Через девять дней, когда Врангель уже испытывал немалое беспокойство по поводу задержки его сменщика, в водах залива показался компанейский шлюп «Ситха», и на нем прибыл из Охотска новый главный правитель Русской Америки — капитан 1-го ранга Иван Антонович Купреянов, товарищ Врангеля по Морскому корпусу, боевой офицер, удостоенный нескольких наград и золотой сабли за храбрость, проявленную в боях с поляками, турками, персами...
Если Врангель считал главным своим наставником в морской науке Василия Михайловича Головнина, то для Купреянова таким главным наставником и непререкаемым авторитетом был другой знаменитый моряк — Михаил Петрович Лазарев. С ним Купреянову довелось ходить и в Антарктиду на шлюпе «Мирный», и во второе кругосветное плавание на фрегате «Крейсер» — на нем посещали и Русскую Америку. Так что увлекательных рассказов в перерывах, пока Фердинанд Петрович передавал дела преемнику, хватало.
А Елизавета Васильевна знакомила в это время с особенностями местной жизни молодую супругу Ивана Антоновича, терзавшуюся теми же страхами перед диким и неведомым краем, какие некогда испытывала по прибытии сюда юная баронесса.
Ремонт потрепанного штормами шлюпа «Ситха», на котором предстояло плыть в Мексику, и ожидание благоприятной погоды затянули отплытие, и лишь двадцать четвертого ноября, тепло простившись с супругами Купреяновыми и ставшими им близкими за пять лет служащими компании, Врангель с женой и четырехлетним Вилли поднялись на борт корабля. На долгом пути домой через Мексику их сопровождали двое слуг из креолов — тридцатилетний Егор и горничная девка Мария.
Вопреки намерению зайти по пути в селение Росс визит туда не состоялся. Помешал сильный туман, полностью скрывший от обзора берег. Два дня, дрейфуя поблизости, ждали смены погоды, но на третий день стало еще хуже, усилилось волнение, и Врангель отдал приказ командиру «Ситхи» капитан-лейтенанту Прокопию Митькову следовать к Монтерею. Жаль, конечно, что не состоялось прощальное свидание с Петром Костромитиновым, но что же делать!
К Монтерею, главному городу Верхней Калифорнии, подошли темной беззвездной ночью. Середина декабря, а здесь, южнее тридцать седьмой параллели, по-летнему тепло, и ветер доносит благоуханный запах цветов и трав.
В ожидании рассвета бросили якорь. Утром на берег был послан ялик под командой старшего офицера шлюпа лейтенанта Воеводского. Врангель попросил Воеводского нанести визит губернатору Хосе Фигероа и сообщить о прибытии его русского корреспондента. Лейтенант вернулся быстрее, чем ожидалось, и сообщил ошеломляющую новость о смерти два месяца назад генерала Хосе Фигероа. Прибывшие вместе с ним на корабль торговый и таможенный чиновники на вопрос, кто же теперь замещает покойного губернатора, пояснили, что обязанности эти временно исполняет подполковник Никола Гутьеррос.
Вот же незадача, угрюмо размышлял Врангель. Фигероа обещал снабдить рекомендательными письмами к высоким чиновникам в Мехико, приглашал по прибытии в Монтерей пожить здесь несколько дней в качестве его личного гостя. Теперь же все рушилось. Но многое, впрочем, зависело от того, как поведет себя его преемник, этот Никола Гутьеррос. Придется ехать на берег и знакомиться с ним.
Монтерей был памятен Врангелю посещением его во время плавания на «Камчатке» в 1818 году, и, направляясь в экипаже в резиденцию губернатора, он с интересом обозревал изменившийся с тех пор облик построенного испанцами городка. Много нового — там и тут вывески торговых лавок, нарядные частные дома, и, надо полагать, все эти перемены произошли с открытием калифорнийских портов для свободного захода иностранных судов и с развитием торговли. Но как обветшали и частично разрушились от времени старинные постройки — и гарнизонная президия, и портовая крепость с установленными на ее стенах орудиями! Складывалось невеселое впечатление, что лишь пришельцы, с их энергией и возможностями, подкрепленными либерализацией законов, строят здесь что-то новое. У местных же властей нет ни желания, ни средств для того, чтобы поддерживать в достойном виде хотя бы созданное их предшественниками.
