Финансовое положение армии в первые пять месяцев похода было столь неустойчивым, что после победы при Гранике, несмотря на захват сокровищ в Сардах и на золото Пактола, несмотря на добровольные взносы «освобожденных» греческих городов, в конце июля 334 года царь был вынужден распустить свой флот, потому что он обошелся ему в 640 талантов, в девять раз дороже, чем было у него денег при отправлении, и потому, что у его генерального казначея и кассира Гарпала наличность была на исходе. Однако надежда на обогащение удержала войска в повиновении, и когда в 324 году 10 тысяч уволенных солдат отправились к Киликийским воротам, жалованье выплачивалось им регулярно, личные долги оплачивались из царских средств, а к причитавшемуся жалованью и средствам на проезд было выплачено еще и выходное пособие в один талант. Кассовую наличность царской казны в 331 году можно оценить в 180 тысяч талантов ( Страбон,XV, 3, 9). Кто взял бы на себя смелость отрицать, что Александр был рабом своего казначейства?

Два анекдота среди десятка других показывают весомость экономических факторов в медленном продвижении армии вперед, между тем как сам главнокомандующий, кажется, был к ним совершенно непричастен. Среди бесчисленных сопровождавших армию коммерсантов (поставщиков, негоциантов, барышников, торговых агентов, торговцев рабами, пленниками, женщинами и детьми, перекупщиков, менял) некоторые не удерживались от того, что мы называем операциями на черном рынке. Зимой 330/29 года в Бактриане, когда глинобитные хижины варваров по соседству с Кабулом были погребены под снегом и армия, утомленная до изнеможения, страдала от холода и голода, скудость в припасах дошла до того, что амфора меда продавалась за 390 драхм, а амфора вина — за 300 ( Курций Руф,VII, 4, 23). Македонский пехотинец получал в это время всего 166 драхм в месяц, что, однако, было в три раза больше заработка свободного работника в Греции! Так что гражданские лица, состоявшие при армии, делали на этом хорошие барыши, причем в самых худших обстоятельствах, короче, это были стервятники войны, способные что угодно продать и что угодно достать, между тем как командование по крайней мере трижды — в Гиркании, в Бактрии и Гедросии — отдавало приказ сжечь бесполезную поклажу. Александр полагал, что как Царь царей и верховный главнокомандующий обязан этому приказу подчиниться. На самом деле он подчинялся экономической необходимости, аппетитам своих солдат и алчности деловых людей.

Вот еще один рассказ, столь же историчный и обстоятельный, как и первый: «Сам же Александр (в октябре 325 г.) с большей частью войска (приблизительно 12 тысяч человек) …направился в Гедросию, которая по большей части пустынна. Аристобул говорит, что в этой пустыне во множестве растет бальзамовое дерево, и здесь оно выше, чем в других местах. Финикийцы, которые сопровождали войско по торговым делам, принялись собирать с этих деревьев смолу (а она была в изобилии, поскольку стволы были очень толстые и прежде никто с них смолы не собирал), так что теперь они ехали, нагрузив ею своих вьючных животных. Еще в той пустыне много благовонного нардового корня ( Nardostachys jatamansiиз отряда валериановых), и финикийцы собирали также и его. А поскольку много этих корней растаптывало войско, по всему краю распространялся восхитительный запах» ( Арриан,VI, 22, 3–5). Вот вам и пустыня! Очевидно, у точки зрения коммерсанта и точки зрения солдата не больше общего, нежели мнение о концерте Зуппе поэта и крестьянина. Быть может, мы не так уж погрешим против истины, если скажем, что именно финикийцы вели своего необузданного победителя на поиски интересовавших их товаров.

