— Похоже, — обратился он к лоцману-англичанину, — для зарубежных моряков здесь созданы все удобства?

— Да, — осклабился англичанин, — морякам здесь нравится. Вот только эти американские миссионеры, чтоб смела их отсюда Господня кара — ха-ха-ха! — кое-кому портят кровь. Тут даже до вооруженных стычек с ними доходило.

— Кому же они портят кровь, сандвичанам?

— Если бы только им! — тягостно вздохнул лоцман. — В первую очередь нашему брату, приходящим сюда морякам.

Экипаж остановился у длинного дома в туземном стиле. В воротах обнесенной палисадом усадьбы гостя встретил одетый по-европейски губернатор острова Оаху по имени Боки. Сандвичанин представил Врангеля королю Камеамеа III, младшему сыну ушедшего в мир иной великого Камеамеа. Вместе с малолетним королем, одетым в британский мичманский мундирчик, Врангель обошел строй из примерно полутора сотен взявших оружие «на караул» воинов. После чего зашли в дом, чтобы побеседовать за большим столом, крытым зеленым сукном.

Из вчерашней встречи с Томасом Миком Врангель уже знал, что власть к тринадцатилетнему королю перешла в прошлом году после смерти его старшего брата Лиолио, но всеми делами королевства заправляет ныне мать-регентша Каахумана, а роль «первого министра» фактически закреплена за губернатором Оаху Боки.

Во время аудиенции малолетний король молчал, а беседу вел Боки, интересуясь маршрутом плавания и целью прихода на острова. Благодарность русского капитана за полученные подарки, как и его просьба разрешить пополнить здесь запасы воды и продовольствия, были приняты благосклонно. Некоторое оживление вызвало воспоминание Врангеля о восьмилетней давности свидании с Камеамеа I: какой-то живой огонек мелькнул при этом в глазах у продолжавшего молчать юного преемника великого отца.

Аудиенция завершилась бокалами вина, поднятого за здоровье Камеамеа III, после чего Врангель с некоторым облегчением откланялся.

Следующий визит был ему более приятен: приглашение посетить его корабль прислал американский коллега, капитан корвета «Пикок» Джонс. Сухощавый американец, встретив русского гостя на палубе, провел его в свою каюту, с сочувствием спросил, не утомил ли его визит к малолетнему королю, и тут же выразил собственное отношение к островитянам: «Все они — порядочные зануды!»

С точки зрения открытости и умения вести занимательную беседу, американский морской офицер, без сомнения, мог дать любому сандвичанину много очков вперед.

— Давно вы здесь, в Гонолулу? — спросил Врангель.

— Да уж не менее полутора месяцев, — пробурчал американец, — и не знаю, когда смогу уйти отсюда. А всего в плавании не менее двух лет: конвоировал наши торговые суда от Вальпараисо до Акапулько и Таити. Южноамериканские инсургенты часто не разбирают, кто свой, кто чужой, кто им враг, а кто друг, и грабят всех подряд. Да и на этих островах ситуация такова, что требует присутствия военного корабля.

— И что же вы защищаете?

— А то же самое — наши торговые интересы. Здешние вожди, алии, задолжали нам крупные партии сандалового дерева, за поставки которого они получили деньги вперед. Когда же долги не хотят платить, приходится прибегать к уговорам военной силой. Бизнес должен вестись честно, не так ли? В этом году сюда уже заходил с той же миссией, что и мой, наш другой военный корабль «Долфин» под командой лейтенанта Персивейла. Ему удалось уломать регентшу Каахуману и совет вождей рассчитаться с долгами. И кто же, вы думаете, помешал, поставил нам палку в колеса? Эти проклятые миссионеры! Они сумели внушить Каахумане, что требования купцов чрезмерны и несправедливы. Так все было испорчено, и после ссоры с регентшей лейтенант Персивейл вынужден был покинуть остров, так и не добившись выполнения наших требований. Но я не намерен уходить отсюда, пока сандвичане не поставят на корабли то, что они нам задолжали: пятнадцать тысяч пикулей сандала. Впрочем, — вновь наполняя рюмки, продолжил капитан Джонс, — сандала здесь остается все меньше, и скоро он потеряет для нас торговый интерес. Уже сейчас эти острова приобретают первостепенное значение не с точки зрения торговли сандалом, а как постоянная база для отдыха китобойцев. Нам бы только сломить сопротивление безмозглых проповедников, которые, кажется, возомнили о себе слишком много...