Свидетельством вопиющего нерадения о пристойном виде столицы Калифорнии были валявшиеся на площадях скелеты забитого скота и бычьи головы. Семнадцать лет назад такого здесь не наблюдалось.
Исподволь накипавшее раздражение лишь усилилось после знакомства с заменившим генерала Фигероа подполковником Гутьерросом. Он встретил гостя небритым и почти сразу сослался на нездоровье. Скрывая мгновенно возникшую неприязнь к человеку, который явно не по достоинствам занял высокий пост, Врангель кратко изложил цель своей поездки, упомянув об отношениях, сложившихся между ним и Фигероа посредством переписки, и об обещании покойного губернатора оказать гостеприимство во время посещения Монтерея и содействовать в установлении контактов с руководителями Мексики.
Выслушав его, мексиканец с полминуты молчал, раздумывая о чем-то, и когда пауза грозила стать неприличной, спросил:
— Кроме генерала Фигероа у вас, барон, не было прямых отношений с кем-либо из представителей кабинета министров нашей республики?
— Нет, таких связей я не имел.
Никола Гутьеррос достал платок и с видимым облегчением вытер пот со лба. Кажется, он опасался, не скрыл ли иноземный визитер какие-либо важные козыри. Дай он сейчас промах, и эти козыри впоследствии могут быть сыграны против него. Вложив в голос некоторый оттенок скорби, Гутьеррос с повадками плохого провинциального актера покачал головой и бессильно развел руками:
— К сожалению, генерал Фигероа скончался столь внезапно, что не успел ничего сообщить о вашем, барон предстоящем визите, не говоря о более серьезных вопросах, относящихся к управлению этим краем, какие следует иметь в виду его преемнику. Вы обсуждали вопросы высокой политики, как установление дипломатических отношений между Россией и Мексиканской Республикой. Но я человек маленький; высокая политика не моего ума дело. Злоупотребления чиновников, поиски и наказание дезертиров из армии, борьба с контрабандой, которая, увы, все еще процветает, — вот то, что я готов делать на вверенном мне посту. Брать же на себя лишнего не хочу и не имею права. В архивах покойного генерала я не копался, о вашей переписке и обещании Хосе Фигероа содействовать вам сужу по вашим словам. Сами видите, положение мое затруднительное, хотя у меня и нет оснований не доверять вам. Я не буду препятствовать вам в следовании по намеченному маршруту до Сан-Блаза, но все дела, связанные с получением паспорта для путешествия через Мексику, вам придется решать самостоятельно, через консульских работников в Тепике. Это недалеко от Сан-Блаза. Я был бы рад оказать вам такое же гостеприимство, какое собирался оказать покойный генерал, но, увы, приболел. Впрочем, если не боитесь заразиться, можете пока пожить в моем доме со всем вашим семейством.
Последнее предложение было сделано таким тоном, что всякий визитер, считающий себя человеком неглупым, должен был сразу его отклонить, что Врангель в вежливой форме и сделал. Тем более что на обычное в таких случаях приглашение отобедать на борту «Ситхи»
Никола Гутьеррос ответил, что с удовольствием посетил бы русский корабль, но из-за плохого самочувствия вынужден отказаться.
Тем лучше для нас, подумал Врангель. Терпеть общество этого человека с весьма плохими манерами ему было бы тяжко.
Единственное, в чем временный губернатор согласился пойти навстречу, было обещание удовлетворить просьбу гостя отправить одного пассажира с русского корабля в форт Росс, куда не удалось зайти из-за плохой погоды. Но в обмен за услугу подполковник тут же попросил подкинуть до Сан-Блаза местного чиновника и местного злодея, отсидевшего в Монтерее несколько лет в тюрьме и долженствующего по приговору суда проследовать на постоянное поселение в Техас.
— Он кто, бандит? — счел нужным уточнить Врангель.
— Хуже — убийца. Прикончил из ревности собственную жену. Но вы ни о чем не беспокойтесь. При нем будет охранник.