Речь сенатора в неофициальной обстановке была непредсказуема. После старомодно вежливой фразы запросто могла выскочить пара самых жутких словечек.

Джок молча смотрел на аккуратный узел на узком галстуке сенатора и думал, завязывает ли Морли этот узел каждый день своими загорелыми пальцами или узел завязан один раз, а сзади галстук на застежке.

— Уф, — вздохнул Морли с облегчением, когда официант поставил перед ним наконец большой хрустальный бокал, наполненный до краев божественным напитком и кусочками льда. С самообладанием, делающим ему честь, сенатор не схватил бокал сразу, а сперва немного полюбовался на жидкость цвета красного дерева. Потом он несколько минут подержал бокал в руках и осушил примерно треть одним долгим глотком. Морли не любил, когда на спиртное накидывались. Он заливал в себя по полстакана, делая вид, что еле потягивает напиток.

Джок с кислой миной наблюдал это представление.

К тому моменту, когда им принесли сельдь, бурбон успел основательно размягчить сенатора.

— Я думаю вот что: гонорары и все, что идет через политический комитет, — это прекрасно, но, чтобы держаться на плаву, нужно гораздо больше.

Джок любил прямо, не виляя, приступать к делу. Политический комитет в Великобритании позволяет сенаторам и конгрессменам во время избирательных кампаний принимать деньги от любых лобби, будь то торговцы оружием, производители дорожных знаков, борцы за право женщин на отдых, за масло без соли, да за что угодно. Чтобы покупать время на телевидении, требовались бешеные деньги. Если, взяв деньги, сенатор голосует не так, как хотелось бы тем, кто эти деньги дал, к следующим выборам он уже вряд ли что-нибудь получит. Хотя никогда нельзя знать заранее. Всегда приходит завтра, и многое может измениться. Одно из основных правил лоббиста: «попытка — не пытка». Сельдь была фирменным блюдом на берегах Чизапикского залива, хотя трудно себе представить рыбу костлявее. В «Хей-Адамсе» на кухне держали специального человека, который вытаскивал из рыбы кости. Несмотря на это, кости все же попадались.

— Эти проклятые лентяи на кухне, наверное, ослепли с перепоя, — ворчал Джок. — Надо было заказывать омара.

Сенатор смотрел на огромные пальцы Джока, которыми тот доставал изо рта косточки, и гадал, как часто Джоку делают маникюр.

— Вот что я скажу вам, сенатор, — продолжал Джок. — Будь у вас побольше большихдрузей, например, в нефтяной промышленности, организаторам вашей кампании не пришлось бы беспокоиться о том, чтобы сумма взносов не превысила установленный комитетом лимит. Как-нибудь можно было бы все устроить.

— Всего один взнос превысил лимит, — вставил сенатор, но Джок пропустил его слова мимо ушей.

— Я хочу сказать, вы получаете взносы из очень многих источников, и у вас, наверное, уходит куча времени на то, чтобы выслушивать все пожелания тех, кто вам платит.

Джок усмехнулся про себя. «Надо же такое придумать — выслушивать все их пожелания». То, что при этом имелось в виду, должно бы звучать так: «Тебя купили с потрохами производители хлопка, соевых бобов, лобби — борцов с абортами, и ты готов теперь проталкивать в Сенате любую ерунду, лишь бы им это было выгодно».

— Вам не пришлось бы тратить столько времени, если бы у вас было несколько большихдрузей, вроде тех, о которых я говорю. И они наверняка позаботились бы, чтобы вы хорошо себя чувствовали везде, куда ни прилетите. Например, они ни за что не потерпят, чтобы, очутившись в Лондоне, вы не смогли бы как следует поразвлечься.

Джок дал сенатору время понять его намек, а затем спросил:

— Заказать десерт, или хотите еще бурбон?

— Раз уж вы спросили, пожалуй, бурбон.

Джок кивнул официанту, даже не взглянув в его сторону, и бросил через плечо:

— Еще один бурбон сенатору. Я составлю ему компанию. И принесите кофе и сигары.

— Я слышал, что этот тупица, который заправляет делами в «Сахарной вершине», додумался прийти к вам прямо в сенат, чтобы вручить свой чек.

Офис сенатора Морли находился в одном из самых шикарных зданий, только что построенных для сената. Обычно конгрессмены стараются не получать чеков в офисе.

