На этом можно было и завершить встречу. Поблагодарив хозяина корабля, супруги Врангель откланялись, пожелав Уильяму Френчу счастливого возвращения в Гонолулу.

В ответе Врангеля Питер Скин Огден усмотрел нежелание главного правителя вникнуть в суть дела и налет высокомерия. Похоже, противостояние в устье Стикина ни к чему не приведет. Русский офицер по-прежнему упрямо долдонил, что выполняет приказ и вверх по реке пройти не дозволит. Да еще перешел к скрытым угрозам:

— Не теряйте зря время. Возвращайтесь туда, откуда явились. Я человек терпеливый, но скоро сюда подойдет другой русский корабль, а у моего коллеги нервы не столь крепкие, как у меня.

Питер Огден не вполне понимал исковерканный английский язык, на котором изъяснялся Зарембо, но выразительные ухмылки русских матросов и их веселый гогот не оставляли сомнений в оскорбительном смысле этой тирады. Что-то там насчет второго корабля и что вместе они готовы намылить англичанам холку.

Мало того, на устье реки собралось несколько длинных индейских лодок-долбленок, и переполнившие их тлинкиты с воинственно размалеванными лицами, судя по всему, тоже готовы были встать на сторону русских.

— Может, действительно пора уходить? — сквозь зубы процедил Огден шкиперу Джо Сайленту.

Обращение «Дриада» вспять сопровождалось довольным свистом и улюлюканием одержавших бескровную победу русских моряков. Однако свой протест по поводу такого поворота событий выразили пассажиры «Дриада»: некормленные лошади возмущенно ржали, им тягостным мычанием вторили и коровы.

Вернуться несолоно хлебавши назад, в форт Ванкувер, со всем этим Ноевым ковчегом казалось Огдену верхом собственного унижения. По пути он решил, что, если уж все готово для постройки фактории, он будет строить ее у южной границы, разделяющей, согласно конвенции, русские и английские владения, — на берегу залива Портленд. Идею одобрил и шкипер Сайлент: ему тоже не терпелось очистить палубу от ржущего и мычащего населения. Подыскав на берегу залива подходящий участок, бросили якорь и приступили к доставке на берег заморенных животных.

Через пару дней с корабля сняли все необходимое, и можно было приступать к строительству. Одна беда — лес приходилось брать слишком далеко, и Огден распорядился послать на шлюпке людей через залив: на русском берегу лес рос почти у самой воды. Однако бодрый стук топоров и визжание пил слышалось с того берега недолго. Заготовители вернулись назад налегке. Старший команды с возмущением рассказал, что русские матросы и промышленники, провожавшие «Дриад» до границы, угрожая оружием, не дали им рубить лес и, несмотря на попытки сопротивления, вытолкали со своей территории взашей.

— Это что же, война? — мрачно оценил ситуацию Огден.

Тем не менее, несмотря на все препоны, строительство форта, который решено было назвать именем благоволившего к Огдену главного управляющего Компании Гудзонова залива Джорджа Симпсона, продолжалось. Для подвозки же бревен теперь использовали окрепших на тучных пастбищах лошадей.

Из Николаевского редута на берегу Кенайского залива донесли, что отряд Глазунова у них не появлялся. Тревогу Врангеля по поводу судьбы экспедиции наконец-то развеял вернувшийся из летнего плавания Александр Кашеваров. На вверенной ему шхуне «Квихпак» он выполнял транспортные рейсы, ходил к Унге, Уналашке, на острова Прибылова и в Александровский редут на устье реки Нушагак. Заключительную же часть навигации Кашеваров провел в районе залива Нортон, близ редута Св. Михаила.

Слушая обстоятельный отчет, Врангель не выдержал и спросил:

— Что слышно о походе Глазунова на Квихпак и Кускоквим, где он?

— Жив Глазунов и здоров! — радостно откликнулся Кашеваров. — Видел я его и говорил с ним. Едва прибыл в залив и стал на якорь у острова Св. Михаила, тотчас приплыл ко мне Андрей Кондратьевич с тамошним правителем Козьминым. Рассказали, что туземцы приморские настроены к русским миролюбиво. То же и те, что в низовьях Квихпака проживают. Обласканные Глазуновым во время похода его, они ездят теперь без страха торговать в редут. Глазунов же прошел на Квихпак по реке Анвик, до ее устья, где впадает она в Квихпак, и затем спускался вниз по реке до места, где, как указали ему туземцы, есть удобный перенос на Кускоквим. В селении Квыгым встречался он с управляющим кускоквимской одиночкой Лукиным.

