Назад отправились с общим караваном — вместе с колымскими купцами, комиссаром и сумевшим все же окрестить нескольких жителей тундры священником.

Ничто, казалось, не изменилось в Нижнеколымске, когда Врангель, Козьмин и трое сопровождавших их казаков вернулись сюда в середине марта после завершения похода на восток. Разве что солнце повыше вставало над горизонтом и еще больше снега навалила зима вокруг домов.

Изменилось, сознавал Врангель, прежде всего его собственное представление о сложности поставленной перед ними задачи. Теперь он понимал, что даже загодя приготовленные склады с провиантом не могут служить гарантией благополучного возвращения. Если бы не предусмотрительность опытного Татаринова, едва бы хватило у них сил добраться до Нижнеколымска. Как весело и безмятежно были они настроены, обнаружив в полной сохранности склад, устроенный недалеко от Шелагского мыса. Но Татаринов посоветовал все же не шиковать и экономить продукты: неизвестно, мол, что ждет их дальше. И как он был прав! Уже следующий склад оказался полностью разоренным. Судя по следам на снегу, их запасами поживились песцы и росомахи. Лишь валявшиеся возле сайбы рыбьи скелеты — вот и все, что звери оставили им. Та же судьба постигла и два других склада. Приуныли заметно отощавшие собаки, погрустнели и люди. Последние полторы сотни верст, когда закончились и сухая рыба, и сухари, проделали на пределе сил.

И еще одно соображение угнетало Врангеля. Этой весной ему уже не удастся вновь вернуться к Шелагскому мысу. Очевидно, что такое путешествие невозможно осуществить без предварительной солидной подготовки. Требовалось заранее заложить на пути несколько складов с продуктами, желательно под охраной от покушений зверья, — в районе Баранова Камня и далее — в устье реки Большой Баранихи.

А нынешнюю весну придется провести как-то иначе. Попробовать, например, отправиться по следам сержанта Андреева и более поздней экспедиции Геденштрома и отыскать землю, будто бы виденную Андреевым к северу от Медвежьих островов.

В Нижнеколымске Врангеля поджидал наконец-то прибывший в его отсутствие еще один участник экспедиции — естествоиспытатель доктор медицины Адольф Кибер. Тяжелый путь от Якутска, да еще лютой зимой, серьезно подорвал его здоровье. Белобрысый доктор едва вставал с постели, гулко кашлял и, по собственному его признанию, был не на шутку болен.

Однако приятные новости принес явившийся для доклада унтер-офицер Решетников. Поинтересовавшись, как прошел поход, он деловито сообщил:

— Двадцать собачьих упряжек удалось, ваше благородие, подрядить вместе с проводниками. Необходимый корм тоже закуплен. Примерно на тридцать дней. Хотел бы и я, — испытующе глядя на Врангеля, добавил Решетников, — отправиться вместе с вами.

— На вашу помощь, Иван Федорович, я рассчитываю.

— Время-то сейчас самое благоприятное, — напомнил унтер-офицер. — Когда думаете выступать?

— Подождем мичмана Матюшкина. Как он вернется из Островного, тогда и двинемся.

На отдых оставалось немного. Конец марта и апрель действительно самое благоприятное, как говорил и Геденштром, время для путешествий по льду. В мае же снег уже рыхлый, собаки бегут по нему тяжело. Умножается и опасность встретить на пути непреодолимые полыньи.

Матюшкин вернулся через пять дней. Он живо, не без юмора, рассказал о встречах с чукчами и достигнутом между ними согласии, о посещении вместе с Кокрэном жилища старшины Леута и как Кокрэн, не выдержав этого испытания, позорно бежал.

— Где же сейчас Джон Кокрэн? — отсмеявшись, спросил Врангель.

— Отправился вместе с купцами в Среднеколымск. Оттуда намерен двинуться к Охотску, а потом, попутным кораблем, и в Америку.

— Ищущий да обрящет! — заключил под одобрительный смех Матюшкина Врангель.

