— Объясни мне все-таки, почему мы не могли забрать его с собой?

— Он — англичанин! — прорычал Роб.

Финн откашлялся, лихо сдвинув на затылок свою зеленую шапочку:

— Ну, я тоже англичанин… наполовину.

— Угу, — буркнул Роб, — только эта самая половина не заставит целую армию перевалить через горы Элгола, чтобы перерезать нас… или, на худой конец, заставить нас изменить свою веру и традиции!

— А ты считаешь, что эта самая армия попрется туда из-за одного капитана Эшера?

— Не исключено, — отрезал Роб. — В любом случае я не намерен рисковать.

Финн молча кивнул и наконец уселся в седло по-человечески, перестав то и дело оглядываться на Курлохкрейг. Судя по всему, он больше не собирался препираться на эту тему, мысленно перекрестился Роб.

И дело было даже не в том, что неуемное любопытство Финна так уж раздражало его. Парнишка с радостью учился всему, и это было здорово. Со временем он превратится в прекрасного воина. Однако Роб сильно подозревал, что младший сын Грэма Гранта совсем не такая невинная овечка, какой казался на первый взгляд. Вот и сейчас этот паршивец, похоже, отлично знал, что делает. Проклятие… Роб не намерен был идти у него на поводу и изменить решение, которое считал единственно правильным. Девушка предпочла остаться со своим капитаном, значит, так тому и быть.

— Роб!

— Что?

Он тяжело вздохнул. Поездка в обществе настырного, словно осенняя муха, Финна обещала превратиться в муку мученическую.

— Мой брат Коннор ведь тоже капитан королевской армии, верно? А мой дядя Коннор Стюарт так вообще верховный адмирал, так?

Догадываясь, что за этим последует, Роб метнул в кузена испепеляющий взгляд. Дьявольщина… нахальный юнец был абсолютно прав.

— Ну, я тут просто подумал… если бы мой брат рискнул жизнью, чтобы отыскать тебя и предупредить об опасности, хватило бы у тебя духу отослать его назад в Англию, знай ты при этом, что тот же самый враг, о котором он тебя предупреждал, только и ждет, чтобы перерезать ему глотку?

О дьявольщина… и что прикажете на это сказать?! Конечно, ему бы и в голову не пришло отправить друга прямо в лапы его врагов. И уж, конечно, он скорее бы умер, чем уехал, бросив того одного, раненого, беспомощного… Робу вдруг стало мучительно стыдно — стыдно до такой степени, что пересохло в горле и рот наполнился горечью.

— Проклятие… что я делаю? — забыв о своих спутниках, громко охнул он.

Вместо того чтобы восхищаться мужеством Давины, ее преданностью своим людям — добродетелью, которую Роб ставил превыше всего, — он поддался банальной ревности. Он просто разозлился на нее, вот и все! Позволил злости взять верх, злости, на которую вообще не имел права. Он всегда так гордился своим умением владеть собой — и вот пожалуйста, он ревнует. Будь все проклято… как он допустил, чтобы это случилось? Наверное, именно поэтому Роб никогда не мечтал о любви. Любовь превращает нормальных мужчин в баранов, со злостью думал Роб, заставляет их терять голову, толкает на разные глупости. Нет, конечно, он не влюблен в Давину Монтгомери, Боже упаси! Он не настолько глуп, чтобы втюриться в эту девчонку. А раз так, не пора ли наконец вести себя разумно?

— Твоя взяла, — пробормотал Роб, круто поворачивая коня. — За мной!

— Эй, ты куда? — прокричал вслед ему Финн, от неожиданности проскочив вперед.

Не потрудившись ответить, Роб молча вонзил шпоры в бока жеребцу и вихрем понесся вперед, вернее, назад, в аббатство. Уилл с Колином без возражений последовали за ним.

— А то ты сам не знаешь куда! Добился своего, да, ублюдок? — рявкнул Роб, когда Финн снова поравнялся с ним. — Раз уж ты у нас такой умник, может, объяснишь, какого дьявола ты позволил мне бросить ее там? Понадеялся на крепость монастырских засовов, так, что ли?

— Ну, я… — Внезапно Финн бросил взгляд поверх плеча Роба, и лицо его побледнело до синевы. — Какого черта?! — поперхнулся он, привстав в стременах. — Кто это там?

Роб обернулся, и кровь разом застыла в его жилах. С запада быстро приближался небольшой отряд. Он пригляделся — все были одеты точно в такую же форму, как и те, кто напал на аббатство Святого Христофора. Роб вполголоса выругался. Они явно направлялись в Курлохкрейг.