— Вот журнал его путешествия, — Кашеваров протянул Врангелю тетрадь в кожаном футляре. — Специально для вас, Фердинанд Петрович, передал. Там весь путь и все его злоключения описаны с момента, как вышли они на приток Кускоквима Тхальхук, откуда собирались перевалить через горы, чтобы пробиться к Кенайскому заливу. Тут и карта есть, и высочайшая гора обозначена, кою видели они впереди, в горном кряже. И ту гору, рассказывал Глазунов, туземцы местные называют Денали, а высотой она превосходит гору Св. Ильи. На словах Андрей Кондратьевич просил передать, что если и есть проход по Тхальхуку через горы к Николаевскому редуту, то он так тяжел, что навряд ли принесет нам много выгод.

— Спасибо, Александр Филиппович, за сообщение. Вот мне сразу и полегчало, что вернулся он в добром здравии. Немало переволновался, что и как, не погибли ли в безвестности наши люди.

Повеселев от принесенных Кашеваровым новостей, Врангель расспросил штурмана о других русских селениях, где он побывал. Особо поинтересовался, виделся ли он на Уналашке с отцом Иоанном и когда тот собирается перебраться, как они договорились, в Ново-Архангельск.

— Виделся с отцом Иоанном, — подтвердил Кашеваров. — Поклон вам шлет. До конца года обещает переехать сюда на постоянное жительство и службу. Пока же, сказывал, кое-какие дела на Уналашке надо завершить.

После ухода Кашеварова Врангель нетерпеливо раскрыл путевой журнал Глазунова, пробежал глазами несколько строк. Нет, торопиться ни к чему. Прочтет вечером или завтра. Он с почти отеческой теплотой подумал о тех креолах, кому без опаски можно поручить самое дерзкое, отчаянное дело, как Глазунов, Лукин... Похоже, со временем достойно проявит себя и Кашеваров. Уроженцы этой земли, они были умелы, выносливы, стойки к невзгодам. Новое, воспитанное компанией поколение стало надежной опорой во всех делах.

Отец Иоанн Вениаминов прибыл в Ново-Архангельск на исходе года. Представился, как положено, главному правителю. Встретились тепло, трижды, по русскому обычаю, расцеловались.

— Наконец-то! — не скрыл радости Врангель. — Надеюсь, и семья с вами?

— Со мной, — подтвердил священник. — Пока у знакомых остановились.

— Сегодня же и в свой дом перебраться можете. Летом его отстроили. Как и все мы, ждет не дождется своего хозяина. Присядем, отец Иоанн. Соскучился я, говоря по правде, по вашему обществу. Расскажите, что нового в вашей жизни.

Священник сел в предложенное ему вольтеровское кресло. Помолчав, сказал:

— Очень непросто было мне, Фердинанд Петрович, уезжать оттуда, от возлюбленной моей паствы. Уж так мы привязались друг к другу, что добросердечные алеуты, прослышав об моем отъезде, собрались в селении в великом множестве. Некоторые и с соседних островов специально приплыли, чтоб проститься со мной, и не могли сдержать слез. У меня и самого на душе боль была, утешал их, что забывать не буду и еще встретимся.

Если же о каких-то новостях говорить, то все последние мои заботы, весь досуг посвящались переводу на язык лисьевских алеутов краткой Священной истории, Катехизиса, Евангелия от Матвея. Для облегчения восприятия христианской веры и собственное поучение составил — «Указание пути в Царствие Небесное» — о том, в чем состоит подвиг Господа нашего Иисуса Христа и какие блага душевные дает Христос тем, кто следует за Ним. И очень рад, что скромное это поучение до глубины сердец алеутов тронуло. Букварь на их языке составляю и мечтаю издать когда-нибудь эти работы в России, чтобы с их помощью приохотить население Лисьевских островов к грамоте. Не один, впрочем, я трудился. Нашелся надежный помощник мне, в детстве крещенный алеут Иван Паньков. Зная русский язык и грамоту, он с усердием вникал в мои занятия, словом и делом способствовал и лингвистическим моим трудам, и переводу священных текстов.