После битвы при Гавгамелах (1 октября 331 г.) победитель потратил целый год на то, чтобы, в погоне за Дарием, пробиться через Сузиану, Персиду, Мидию и Парфию. У него не было времени ни на то, чтобы строить новый мировой порядок, ни на то, чтобы с помощью туземцев реорганизовать свою растаявшую армию. Самое большее, что он мог сделать, — отдать распоряжение восстановить святилища в Вавилоне, а именно храм бога Мардука, разоренный Ксерксом и его преемниками. Разрушение дворца Ксеркса в Персеполе в апреле 330 года остается политическим символом: столица будет в другом месте, там, где находится государь.

Шесть лет спустя, став царем-строителем империи и городов, Александр будет сожалеть о своем поступке. Осенью 330 года он с изумлением и восторгом спустится по плодородной долине Волка (Горган, Варкана) [54]на северных рубежах Ирана. На население богатой Гиркании и Задракарту, ее столицу, с севера устраивают набеги Саки Тиграхауда, то есть скифы «в заостренных колпаках», и амазонки, их жены, те, кого Библия называет Гогом и Магогом, а Коран — Йаджудж и Маджудж; от них не отстают и всадники дахи с восточных берегов Каспия. Александр повелевает возвести по правому берегу реки на всем протяжении от Гюмюш-Тепе («Серебряный холм») на берегу моря до Кара-Кузи на востоке квадратные крепости. Осыпающиеся развалины 36 таких сооружений до сих пор можно здесь различить; они растянулись с правильными промежутками на расстояние более 150 километров. Когда Селевк II (246–226) отбросит парфян в степи, он в свою очередь распорядится возвести между этими фортами сплошную стену, представляющую собой облицованный кирпичом высокий и толстый земляной вал, который туркмены называют Кызыл-Йилан, то есть «Красная Змея», а иранцы — Садд-э-Искендер, «Стена Александра».

Изначальная идея этого укрепления, возникшего прежде Великой Китайской стены, восходит, быть может, к Александру, великому защитнику космического порядка, «Арта», заступнику крестьян и горожан, которые все без исключения стали оседлыми, от сил зла в лице грабителей-кочевников и их женщин, которые — о ужас! — дерзают ездить на лошадях верхом и сражаться с мужчинами. Напомним, что именно благодаря Корану стал знаменитым этот вал, возведенный Александром против людского прибоя, и что относящиеся к нему стихи каждую пятницу читают по всем мечетям мира. Когда Бог пожелает наказать неверных, Он снесет стену, и тогда Гог и Магог набросятся на мир. Географы подсчитали, что со времен античности уровень Каспийского моря, этого громадного пространства соленой воды, понизился на 4 метра. Стена выглядит тем более высокой. Однако между краем моря и последним бастионом открыт незаполненный участок в 7 километров: здесь начиная с конца II века до н. э. варвары без конца огибали непреодолимую стену.

После убийства Дария по приказанию Бесса в начале июля 330 года Александр провозглашает себя законным преемником покойного царя и тут же наталкивается на тройное сопротивление: ему противодействуют сатрапы и наместники провинций на севере и востоке империи, которые восстают или отказываются платить установленную дань; выражают свое недовольство греческие союзники, которые требуют, чтобы их вернули в родные места; кроме того, все большая часть македонской военной элиты упрекает своего главнокомандующего в том, что он позабыл обычаи своей родины, переняв протокол, нравы и авторитарность персидских монархов. Так что теперь Александру следует восстановить вокруг себя тройное единство: единство Персидской империи, греческой нации и македонского государства. После шести лет военных кампаний, подчас чрезвычайно тяжких и сопряженных со смертельным риском, к востоку от меридиана, проходящего от Аральского моря к Ормуздскому проливу, Александр на короткое время достигает признания в качестве царя большей части земель, некогда покоренных Дарием I, то есть принужденных поставлять властям рекрутов и выплачивать различные подати. Для того чтобы подчеркнуть, что это имперское пространство заново воссоздано и приведено к покорности, с этих пор у него было здесь 30 административных подразделений, которые возглавлялись подчас прежними властителями, а иногда и новыми, засвидетельствовавшими Александру свою личную преданность, подобно тому как прежде существовало 30 округов, теоретически подвластных Дарию и Ксерксу: вокруг Парсы (Персиды), родины Ахеменидов, насчитывалось 22 полноценные сатрапии и семь протекторатов. Следует, однако, отметить, что официальные списки с персидских надписей из Накши-Рустама близ Персеполя и из Суз не соответствуют спискам историков Александра, большое число областей — в Армении, Скифии, Аравии, Судане и Эфиопии — так и не признали главенства Александра, и, наконец, еще при его жизни, с 325 по 323 год, по крайней мере половина Согдианы (нынешний Узбекистан) и весь бассейн Инда (современный западный Пакистан) отказались ему повиноваться.