— Гони! — взревел Роб, на скаку выхватив длинный меч. — Отрежем их до того, как они окажутся в городе!

Времени, чтобы переживать за Финна с Колином, уже не оставалось. Стиснув зубы, Роб поклялся, что перебьет всех солдат до того, как у юнцов появится шанс вступить в битву. На миг представив себе, что эти звери сделают с Давиной, если он опоздает, Роб застонал от бессильной ярости и снова пришпорил скакавшего во весь опор жеребца.

Не прошло и нескольких минут, как он уже нагнал отставшего от отряда солдата. Услышав за спиной топот копыт, тот обернулся — последнее, что он увидел в своей жизни, был занесенный над его головой тяжелый клеймор. Несчастный еще успел открыть рот, чтобы криком предупредить товарищей. Поздно! Отсеченная голова, кувыркаясь, отлетела в сторону, и он умолк навсегда. Прежде чем второй солдат успел решить, что ему делать: остановиться и вступить в бой или пришпорить коня, — клинок Роба снес ему половину черепа. Третий еще успел выкрикнуть что-то за миг до того, как меч Роба рассек его надвое. Предупрежденные этим криком остальные, на полном скаку повернув коней, во весь опор неслись на Роба, их тонкие мечи зловеще поблескивали. С трудом выдернув меч, застрявший меж ребер последней жертвы, Роб повернулся, готовясь встретить противника лицом к лицу. Лицо его было угрюмо. Бросив поводья, он взял меч обеими руками.

Скакавший впереди всех, взмахнув мечом, нанес страшный удар, целя Робу в голову… и тут же с ужасом уставился вниз — на свои внутренности, вывалившиеся прямо на спину ничего не подозревавшей лошади. Раздался пронзительный крик — следом за ними последовала его собственная рука. Роб молниеносно рванулся в сторону, и вторая рука отправилась вслед за первой.

Мгновением позже в схватку ввязался Уилл. Его меч со свистом вошел в тело другого солдата, словно нож в масло, и еще один труп, пятная кровью траву, рухнул на землю. Роб покосился на остальных, и сердце его радостно екнуло — Колин орудовал мечом с таким свирепым ожесточением, которого прежде, во время тренировок, Роб за ним не замечал. Окровавленный клинок в его руке ослепительно вспыхнул в лучах солнца и опустился на шею главаря, прикончив того на месте — брызнула кровь, и тело мешком свалилось на землю. Последний оставшийся в живых солдат достался Финну. Не дожидаясь окончания схватки, Роб ринулся к ним. Глаза его горели ненавистью. Однако его помощь не понадобилась — прежде чем он успел вмешаться, кулак Финна врезался в лицо его противника с такой силой, что тот разом вылетел из седла. Воспользовавшись этим, Финн на полном скаку нагнулся и всадил меч в грудь своей жертвы. Обернувшись к подъехавшему Робу, Финн улыбнулся во весь рот, молодецки подбоченился и вскинул над головой меч.

Когда Роб с остальными приблизились к воротам, в аббатстве Курлохкрейг стояла неестественная тишина. Руки Роба, крепко державшие меч во время кровавой битвы, теперь заметно тряслись, Те люди, чьи тела остались лежать на земле, не моргнув глазом прикончили бы и ее, и остальных, не подоспей он вовремя. Кровь этих беззащитных женщин пала бы на его голову. Он бросил ее. Он позволил чувствам взять над ним верх, и это едва не стоило Давине жизни. Спешившись, Роб мощным толчком распахнул тяжелые ворота и бросился к дверям.

— Давина! — на бегу крикнул он, чувствуя, что должен немедленно увидеть ее.

Зачем? Сейчас ему не хотелось думать об этом.

Двери аббатства с треском распахнулись — Роб успел увидеть, как мелькнула серая вуаль, из-под которой выглядывала знакомая пепельно-золотистая прядь, — и Давина, оттеснив аббатису, уцепилась за дверь. На какой-то миг, показавшийся им обоим вечностью, она застыла, не сводя расширившихся глаз с его залитого кровью пледа. У Роба скулы сводило от желания схватить ее, прижать к груди… Невероятным усилием воли он справился с собой, вовремя вспомнив, насколько опасны могут быть подобные желания. Роб нерешительно шагнул к ней, но она опередила его — вихрем пролетев несколько шагов, отделяющих их друг от друга, Давина кинулась ему на шею.