Прослышав о планах экспедиции посетить Медвежьи острова, к Врангелю неожиданно явился один из местных купцов, уроженец Среднеколымска Федор Васильевич Бережной. Не ходя вокруг и около, глядя на Врангеля слегка оценивающим собеседника взглядом, Бережной заявил, что надеется найти на островах мамонтовую кость, промыслом коей давно занимается, но обременять экспедицию не намерен и готов ехать со своими собаками и кормом.

Сотник Татаринов посоветовал не отказывать Бережному: человек он бывалый, хлопот не доставит, а помощь его не будет лишней. Сам Татаринов и еще один из казаков, бывших в первом походе, Семен Котельников, тоже изъявили желание вновь отправиться в путь. Таким образом, вместе с Решетниковым набралась опытная команда. Помощником своим Врангель избрал Матюшкина, а Козьмину поручил постройку в их отсутствие легкого судна, на котором намеревался исследовать летом низовья Колымы и описать близлежащие берега Ледовитого моря. Их нынешний караван выглядел внушительно — примерно двести пятьдесят собак везли более двадцати нарт.

У Малого Баранова Камня, прежде чем двинуться от него на север, две взятые про запас свободные нарты нагрузили в изобилии валявшимся на берегу наносным лесом.

Уже первый привал на льду принес неожиданность. Рядом громоздилась не без труда пройденная гряда торосов, и, едва казаки начали разводить костер, собаки вдруг зашлись остервенелым лаем. Сигнал тревоги не был напрасным — из-за ближайшей, торчком вставшей льдины выскочил здоровенный белый медведь и, напуганный видом многолюдного лагеря, кинулся наутек. Решетников и казак Котельников оказались проворнее других и, приложившись к ружьям, послали вслед нарушителю спокойствия две пули. Раненый медведь, оставляя на снегу пятна крови, продолжал бежать, надеясь, видимо, скрыться в ближней полынье. Котельников догнал зверя первым. Наблюдавший за погоней Врангель видел в трубу, как медведь вдруг замер на месте, повернулся, встал на задние лапы и, оглашая ревом окрестности, пошел на ожидавшего его в нескольких шагах человека. Казак не растерялся. Прозвучал еще один выстрел, и белый великан рухнул на лед.

— А вы боялись, как бы с голодухи не помереть, — весело балагурил купец Бережной. — Да этого мяса на неделю хватит.

Упряжка из двенадцати собак едва стащила тушу мертвого зверя с места, из чего заключили, что весил он не менее тридцати пяти пудов.

Осмотрев самый восточный из группы Медвежьих островов, названный Врангелем Четырехстолбовым, отряд по решению начальника избрал путь от него на северо-восток. Если сержанту Андрееву не померещилось, где-то там, по этому курсу, лежала когда-то виденная им земля.

Весна все увереннее заявляла о себе ослепительным блеском отражаемого снегом солнца. Дабы сохранить глаза, Врангель с Матюшкиным надели очки, обтянутые черным крепом. Проводники использовали повязки с узкими прорезями для глаз.

Лишь сравнительно небольшие участки пути представляли из себя гладкую снежную равнину, идеальную для быстрого бега собак. Каждый день приходилось преодолевать и торосы, и похожее на болото крошево из кристалликов льда. Ничего не оставалось, как слезать с нарт и помогать собакам тащить кладь.

Ясные дни сменялись туманными. Сырая пелена окутывала все вокруг, затрудняя обзор и пропитывая одежду влагой.

— Где-то рядом, — обеспокоенно говорил Врангелю Татаринов, — открытое море. От него и туман загустел.

Уже наступил апрель, и от солнца снег стал вязким. Решили передвигаться по ночам. Шли десятые сутки похода, и несколько освобожденных от кормового груза нарт отправились назад в Нижнеколымск.

Временами, на привалах, Врангелю досаждал угрюмый вид Матюшкина. Кажется, Федор более всех переживал, что искомая земля по-прежнему не видна на горизонте.

— Мы непременно должны найти ее, — чуть не с отчаянием говорил Федор. — И не надо бояться риска. Или пан или пропал.

— Типун тебе на язык, Федор, — охлаждал его пыл Врангель. — В Иркутске, когда мы с Анжу навещали Геденштрома, он совершенно справедливо сказал, что наши трупы для науки большого интереса не представят.