— У него схожие проблемы, — ответила я и перевела разговор: — А зачем ты ищешь информацию о них?

— Ну, во-первых, я предположил, что эти люди далеко не все о себе рассказали. Знаешь ли, всегда лучше понимать, с кем имеешь дело. Я ведь хочу наведаться к Грасини еще раз и заставить их вернуть все на свои места.

— Ты поедешь в Турцию? — спросила я, чувствуя, что сердце вновь бешено забилось и кровь прилила к щекам.

— Да.

— И тебе помогла как-то моя информация?

— Пока не знаю. Жарко здесь сидеть, — заметил Антон, пристально вглядываясь в мое лицо. — Ты вон красная вся… У меня кондиционер в машине. Давай подвезу тебя куда-нибудь, по дороге и поговорим…

Я послушно встала, и мы пошли к его автомобилю. В салоне серебристой "Мицубиси" действительно было гораздо прохладнее.

— Куда тебе? — спросил Антон, и я назвала адрес.

— Это будет часа полтора по пробкам, — прокомментировал он. Наверное, он не ожидал, что ехать так далеко.

— Тебе, может быть, некогда? — смутилась я. Он посмотрел на меня долгим взглядом. И вдруг выпалил:

— У меня полно времени: я сегодня уволился с Первого канала!

Сначала я даже не поняла, о чем он.

— А что случилось? — ошарашенно спросила я. Такой неожиданный переход на другую тему совсем выбил из колеи.

— Ничего. Просто понял, что не могу больше там работать! — он пристально смотрел на меня, ожидая моей реакции.

— А почему? — тупо промямлила я.

— Понимаешь, я должен видеть смысл в том, что делаю! — заговорил Антон, отвечая каким-то своим мыслям.

— Вот сегодня мы должны были снимать женщину, которая попала под трамвай. Ей отрезало ноги, и муж ее бросил. И теперь она его приглашает в студию, чтобы сказать все, что о нем думает. И так каждый день, понимаешь?

— Но у вас на телевидении вроде каждый день что-то новое… — вяло возразила я, не зная, как реагировать.

— Новое? Да все одно и то же! Как будто в мире нет ничего, кроме жадности и предательства!

— Но ты же и про волонтеров снимал. Они-то точно хорошее делают!

— Сюжет так и не вышел в эфир! — отрезал телевизионщик. — Редактор счел, что это "слишком пресно", не цепляет зрителя! Вот ты, Полин, собачий продюсер, — Антон произнес это так, словно сказал: "Ты, Полина, помощник президента!" — Ты что-то меняешь в этом мире! А я каждый день рассказываю миллионам людей новую грязную историю! — Похоже, Антон много разговорил это сам себе, потому что не подбирал слов и был очень убедителен. — Я убеждаю их в том, что в мире одна грязь, А я хочу совсем по-другому! Хочу каждый вечер, закончив работу, знать, что сделал что-то хорошее…

Я слушала Антона ошарашенно. Его мысли в чем-то перекликались с моими. Я тоже иногда не могла найти смысла в том, что делают люди изо дня в день. Мне требовалось выйти за рамки однообразного круга амбиций, стремления заработать деньги и жить "не хуже других". Я хотела видеть смысл в своей жизни. Таким смыслом стала для меня любовь к Саймону — как знать, может, Морской привлек меня как раз потому, что я могла ему помочь? Я задумчиво смотрела в окно, поглощенная раздумьями. Антон покосился на меня.

— Я тебя загрузил? — виновато спросил он.

— Нет. Я размышляю над тем, что ты сказал… — честно ответила я, и мы замолчали.

На Садовом кольце мы встали в пробку. Через окно я видела усталые лица водителей в соседних рядах. Женщина справа от нас достала косметичку и начала неторопливо красить губы, видимо, она привыкла стоять вот так часами. — Ты сейчас будешь искать другую работу? — спросила я.

— Уже нашел! Я с сегодняшнего дня сотрудник фирмы "Инкорпорейтед-фильм-старз"! — гордо сообщил Антон.

— Так ты не ушел с телевидения? — удивилась я.

— Я ушел с Первого канала. А в "Старзе" у меня серьезный проект, — он повернулся ко мне. — Буду снимать фильм о добровольных помощниках полиции!

— Я думала, ты совсем бросил это дело… — протянула я несколько разочарованно.

