— Мне, сынок, вполне достаточной десяти пальцев. Мой папаша прекрасно обходился только ими.
— У него не было большого пальца на одной руке.
— Что правда, то правда. — Отец кивает сквозь облако дыма.
Я дую на свежие чернила в гроссбухе, чтобы они поскорее высохли. Некоторые из проблем я решил, но я точно знаю, что стоит за бухгалтерию взяться отцу, как там снова воцарится математический хаос.
Над нашими головами звякает колокольчик.
— Это из шестнадцатой комнаты, — говорит отец, не глядя на ряд колокольчиков. Он узнает каждый из них по звуку, точно так же, как другие различают голоса. — Миссис Уоллес что-то понадобилось.
— Я схожу.
Мне не нужна свеча — я могу пройти по этим коридорами лестницам с закрытыми глазами, ведь я знаю их с детства. В гостинице уже все стихло, и я недоумеваю, что могло понадобиться миссис Уоллес в такой поздний час. Впрочем, вполне возможно, в ее жизни в это время балы и развлечения только начинаются.
Я стучу в дверь. Она открывается со скрипом, и на пороге стоит миссис Уоллес. Лицо ее подсвечено огоньком свечи.
— О, мистер Бишоп…
— Вы ожидали увидеть кого-то другого, мэм?
— Я надеялась, что придет служанка, хотя не важно, я и сама справлюсь.
В моей голове проносятся непристойные мысли о корсетах, чулках и прочих женских секретах.
— Не забивайте голову. Лучше входите, выпьем вина.
— Ну, я… — Вряд ли я могу сослаться на то, что «Бишопс-отель» — респектабельное заведение, ибо таковым он никогда не был, а теперь и подавно.
— Входите! — Она улыбается и тянет меня за рукав. — Попробуем начать знакомство заново, мистер Бишоп. Хочу, чтобы вы поняли: я не настолько ужасное создание, как вы обо мне подумали.
— Я такого никогда не говорил.
— Это и не нужно было говорить.
Она открывает дверь пошире, и я вхожу в ее спальню. В полумраке кровать кажется еще огромнее.
Перед камином стоит небольшой стол с остатками трапезы и полупустой бутылкой вина. Огонь почти погас, и только угли тлеют красным.
— Но у вас только один бокал, — говорю я. — Я принесу…
— Ах, чепуха. Выпьем из одного. Вот, я буду пить с этой стороны, а вы с другой. — Она наполняет бокал. — Ваше здоровье, сэр.
Она делает глоток и протягивает бокал мне. Я борюсь с искушением коснуться губами того места, где еще остался след ее губ.
— Мистер и миссис Бишоп очень милы, — замечает она.
— Что?! — восклицаю я. У меня перед глазами проносятся образы того, как мой отец хлебает чай из блюдца, а мать трещит без умолку, припоминая смешные случаи из моего детства, отчего я прихожу в жуткое смущение.
Она улыбается:
— О, я понимаю, вы не хотели меня сюда привозить, но нищие не выбирают, правда ведь? Если бы я заранее знала о планах семьи Чарли, то позаботилась бы о том, чтобы не попасть в такое затруднительное положение. Вот что, мистер Бишоп, я продам одно из платьев и верну вам долг.
— Уверяю вас, мой хозяин может…
— Я же знаю, что у Чарли нет ни гроша.
— Я настаиваю. Вы ничего мне не должны, мэм.
— Спасибо. — Она кивает. — Пудинг с изюмом пришелся мне по вкусу.
— О да, очень вкусный. — Мне не по себе, да еще и язык начинает заплетаться. — Что ж, спасибо за вино, миссис Уоллес. Завтра я выезжаю рано, так что мне надо… надо…
— Мистер Бишоп, вы очки снимаете когда-нибудь?
— Только в постели.
Она улыбается, приподнимается на цыпочки и… снимает мои очки.
Глава 4 Гарри
О откровение! О Господи, если бы я только знал… Восторги минувшей ночи оставили далеко позади самые дикие, самые чувственные мои фантазии. Красота ее тела, изысканный аромат кожи, нежность прикосновений рук и губ… Я сражен, я потрясен! Теперь я понимаю, о чем все эти стихи, вся эта музыка (за исключением грубых уличных баллад, хотя я и к ним теперь подхожу с новым пониманием)! О богиня! Прелестное, божественное создание!
