И тогда возникали узы, основанные не на общей крови, а на привязанности. Но только не в том случае, когда кукушонком в гнезде был Босуэлл, а суррогатным отцом — такой восприимчивый человек, как ее отец. Ясно, что лорд Солтфорд не питал иллюзий в отношении характера Босуэлла. Жаль, что он не мог повстречаться с Люциусом и услышать его историю. У лорда Солтфорда американец не встретил бы враждебности или осуждения. Совершенно очевидно, чью сторону принял бы отец: то, что собирался сделать Босуэлл в 1945 году в Италии, было бы осуждено им без колебаний.

Делия остановилась перед фреской с изображением виллы и ее хозяина-поэта, в смешной шляпе радушно приветствующего гостей. Потом двинулась вдоль вереницы других фигур, задаваясь вопросами, кто были эти люди, зачем приезжали на виллу, как познакомились с Беатриче Маласпиной. Как выглядело все здесь, на вилле, в мае 1890-го? Длинные платья, кружевные зонтики, мужчины в полотняных костюмах. Или в двадцатые и тридцатые? Гости весело болтают, смеются, выплескиваются на террасу; легкие летние одежды; в руках бокалы с напитками; сигаретный дым поднимается в воздух; сплетни, дискуссии о книгах, художниках, науке; возникают влюбленности, завязываются романы…

Все ушло, и осталась одна только пестрая процессия на плохо освещенной стене, жизнерадостно шествующая сквозь время. К черту это жалюзи, почему оно не открывается? В порыве внезапного раздражения Воэн яростно дернула за шнур, и штора с грохотом обрушилась, едва ей не на голову.

Поток света хлынул в темный угол, и вся комната преобразилась. Делия вдруг удивленно замерла, забыв про оборванное жалюзи. Потом шагнула ближе и присмотрелась. Что это Люциус выдумал? Зачем поместил себя так далеко от остальных, почти во главе колонны? Она перевела взгляд на другой конец — да нет, вот он, в своем сером костюме и шляпе. Неужто так исполнился самомнения, что изобразил себя дважды? Но как он ухитрился втиснуть в середину цепочки дополнительную фигуру? Закрасил ту, что была на этом месте?

Певица наклонила голову и прищурилась, чтобы получше рассмотреть. Нет, просто случайное совпадение, только и всего. Это другой человек, просто очень похожий на американца, гораздо более ранний гость «Виллы Данте». Интересно, сам Люциус это заметил? Надо будет обратить его внимание.

— Доброе утро. — Марджори вошла в гостиную. — Ты сегодня ранняя пташка.

— Взгляни-ка сюда, — указала Делия. — Кто это?

— Что ты сделала со шторой? Боже, как меняет всю картину дополнительное освещение! А это Люциус. Его портрет. Написанный, я бы сказала, с большим сходством. Впрочем, нет, это не может быть он, не на этом же месте! Кроме того, смотри, во что он одет. У нашего нет такого кремового костюма, да таких фасонов и не носили в нашем веке. А где Люциус?

— Удрал на пляж. Кажется, я его обидела.

— Ничего, переживет. Вернется к завтраку; чувства еще никогда не отвращали людей от еды. Потом покажем ему нашу находку. Удивляюсь, как это он сам не заметил, ведь должен был изучить всех этих людей прежде чем взяться за работу.

— Да, но эта часть комнаты всегда была в тени, и порой последнее, что замечаешь, свой собственный портрет.

— Тоже верно. И ведь это не просто похожие черты лица. Поза, осанка, и руку Люциус вскидывает точно так же.

— В этом есть что-то мистическое.

— Что мистическое? — спросил Джордж, входя. — Я услышал ваши голоса. Надеюсь, не помешал?

— Ну что вы, — сказала Делия. — Посмотрите, что мы нашли.

Реакция ученого была незамедлительной.

— Тут нет ничего мистического. Все абсолютно логично. Я думаю, что мы обнаружили еще одну связь между нами и Беатриче Маласпиной. Этот человек имеет отношение к Люциусу, я уверен. Он мог быть его дедом — вот вам и связь между семьей Уайлда и виллой. Этот человек гостил здесь много лет назад, и во время его пребывания с него и был написан этот портрет. Где наш друг? Очень волнующее открытие.

Люциус стоял, уставившись на фигуру столь похожего на него человека.

