Это уже трое пассажиров в обмен за одного, прикинул Врангель.

На том сугубо официальная беседа завершилась.

По пути к пристани Врангель завернул с помощью знавшего город извозчика к особняку купца-шотландца, с которым довелось некогда познакомиться в то лето, когда навещал Росс. Сей купец, Дэвид Спенс, лет тридцати семи, женился на дочери мексиканского чиновника и сам пять лет назад принял, в интересах, разумеется, собственного дела, мексиканское гражданство. При знакомстве в районе Сан-Франциско Спенс сообщил кое-какие любопытные сведения о переменах в Калифорнии при мексиканском правлении и был так любезен, что на всякий случай даже оставил свой адрес в Монтерее.

Вот и его дом, окруженный ухоженным садиком. Хозяин, к счастью, оказался дома.

— О, — приветствовал он посетителя, — барон Врангель! Какая неожиданная и от того вдвойне приятная встреча!

Шотландец пригласил на чашечку кофе, познакомил с очаровательной женой, мексиканской креолкой Долорес, с сочувствием выслушал рассказ Врангеля о неудаче, постигшей его в связи с безвременной кончиной генерала Фигероа. На осторожное сетование гостя, что не встретил понимания своих нужд со стороны подполковника Гутьерроса, Спенс весело ухмыльнулся и ответил:

— Вы новичок в наших краях и потому совершили одну вполне простительную ошибку. Как только высадитесь в Сан-Блазе и начнете путешествие к Мехико, вы усвоите важную заповедь: любое препятствие может быть устранено, когда имеешь дело с мексиканцами, если войти в положение республиканского чиновника более или менее высокого ранга. В зависимости от его положения и содержания вашей просьбы не мешает предложить ему некоторую сумму на благотворительные нужды, скажем на ремонт местной церкви. Каждому истинному патриоту Мексики приятно, когда собеседник не равнодушен к вопросам реставрации старины и созданию благоприятных условий для отправления верующими религиозных обрядов. Подобную чуткость здесь весьма ценят!

— Понимаю, на что вы намекаете, но давать взятки не привык, — суховато ответил Врангель.

— Да я же говорил о благотворительности! — будто обиженный непониманием, укоризненно вздохнул шотландец.

Как бы между делом Врангель упомянул, что у него остались приятные воспоминания при первом посещении Монтерея в юные годы, о поездке в католическую миссию Сан-Карлос, и хотелось бы, если уж вновь занесла сюда судьба, съездить туда вновь вместе с женой. Может ли он рассчитывать на содействие в организации этой поездки?

— Для вас все можно! — одобрил купец. — И мы с Долорес, если не возражаете, с удовольствием составим вам компанию. Экипаж и верховых лошадей я беру на себя.

Договорились встретиться на следующий день в районе порта.

Для дам Дэвид Спенс подготовил кабриолет. Вместе с баронессой, ее горничной и малышом Вилли в экипаж села и супруга шотландца. Врангель, Спенс и два офицера с «Ситхи» следовали верхом на лошадях.

Дорога к миссии тянулась живописными долинами с дубовыми рощами и тучными лугами. Лица освежал дувший с моря ветерок.

Через час пути открылся уже знакомый Врангелю шпиль готической колокольни. У ворот миссии спешились, и дамы вышли из экипажа. Шотландец, взявший на себя роль провожатого, пошел отыскивать кого-либо из нынешних хозяев и вернулся с хмурого вида чернобородым мексиканцем, бросившим на гостей подозрительный взгляд, словно они прибыли сюда с тайными и не вполне благовидными целями. Как он был непохож на приветливого испанца падре Хуана, родом из Кастилии, когда-то радушно встречавшего заехавших в католический приют офицеров с «Камчатки». И если бы только это! Прежде любовно ухоженная усадьба миссионеров ныне повсюду являла следы запустения. Стены просторной конюшни обвалились. Рухнули в нескольких местах и стены высокого забора, ограждавшего фруктовый сад от губительного воздействия холодных ветров. Да и сам сад захирел. Среди отягощенных плодами оливковых и грушевых деревьев сиротливо торчали голые ветви засохших яблонь. Оставленные без присмотра быки и коровы свободно проходили через провалы в каменной стене, щипали траву и почесывали бока о стволы, норовя как бы играючи повалить те из них, что непрочно держались в почве.