Софи
Я впервые задумываюсь о том, что мистер Бишоп не так уж плох…
Глава 5 Софи
Новая профессия. Слова Бишопа эхом отдаются у меня в голове. Я не могу податься в клуб и там за рюмочкой бренди и партией в покер признаться друзьям, что мне нужно новое место, эдакая синекура для джентльмена, где не нужно будет ни торговать, ни прилагать физических усилий. Возможности женщины, тем более женщины невысокого происхождения и с испорченной репутацией, катастрофически ограниченны. Взяв ссуду в банке, я могла бы открыть магазин, при некоторой удаче могла бы сменить имя, сфабриковать кое-какие рекомендации и подать себя как служанку с хорошим образованием. Мои опыт брака таков, что я категорически не желаю его повторить, даже если бы нашелся джентльмен, который предложил бы мне руку и сердце. Однако все вышеперечисленные профессии закрыты для женщины в моем положении. Впрочем, всегда остается театр!
Все утро я прячусь в спальне, избегая проницательных глаз миссис Бишоп. Она, несомненно, уже знает, что я всю ночь прелюбодействовала с ее сыном (на самом деле я боюсь, что она станет меня за это благодарить). А потом я отправляюсь с визитом в фешенебельную часть города.
Самое время спросить совета у старой подруги.
— Миссис Уоллес? — Брови дворецкого показывают настоящий балет: тут вам и презрение, и удивление, и тонкий намек, выраженные одним движением. Как досадно, что он читает «желтые» газеты — нужно будет сказать графине, что ее слуги сидят без дела.
— Ее сиятельство дома? — Я заглядываю за его спину, пытаясь рассмотреть сияющий позолотой и отделанный мрамором холл дома графа Дэхолта. Интересно, случится ли мне пройти по нему или меня так и не пустят дальше порога?
— Нет, мэм.
— Тогда будьте любезны, узнайте, дома ли она для миссис Уоллес, урожденной Софи Марсден.
— Софи Марсден, — повторяет он.
Я топаю ногой:
— Прощу вас. Мы вместе учились в школе. Ах, сколько прелюбопытных историй я могла бы рассказать о том времени…
Дворецкий явно встревожен, но он приоткрывает дверь чуть шире, и я вхожу в мраморный холл.
— Пожалуйста, подождите здесь, миссис Уоллес.
Я остаюсь стоять в прихожей, размером напоминающей приличную церковь. Мраморные колонны тянутся к расписанному потолку. Против него балдахин моей кровати кажется скромным. Повсюду сверкает золото, от души веселятся херувимчики, и лакей стоит на страже — пройти дальше он мне не даст точно, хоть у него и нет пламенеющего меча.
Я слышу звук неторопливых шагов, многократно отраженный гулкими коридорами, и ко мне подплывает дворецкий, преисполненный осознанием собственного величий.
— Ее сиятельство примет вас… мэм. — Он выдерживает совсем крошечную паузу — удивительно, как можно вместить столько неодобрения и презрения в такой краткий отрезок времени.
Я вознаграждаю улыбкой его и лакея, и тот медленно заливается румянцем, который по цвету дивно гармонирует с его ливреей. Я следую за дворецким. Мы поднимаемся по мраморной лестнице, проходим мимо портретов важных леди и джентльменов в париках, а на втором этаже — по роскошной галерее. Дворецкий открывает дверки, провожает меня в комнату, отделанную по последнему слову моды: здесь царит сдержанность классического стиля, из высоких окон льется свет. Ко мне тут же бросается стайка маленьких собачек — очень несдержанно и в совершенно не классическом стиле, громко тявкая и виляя хвостами. Их владелица восседает на диване и с удивлением разглядывает меня.
— Софи, это и вправду ты? — говорит она.
Это Клер, графиня Дэхолт. Она чуть поправилась с тех пор, как я видела её последний раз высовывающейся из окна спальни в школе мисс Льюишем пятнадцать лет назад. Она щелкает пальцем, и собачки бегут к ней Клер всегда любила, чтобы другие выполняли ее требования по щелчку пальцев.