— Ты не понимаешь! — возмутился Антон. — Это огромная разница! Это все равно что… — он замялся, подыскивая сравнение, — все равно что сниматься в рекламе в роли врача или действительно спасать жизни в реанимации! Есть разница?

— Ну да… — хотя я не очень понимала, о чем он.

— Я же сказал — это серьезный проект. Мы не "клубничку" ищем, а снимаем объективную документальную картину! Не для того, чтобы развлечь кого-то, а чтобы реально что-то изменить! Мы хотим рассказать о том, как простые люди помогают государству бороться с преступностью. В пяти странах снимаем. Между прочим, начинаем с Турции… Видишь, как я подгадал — заодно навещу семейку Грасини! — вдруг повернулся он ко мне.

При очередном упоминании Турции и Грасини у меня кольнуло в сердце. На секунду словно исчезла унылая пробка на Садовом, и я увидела сверкающие на солнце волны и прекрасный силуэт на берегу… Усилием воли я вернулась в настоящий момент.

— В Турции, наверное, хорошо сейчас… — прошептала я.

— Да, наверное. Впрочем, если захочешь, можешь сама узнать… — сказал Антон, лукаво покосившись на меня.

Я не верила своим ушам. Что?

— У меня свободна ставка ассистента. И ты можешь со мной поехать, — заявил телевизионщик как о чем-то само собой разумеющемся.

— Зачем я тебе там нужна? — нетерпеливо бросила я.

— Понимаешь, я звонил Грасини. Но разговор не получился. Они сделали вид, что не понимают меня. Так что в Турции мне не так-то легко будет к ним прорваться.

— А чем я смогу помочь?

— Ты — человек, который что-то знает о них. Вероятно, они тобой заинтересуются… — сказал он и задумчиво добавил: — Хотя я сам не уверен, что тебе стоит ехать. Все-таки это небезопасно…

— Я поеду! — перебила я.

Мы наконец выехали из пробки и свернули ко мне во двор.

— Тебе восемнадцать есть? Мама-папа не будут возражать? — спросил Антон.

— Есть. С родителями проблем не будет, — решительно заявила я.

— Вижу, для тебя очень важен твой друг… — задумчиво проговорил Антон и продолжил деловито: — Паспорт давай — буду бронировать тебе билет. Послезавтра мы должны быть в Турции, — с этими словами он достал из бардачка небольшой айпад.

— А… сколько это стоит? — напряглась я.

— "Старз" оплачивает, ты ж теперь их сотрудник…

— Подожди пять минут, я принесу загранник!

Через полчаса билеты на мое имя были забронированы, и я пошла собирать вещи. Конечно, я преувеличила, сказав Антону, что "с родителями проблем не будет". Мне предстояло как-то объяснить все отцу. Поднявшись в квартиру, я первым делом позвонила ему на работу.

— Романов слушает! — гаркнул папа, и я поразилась тому, как смягчился его голос, когда он узнал меня. — Полина, доченька, слушаю!

— Пап, у меня хорошие новости! — бодро начала я. — Машка нашла мне потрясающую работу! В "Инкорпорейтед-фильм-старз"!

— Поздравляю, доча! — сдержанно ответил папа. Он явно ждал подробностей.

— Пап, это очень хорошая работа! Очень! — тут я приоткрыла главный свой козырь. — И я знаю, что ты не успокоишься, пока не проверишь их по базе данных…

Папа кашлянул и промолчал.

— Так вот, моего работодателя зовут Антон Борисович Кинарь, запиши. — Судя по паузе, отец уже записывал. — Как проверишь, позвони мне, пожалуйста…

Я положила трубку и уселась за компьютер. Нужно было попробовать еще раз поискать название турецкой деревни, о которой говорил Саймон. В электронном почтовом ящике меня ждало письмо от Нелли — девушки, с которой я познакомилась на турецком русскоязычном форуме.

"Полина, а это случайно не Кумалыкызык?" — писала Нелли. Я так и подскочила на стуле. Конечно! Это Кумалыкызык! Я ведь еще тогда придумала рифму "Кумалыкызык — сломаешь язык!"

Зазвонил телефон.

— Полина? Я проверил… — сказал отец.

— И как? — замерла я.

— Антон Борисович — сын знаменитого хирурга, достойный и образованный человек. Я не только не против вашего сотрудничества, а даже настоятельно его рекомендую! От этого человека ты можешь многому научиться… — папа, наверное, представлял Антона солидным мужчиной в очках и с бородой, потому что говорил о нем очень почтительно.