Но малыш Вилли, лишенный возможности сравнения с прошлым, с восторгом воспринимал эту диковатую красоту, увлеченно бегал меж деревьев и просил мать сорвать для него тот или иной плод.

— Это чужой сад, и нас могут заругать! — увещевала его Елизавета Васильевна. Сама же она ходила под ручку с новой подругой, почти сверстницей Долорес, и пыталась говорить с ней по-испански. Первые уроки разговорной речи были усвоены ею еще при посещении Росса два года назад.

Раньше, вспоминал Врангель, можно было видеть во дворе миссии очищавших бобы индейцев, другие сушили мясо, третьи работали на полях. Теперь же работающих не наблюдалось, и встретилась лишь древняя, почти столетняя старуха-индеанка, своего рода местная достопримечательность: она, с обычным для него недовольным видом пояснил мексиканский священник, живет здесь со дня основания миссии, была окрещена одной из первых и даже помнит высадку в этом краю французского мореплавателя Лаперуза[40].

При упоминании несчастного французского морехода Врангель тут же заметил мексиканцу, что во время посещения Сан-Карлоса в 1818 году им показывали картину, изображавшую визит Лаперуза в миссию, исполненную художником, бывшим на борту его корабля.

— Где же сейчас сия историческая картина? Моей супруге тоже было бы интересно взглянуть на нее.

Священник, помрачнев еще более, ответил, что историческое полотно привлекало в миссию слишком много иностранцев, особливо соотечественников мореплавателя, и многие лицезрением не ограничивались и были не против приобрести картину за хорошие деньги. И потому бывший падре увез ее в другую миссию, дабы уберечь братьев-монахов от соблазна променять сокровище на звонкую монету.

На обратном пути в Монтерей Врангель пристроился к Дэвиду Спенсу и поделился с ним глубоким разочарованием от того жалкого зрелища, какое являет прежде ухоженная обитель монахов.

— Как же можно объяснить весь этот упадок?

— Это одно из следствий реформаторской деятельности правительства, — с иронией ответил шотландец. — Пару лет назад оно решило существенно урезать привилегии духовенства. Монахам разрешили отказываться от своих обетов. Был закрыт клерикальный университет. Испанских падре начали менять на малообразованных мексиканцев. Хозяйственные функции миссий перешли к назначенным правительством администраторам. В довершение всего индейцам дали свободу, и работать в миссиях они теперь не обязаны. Единственная их повинность — это обработка общественных земель. Но попробуйте заставить индейца трудиться, если есть возможность не работать вообще. Вот они и разбегаются куда глаза глядят, в леса и долины, где можно прожить, как встарь, на подножном корму.

— Да, — согласился с ним Врангель, — иногда торопливость в преобразованиях, направленных по замыслу авторов к благой цели, оборачивается катастрофой.

— И вся беда в том, — заключил шотландец, — что при частой смене власти путем переворотов, как это не раз случалось после провозглашения Мексикой независимости, высшие чиновники думают не об общественном благе, а о том, как бы успеть, пока их не скинули, поплотнее набить за счет государственных средств собственный карман. Вы видели порт в Монтерее. Суда в гавани стоят лишь иностранные. А у местных властей нет ни одного годного корабля, способного ходить в другие калифорнийские селения. Денег на зарплату чиновникам постоянно не хватает. Вместо денег их довольствуют товарами. Вот вам почва для расцвета коррупции! Да и откуда взяться доходам, если торговля из-за высоких пошлин в глубочайшем упадке. Впрочем, разрешение селиться здесь иностранцам и разбивать плантации при условии принятия католичества и мексиканского гражданства позволило не совсем пропасть сельскому хозяйству. Тут осело много выходцев из Соединенных Штатов, и у большинства фермеров дела идут неплохо. Они, то есть северо-американские колонисты, — многозначительно добавил Спенс, — уже стали здесь влиятельной силой и, без сомнения, в будущем будут играть в политической жизни Калифорнии все более заметную роль.