Всюду, где ему оказывали сопротивление, Александр не ограничивался тем, чтобы взять крепость приступом и принудить защитников к сдаче. Он требовал от местных аристократов и духовных лиц, чтобы они сотрудничали с тремя родами назначенных им администраторов — сатрапом или союзным царем, военным наместником и управляющим финансами, но главное, он размещал здесь гарнизоны из македонян и наемников и приказывал возводить форты для осуществления надзора за территорией и защиты границ. Именно вследствие этого современные города Искендерун (Александретта) в Турции, Герат, Фарах, Кандагар в Афганистане, Бухара в Узбекистане, Мары (Мерв) в Туркменистане, Ниш в Таджикистане, Патала и Машкаи в Пакистане, Хану в Иране, бывшие сторожевыми постами или крепостями Александра, стали во времена Селевкидов называться его именем — подобно Александрии в Арии, в Дрангиане, Арахосии, Маргиане, Макарене или Кармании. Историки упоминают также об основании им фортов вдоль Яксарта (Сырдарьи), чтобы преградить дорогу кочевникам из степей сегодняшнего Казахстана, и о еще шести — вокруг Мары (Мерва) на границе Туркменистана с пустыней Каракумы.

Из семидесяти Александрий ¹¹⁰, основание которых Плутарх приписывает Александру («Об удаче или доблести…», I, 5), по крайней мере 60 являются туземными поселениями, укрепленными Александром, «аваранами», как называли их на местном наречии; они являлись очагами урбанизации, прежде чем сделаться местными столицами, более или менее покорными центральной власти. Их можно было бы также назвать военными колониями. Разумеется, вторжения парфян, туркменов, монголов, индийцев уничтожили или по крайней мере преобразовали значительное число этих опорных пунктов, узлов великой структуры. Однако с именем Александра «у крайних пределов», этакого Дигениса Акрита из византийского эпоса VIII века н. э. [55], они сохранили воспоминание о военном греко-македонском гении, этаком «острие копья» эллинизма. Прежде всего их не следует смешивать с шестью азиатскими Александриями и тремя или четырьмя построенными по инициативе Александра портами. Те были колониями в подлинном смысле слова: будучи основаны по образцу Филипп в Македонии или Александрии в Египте, они отвечали иной цели, ибо речь шла о том, чтобы удовлетворить зачастую противоположные, но по сути своей экономические интересы, интересы тех толп, которые, явившись с Балкан, с берегов Малой Азии, из Финикии или Сирии, искали здесь земель — чтобы их возделывать, женщин — чтобы на них жениться, мужчин — чтобы обменяться с ними товарами или идеями. Эти люди искали здесь работы и заработка, между тем как на родине они слонялись без дела или были вынуждены идти в наемники.

Следует также отметить, что все космополитические колонии, подобные Филиппам или Александрополю, были основаны на границах, в месте соприкосновения двух цивилизаций, что все это были места перехода или раскрытия иных горизонтов, места перемешивания населения, где греки и говорившие по-гречески македоняне обретали сознание того, что они принадлежат к одной и той же нации, оказавшейся лицом к лицу с другими сообществами. Так обстояло дело с Александрией Египетской, где Европа вступала в соприкосновение с Азией и Африкой. Что касается утверждения, подобного плутарховому, что, основывая города, Александр приносил цивилизацию людям, которые вели примитивную и дикую жизнь, то это обычная иллюзия всех колонизаторов. При закладке городов Александр, столь уважительно относившийся к мудрости тех же египтян, халдеев и индусов, вовсе не задавался такой целью. Самое большее, на что он мог рассчитывать, так это чисто практически приучить к оседлости и привязать к одному месту кочевников, по самой своей природе неуловимых, неуправляемых и ускользающих от платежей в казну, а значит, увеличить шансы на мир между народами ровно на столько, на сколько уменьшался риск конфликта между ними.