— Черт, будь я проклят! Как я умудрился это пропустить?

— Вы его знаете?

— Конечно, знаю. Это мой дедушка Вульфсон. Отец моей матери.

— Он еще жив?

— Господи, нет! Дед был изрядно старше бабушки, а ей сейчас за семьдесят. Он умер несколько лет назад. Впрочем, все это какая-то бессмыслица. Когда со мной связались адвокаты, я спросил ее, не знала ли она некую Беатриче Маласпину, и та ответила, что нет.

— Может, это было нарисовано еще до того, как ваш дед познакомился с вашей бабушкой?

Люциус не слушал — воссоздавал в памяти последний визит к Миффи, перед отъездом в Европу. Как там точно старушка выразилась?

— Я спросил бабушку, слышала ли она когда-нибудь о Беатриче Маласпине. Очень тонкий политик моя бабушка. Не солгала, но и не ответила на вопрос.

— Жаль, что вы на нее не надавили, — посетовала Марджори. — Возможно, она могла бы рассказать вам о Беатриче Маласпине.

— В общем-то это логично, — поджал губы Уайлд. — Эдгар Вульфсон — так его звали — горячо и с размахом увлекался искусством. Он провел много времени в Европе, глядя на картины, покупая работы неизвестных художников. У него было то, что называется художественным чутьем. Так что, вполне вероятно, на его пути встретилась Беатриче Маласпина, вращавшаяся в среде артистической богемы и к которой на протяжении многих лет художники ездили в гости на «Виллу Данте».

Обнаружение второго связующего звена между ними и Беатриче Маласпиной всех обрадовало, но одновременно и разочаровало, по меткому замечанию Делии.

— Это не помогает нам отыскать проклятый кодицилл или даже понять, почему она пригласила Люциуса сюда через столько лет, когда уже не может с ним встретиться. Все, что мы обнаруживаем, лишь запутывает дело. Ну же, Марджори, где твои голоса, когда они нам так нужны? — прибавила она полу-шутя-полувсерьез.

Джессика, заинтригованная новостями, подошла и тоже посмотрела на фриз.

— Кто знает: может, тут найдется и твоя тетя Гертруда, Делия? Или какие-нибудь твои родственники, Марджори?

— Ну уж нет. Одно могу сказать определенно, — заявила Свифт, — ни один мой родственник никогда не бывал в Италии. Ни один из моих родителей никогда не покидал пределы страны. Отец провел Первую мировую в Англии; он тогда работал на железной дороге. Как и оба моих деда, они тоже никогда не выезжали за рубеж. Никаких дядьев и теток у меня нет.

— Тогда ты, должно быть, встречалась с Беатриче Маласпиной, когда та была в Англии.

— Вы думаете, я не вспомнила бы женщину с той картины? — усомнилась писательница.

— Но она выглядела уже иначе, когда постарела.

— У нее все равно остались бы те же глаза и выражение лица. Морщины их не изменили бы.

— Как не изменили бы и ее человеческой индивидуальности, — вставил Уайлд. — Нет, я ошеломлен, что вижу на стене дедушку Вульфсона, но это не проясняет тайну.

— Смотрите, у Марджори опять этот отсутствующий взгляд, — вдруг заметила Джессика. — Что такое? Опять поразительное откровение?

— Нет, просто я услышана шум подъезжающего автомобиля.

— О Боже, держу пари, что это Слэттери на такси! — вскричала Делия, устремляясь вон из комнаты, переодеваться.

Это было и впрямь такси, но вышедший из него человек не был Джайлзом Слэттери.

Джессика и представить себе не могла, что ей когда-нибудь захочется увидеть Слэттери, но сейчас приветствовала бы его с распростертыми объятиями.

Тео вышел навстречу машине, улыбающийся, воплощенное гостеприимство. Как он смеет?! И вероятно, именно его надо поблагодарить за этот подарок.

— Милая, — начал Ричи, заметив жену прежде, чем она успела юркнуть в дом, и подошел к ней, неторопливый, спокойный, уверенный в себе…

— Какого черта ты здесь делаешь?

— Не очень-то дружественный прием.

Такси разворачивалось. По ступенькам сбежала Делия, сигнализируя руками шоферу, чтобы он остановился. Тот вопросительно выглянул из окна машины.