— Мне упоминали, что недавно тут едва не разгорелась война, — небрежно вставил Врангель. — Неужели ваши моряки действительно что-то не поделили с миссионерами?

— То-то и оно! — подтвердил Джонс. — Вообразите себе моряка-китобойца, который после нескольких месяцев морских скитаний в погоне за кашалотами вновь приходит к этим берегам. Он сыт по горло борьбой со штормами, его уже воротит от запаха китового жира. О чем он мечтает? Он мечтает об обвитых гирляндами душистых цветов сандвичанках, чьи тела он когда-то сжимал в своих объятиях. Он вспоминает эти острова как земной рай, где можно отвлечься от суровой прозы жизни. Самая крупная китобойная база здесь — на соседнем острове Мауи, в порту Лахаина. Но миссионерам показалось мало учить островитян грамоте. Они добрались и туда и стали проповедовать новую мораль. Некто Ричардс, возглавлявший тамошнюю миссию, осмелился провозгласить табу на любовные связи островитянок с китобоями. Первой жертвой его стали моряки с английского китобойца «Даниэл». Столкнувшись с запретом, разъяренные моряки с криками «Женщины или жизнь!» едва не прирезали отца Ричардса. Тогда на его защиту встали вооруженные пиками сторонники миссионера — сандвичане. И моряки «Даниэла» предпочли не проливать кровь, чтобы еще более не озлоблять островитян, — так ушли из Лахаины несолоно хлебавши. Моряки же другого китобойца оказались решительнее. Они заманили на борт группу девиц, и капитан наотрез отказался выполнить требование губернатора вернуть их обратно. Когда же островитяне вновь начали вооружаться, капитан — кажется, фамилия его была Клерк — приказал для острастки обстрелять берег из корабельных орудий и ушел в плавание с прекрасными пленницами на борту.

— Так вы полагаете, — не проявляя открыто своей реакции, спросил Врангель, — правота и в этом инциденте была на стороне матросов, а не миссионеров?

— Сразу видно, мистер Врангель, — усмехнулся Джонс, — что вам не приходилось бывать в шкуре китобоя и даже трудно представить себя на их месте. Этим парням можно посочувствовать, и не стоит лишать их маленький толики мимолетного счастья.

Отвлекаясь от положения на Сандвичевых островах, Джонс упомянул, что и на острове Таити, куда ему довелось заходить, конвоируя торговые суда, не все просто: две враждебные партии островитян без конца выясняют отношения между собой, а оставшиеся без твердой власти туземцы бессовестно грабят приходящие на остров корабли.

Тут и Врангелю пришлось вспомнить о нападении на его корабль во время стоянки на острове Нукагива.

Желая по традиции всех русских мореплавателей сохранить по себе добрую память у королевской семьи, Врангель поручил на следующий день Федору Матюшкину отвезти подарки королю и губернатору острова: серебряные часы, граненый графин с рюмками, кожаные изделия и большое зеркало в резной раме.

Несмотря на неприятный осадок, оставшийся от беседы со словоохотливым Джонсом (как пылко защищал он права приходящих на острова моряков!), Врангель не мог проигнорировать сложившийся морской обычай и устроил обед на борту корабля для наиболее важных иностранцев, с кем познакомился в Гонолулу. Кроме капитана Джонса, были приглашены английский и американский консулы, купец Томас Мик и еще несколько американских купцов и капитанов. Что бы он ни думал о проводимой американцами политике постепенного подчинения островов своим торговым интересам, о коей так откровенно распространялся Джонс, приходилось таить эти мысли при себе и изображать на лице дружелюбную мину.

Через шесть дней наступило время прощания. От Сандвичевых островов предстоял путь к Маниле и далее, через остров Св. Елены и Портсмут, в Кронштадт.

Врангель уже не застал в Петербурге Федора Литке: его лучший друг, командуя шлюпом «Сенявин», находился в научной гидрографической экспедиции, которой предстояло продолжить опись берегов Русской Америки, Чукотки и Камчатки.