Упоминание о сахаре на секунду отвлекло сенатора от темы разговора. Он вспомнил о серебряной коробочке, которая лежала в кармане его брюк. Эту коробочку купила его жена на Пикадилли, когда в прошлом году ездила на три дня в Лондон, для сахарина, который сенатор иногда клал в кофе вместо сахара. Морли теперь использовал коробочку для амфитамина и перкодана, благо их трудно было спутать. Сейчас он подумал о том, что хорошо было бы проглотить таблетку, но, поглядев на Джока, тут же отбросил эту мысль.

— Знаете, Лиддон, некоторые люди абсолютно не умеют себя вести. Моему секретарю пришлось объяснять этому парню из «Сахарной вершины», что я с удовольствием выслушаю его предложения, но чек надо передать как-нибудь потом.

Джок усмехнулся.

— Эти ребята любят ясность. Если вы пообещаете поддержать их сразу же, взяв чек, он может радостно сообщить своей команде, какую пользу можно будет извлечь из их вложений в вашу избирательную кампанию.

Джок и сенатор выбрали по сигаре. Морли вдыхал аромат табака, зажав сигару между большим и указательным пальцами. Джок зажег свою и перешел прямо к делу.

— Компания, в которой я заинтересован, — «Америкен Стар Ойл». — Джок пристально посмотрел на сенатора. Сейчас он играл в открытую.

— Люблю откровенность, — пробормотал тот.

— Что ж, если откровенно, «Америкен Стар Ойл» рискует потерять свой кусок. Они рассчитывали получить лицензию на разработку нефтяных участков на западе от Шотландии. Я считаю, что это правильно. Почему англичане должны вкладывать в свои участки больше, чем американцы могут вложить в свои. Это как-то даже не патриотично — не помочь своим соотечественникам выгодно разместить капитал.

Джок на секунду замолчал, давая сенатору возможность оценить этот ход.

— Все уже было устроено, но этот идиот из Оклахомы, вы знаете, о ком я говорю, — послал своих людей в Лондон, чтобы помешать нам получить лицензию. Вам, я думаю, известно, что свекор нашего друга из Оклахомы подал заявку на освоение участков от имени консорциума, который возглавляет его фирма «Оклахома Петролеум». Англичане наверняка ограничат число американских компаний, которым они дадут вложить деньги в нефть. Поэтому сенатор хочет дискредитировать «Америкен Стар Ойл».

— Как они собираются это сделать? — спросил Морли.

— За три года «Америкен Стар Ойл» потеряла две нефтяные вышки в Северном море. И этот придурок из Оклахомы пытается убедить англичан, что фирма не имеет права претендовать на открытие лицензии, пока не пройдут все судебные процессы со страховыми компаниями по поводу выплат семьям пострадавших. Пока адвокаты не насели на них, англичане и не думали о том, чтобы подавать какие-нибудь жалобы. Все были рады получить деньги от «Америкен Стар Ойл», не доводя дело до суда.

— Вы хотите сказать, что все пострадавшие — англичане?

— Да.

— Насколько я помню, английские суды не так трепетно относятся к истцам, как американские.

— Да, конечно. По части судов никому не сравниться со свободной Америкой. В Англии же судопроизводство тянется сто лет, поэтому дела со страховыми компаниями до сих пор не улажены. Расследование не поддержало обвинение «Америкен Стар Ойл» в нарушении техники безопасности, но мистер дурак из Оклахомы не знает, что такое презумпция невиновности. Надо отвести его за ручку в школу, где его забыли этому научить.

— То, что фирма добровольно заплатила семьям погибших, характеризует ее с хорошей стороны, — Морли начал уже думать, что он скажет британскому министру, от которого зависит выдача лицензий.

Он ненавидел этого хлыща из Оклахомы, который посягнул на благополучие его семьи. Мысли его переключились на то, что если уж «Америкен Стар Ойл» не пожалела миллионов, чтобы откупиться от семей погибших в катастрофах, то, уж наверное, они раскошелятся на то, чтобы они с Хелен могли летать самыми дорогими рейсами и чтобы его жена могла скупить в лондонских магазинах все, что ей понравится, пока Морли будет улаживать дела компании с британским правительством. И уж конечно, они смогут давать ему чеки на такие суммы, что ему уже не надо будет искать деньги на избирательную кампанию в других местах.