Особую ценность в глазах греческих коммерсантов и их конкурентов имели пять товаров: золото, пурпур, благовония, самоцветы, нефть. Фессалийские кавалеристы, которым было поручено захватить в Дамаске в ноябре 333 года обоз и детей персидской знати, «извлекли из этого величайшую прибыль… Впервые отведав тогда варварского золота и серебра, варварских женщин и образа жизни, македоняне, словно собаки, взявшие след, спешили пуститься в погоню и отыскать персидские богатства» ( Плутарх«Александр», 24, 1–3). Мы уже говорили о том чарующем действии, которое производило золото — это окаменевшее солнце, этот металл богов, жрецов и царей, это мистическое тело огня — на умы завоевателей, как военных, так и штатских, как греческих коммерсантов, так и финикийских купцов ¹⁰⁰. Золотые россыпи, открытые около 350 года в кварцах хребта Пангей, из которых Филипп II некоторое время извлекал ежегодно по тысяче талантов, истощились, и, кроме того, Македония испытывала дефицит в рабочей силе и специалистах, поскольку все самые доблестные и отважные были отвлечены экспедицией в Азию. Наносные отложения, золото из которых добывается в наше время в Македонии (близ Пердики, Скафи, Килкиса, в районе озера Коронии, Стратоники, Ахладохори) усовершенствованным химическим способом, не смогли бы дать достаточно этого священного металла для покрытия сделанных Филиппом долгов, а также тех 800 талантов, которые занял его сын, отправляясь в Азию. Существовала настоятельная необходимость отправиться в поход и взять золото из хранилищ сатрапов и казны царя Персии, а также из россыпей Среднего Востока.

Диодор (XVII, 71, 1) и Квинт Курций Руф (V, 6, 9) одни сокровища Персеполя оценивают в 120 тысяч талантов и утверждают, что потребовалось 3 тысячи животных, чтобы их вывезти. После убийства Дария в июле 330 года добыча, которая была захвачена с его обозом, доходила до 26 тысяч талантов, 12 тысяч из которых были розданы солдатам и столько же расхитила охрана. Захват персидских сокровищ принес администрации Александра в 200 раз больше наличности, чем ее имелось у Филиппа; всем заимодавцам, залезшим в долги солдатам, наемникам, девушкам для удовольствий, попрошайкам, барышникам и ворам, которые эту администрацию окружали, овладение персидскими сокровищами доставило огромные средства, способные сотрясать средиземноморскую экономику и все социальные классы эллинистического мира. Кроме того, вот уже тысячу лет греки знали, что золото добывают в нескольких благословенных природой регионах Азии — в Колхиде (нынешняя Грузия, вдоль течения Фасиса, или Риони), у скифов на Урале, у истоков реки того же названия, в русле Окса (Вахша, или бурлящей реки, которая «катит золото в волнах»), у подножия Памира (Таджикистан) и, наконец, к северо-востоку от нынешнего озера Балхаш, к югу от современного Новосибирска, у истоков Иртыша, на отрогах Алтая, куда его отправлялись искать мифические грифоны и муравьи-золотодобытчики, о которых говорит Геродот (III, 102; IV, 27). Так что у завоевателей имелась громадная заинтересованность закрепить за собой места, которые они называли индийским Кавказом к северу от Афганистана, а также долины Амударьи и Сырдарьи — области производства и провоза золотого песка.

Солдаты и сопровождавшие их коммерсанты не были ни искателями, ни старателями, ни горняками, ни плавильщиками. Для них важно было то, что золото можно получать, погружая в воды золотоносных потоков меховые шкуры (отсюда и возникла локализуемая в Беотии и Грузии легенда о Золотом руне), посредством движений толчеи, размалывая скальную породу и промывая ее на наклонной поверхности шлюзов. Их мало интересовало то, что в девяти из десяти случаев золото это состояло из электра, содержащего до 38 процентов серебра: золотоочистные предприятия Суз, Экбатан, Вавилона и эллинизированной Лидии могли отделить золото от примесей в печах, помещая туда металл в тиглях, — с помощью серы, морской соли, древесного угля и таких органических веществ, как ячменные отруби ( Агатархид,цитируемый Диодором,III, 12–13; Плиний Старший«Естествознание», XXXIII, 84; Фотий«Извлечения», § 28). Плавильщики отливали очищенное золото в слитки, в пластины, в монетные кружки, готовые к чеканке и ювелирной обработке. Деловых же людей интересовала во всем этом лишь товарная сторона, только то, что можно было превратить в наличность или наличностью являлось.