире скаковых лошадей. Бывший жокей-любитель. Тебе понравится его жена. Она художник, несколько раз выставлялась — в Лондоне и в Париже. Милые люди. Они будут рады нас принять. Давай встретим Рождество в доброй старой Англии? По-моему, замечательная идея.

— Восхитительная, но совершенно нереальная, по-моему. Он не успеет прислать приглашение…

— Это я беру на себя, мы просто купим Рождественский тур. У тебя загранпаспорт есть?

— Есть, но это слишком дорого.

— Нет. Сделай мне такой подарок, позволь действовать так, как я считаю нужным. Я уже мечтаю об этом!

— Я подумаю. Я ведь не могу ответить тебе тем же…

— Ты уже сделала для меня гораздо больше, чем думаешь… Ты хочешь спать?

— Не очень… Я любуюсь тобой. Ты такой красивый и гладкий.

— А тебе нравятся волосатые?

— Я не подходила к этому с такой точки зрения. У меня были другие критерии отбора, — засмеялась она и в тот же момент почувствовала его руку на своем животе. Второй раз оказался еще лучше первого, подарив им настоящую близость.

Проснувшись утром, еще не открыв глаза, Наташа вспомнила все и блаженно улыбнулась.

— Женщина, которая просыпается с улыбкой на устах, — мечта любого мужчины, — раздался голос Карела. Он стоял рядом в белом халате, волосы были влажными после душа, и нежно поцеловал ее. Она обняла его за шею. — Принести тебе завтрак сюда, или придешь на кухню?

— Приду, конечно. Я не люблю завтракать в постели. Только приму душ.

— Я жду тебя.

Когда они курили после завтрака, вместе убрав посуду, Карел сказал:

— Хочу, чтобы так было всегда. Переезжай ко мне.

Наташа задумалась.

— Нет, подождем, — решила она. — Вдруг я тебе надоем? Ты меня так мало знаешь. И потом, ты привык жить один.

— Я хочу привыкнуть жить с тобой. И чтобы ты привыкла…

— Все равно я так резко не могу.

— Ты никуда не спешишь?

— Нет, сегодня сказка. Утром в театре, я имею в виду. В сказках я больше не занята, взяли двух совсем молоденьких девочек. Возраст имеет свои преимущества.

— Замечательно. А я спешу. Мой возраст тоже имеет свои преимущества, сейчас ты в этом убедишься… — Он поднял ее на руки и отнес в постель…

В театре началась елочная кампания, весь мужской состав вовсю «дедморозил», и у Наташи образовались настоящие каникулы.

К ее удивлению, Карел действительно успел оформить все необходимые для отъезда документы и сообщил ей по телефону, что двадцать третьего декабря они должны улететь. Мама была так рада за нее и даже не расстроилась, что день рождения дочери они отпразднуют порознь. Таким образом, через день Наташа уже сидела в кресле самолета, все еще не веря в происходящее. Англия приветствовала их дождем и немыслимо зеленой травой.

Приятель Карела встречал их в аэропорту. Он оказался маленьким, загорелым, усатым и очень подвижным. Он окинул ее восхищенным взглядом и одобрительно покачал головой.

— Я думала, он сейчас заглянет мне в зубы, — сказала Наташа на ухо Карелу, когда они мчались по шоссе в красном «ягуаре».

— По-моему, он остался доволен. Решил, что ты еще можешь выиграть десяток заездов, — шепнул Карел.

На ферму Фрэнка они прибыли уже довольно поздно, переполненные впечатлениями, уставшие от долгой поездки.

Жена Фрэнка была миловидной, миниатюрной француженкой. «Изабель», — представилась она Наташе, расцеловалась с Карелом. Дом был украшен к Сочельнику, всюду висели колокольчики и веночки из зеленых веток, посмотреть на гостей прибежали дети — девочка лет восьми и мальчик помладше, повторявший все за сестрой. Они с любопытством рассматривали Наташу — им сказали, что она русская.

Хозяева были так радушны и непринужденны, что Наташа внутренне расслабилась. Все так устали, что легли спать пораньше.

Утром Наташа, умывшись и одевшись для прогулки, спустилась вниз. Улыбающаяся Изабель спросила:

— Карел спит?

— Да, я решила его не будить.

— Пусть отдыхает. Сейчас мы позавтракаем, и я покажу тебе свою мастерскую, если хочешь.

— Конечно.

Картины Изабель оказались яркими, пронизанными светом, фантастическими по сюжету. Было очевидно, что обыденная реальность ее совершенно не устраивает.

— Ты не станешь возражать, если я сделаю с тебя набросок? Карел все равно еще спит, я тебя не утомлю.

— Кем же я предстану на твоем рисунке?

— Кем предстанешь? Но ты же валькирия, это совершенно очевидно, — засмеялась Изабель, принимаясь за карандашный рисунок. — Если мне все удастся, я потом напишу тебя красками и подарю картину вам на свадьбу. Когда ваша свадьба?

— Мы еще не думали об этом.

— Тогда мне следует поторопиться. Вдруг в следующее воскресенье? — снова засмеялась Изабель.

Через полчаса она жестом пригласила Наташу взглянуть на рисунок. Голову вылетавшей из снежного вихря девы с лицом Наташи украшал скандинавский шлем, выбивавшиеся из-под него волосы сливались с метелью. Экстаз полета, на губах — улыбка утоленной страсти.

— Ты мне польстила, Изабель… Я тут гораздо красивее, чем в жизни.

— Нет. У тебя такое лицо, когда ты смотришь на Карела… Блондинка и темный шатен, и при этом неуловимо похожи — идеальное сочетание. У вас будут изумительные дети.

В мастерскую поднялся Карел. Увидев рисунок, схватил его и помчался к факсу снять копию.

— Эй, а мои авторские права? — окликнула его Изабель. — Давай подпишу. Оригинал мне действительно нужен, это будет картина. Твою девушку надо писать акварелью — такие чистые, полупрозрачные тона. Русские женщины очень красивы, но ты выбрал самую лучшую…

— Да, я знаю, — скромно кивнул Карел, целуя Наташу в щеку.

Они любовались великолепными лошадьми в конюшнях Фрэнка, глаза которого горели гордостью и фанатизмом. Он приказал оседлать для них кобыл посмирнее и одобрительно кивнул, когда Наташа вспорхнула на мышастую четырехлетку. Она почувствовала под собой плотное тело лошади и поняла, что ничего не забыла. Прогулка доставила ей огромное удовольствие.