Пришлось Рае засесть за чертежи, выбрасывать сделанное и делать наново. Инструктор видел, что имеет дело со способной девочкой, и хотел, чтобы она научилась серьезно относиться ко всему, за что берется. Поэтому он нещадно браковал все, что ему не нравилось, и был строг в своих требованиях.
Изобретательница переживала так много неприятностей, что ей временами даже становилось себя жаль. В коридоре мчатся на своих машинах веселые автомобилисты, с которыми так редко удавалось покататься Рае, на дворе весна, в лесу поют птицы, на реке плавают лодки, а ты сиди и сиди над этими проклятыми чертежами.
Особенно трудно приходилось Рае еще и потому, что работа над машиной требовала много времени, а забывать об обещании, данном матери, и манкировать учебой никак нельзя было. Совместить же и то и другое, было почти невозможно.
А тут еще осложнились и домашние дела. Раньше обязанности были точно распределены между сестрами, на долю каждой приходив лось немного, и это не обременяло девочек.
Теперь положение изменилось. Шура честно выполняла свое обещание и работала за двоих — за себя и за Раю. Лена тоже старалась помогать, чем могла; свободного времени теперь у нее было несколько больше, потому что все ее воспитанники прекрасно чувствовали себя на даче и требовали меньше забот и ухода, чем в городе, а гусь Тюльпан и вовсе исчез, скрываясь где-то на речке. Но Лена была еще мала, и помощь ее не так уж много стоила. А кроме того, обеим сестрам тоже надо было учиться, и, само собою, им еще хотелось и погулять на свежем воздухе.
В результате домашние дела шли неважно. Порядок был нарушен, и мощный конвейер сестер Горских разладился. Организованной жизни семьи угрожала опасность. А причиной была работа Раи на технической станции.
Вернувшись однажды домой, Рая застала сестер за уборкой. Было уже поздно, скоро должна была вернуться Александра Михайловна, но дела еще было по горло. Лена мыла пол, а Шура возилась у большой груды посуды, собравшейся за несколько дней.
— Еще не управились? — бросилась на помощь сестрам сразу забывшая о своей усталости Рая.
— Были на речке и катались на лодке… — честно призналась Шура.
— Тюльпана видели. Он теперь живет на реке и стал совсем диким. К нам даже не подошел, только гоготал издали! — добавила Лена.
— Хорошо, но ведь сейчас придет мама. Давайте-ка я вам помогу!
— Нет, нет, тебя это не касается, — категорически отказалась Шура. — Сами прогуляли, сами и будем отдуваться. Ты скажи лучше, как твои школьные дела?
— Да ничего. Надо бы еще кое-что повторить — завтра геометрия. Но это неважно, я пораньше встану и сделаю это утром, — ответила Рая.
— Ну вот и садись за свою геометрию. А в наши дела не суйся. И довольно об этом говорить, заявления больше не принимаются!
Не прошло и десяти минут, как девочки услышали шум подъехавшего к дому автомобиля.
— Профессор приехал, — подняла голову от книги Рая.
— Нет, профессор уже давно дома. Он сегодня бросил палкой в нашего Эдуарда, когда тот зашел к нему на веранду, — сердито сказала Лена, снимая фартук, в котором мыла пол.
— Значит, это мама! — всполошилась Шура. — Очевидно, ее кто-нибудь подвез, потому она так рано и приехала. Лена, клади ковер на место. Рая, накрывай стол к ужину — раз, два!
Шура засуетилась и, не зная, что делать с недомытой посудой, поставила ее в шкаф.
Александра Михайловна, как раз вошедшая в эту минуту в комнату, сделала вид, что ничего не заметила.
— До чего дождливое лето! Снова так и льет! — сказала она, снимая пальто и шляпу.
— А ты совсем не вымокла! — удивилась Рая.
— Я прямо с завода. Меня привез на автомобиле инженер Кияшко, отец Миши.
— А разве у него есть автомобиль? — начала было Рая, но, перехватив страшный взгляд Шуры, заметила, что шкаф открыт мать смотрит прямо на грязную посуду.
Лена тоже делала таинственные и непонятные жесты, стараясь привлечь внимание сестры к шкафу и посуде. Рая стояла ближе всех к шкафу и мигом поняла, чего хотят от нее сестры.
— А разве у инженера Кияшко тоже свой автомобиль? — повторила она, закрывая, словно просто так, для порядка, шкаф.
— Нет, это была заводская машина, — ответила Александра Михайловна, умышленно не замечая маневра Раи и с сочувствием посмотрев на старшую дочь.
Инцидент с грязной посудой прошел гладко. Горские сели ужинать.
— Ну, дочки, как гуляли сегодня? Где были, что видели, чем можете похвастаться? — спрашивала мать.
— А вы не купались? Ведь еще холодно, можно простудиться! — опасливо сказала она, услышав, что девочки были на речке и видели там Тюльпана. — Ну, скажите мне по правде: вы гонялись за ним в воде? От вас можно ждать чего угодно, — усмехнулась она, переводя глаза с Раи на Лену.
Рая, которая, конечно, никогда не пропустила бы такого случая, если бы была на реке, на этот раз гордо выдержала подозрительный взгляд матери. Однако Лены Александра Михайловна уже не увидела. У Лены внезапно развязался шнурок на ботинке. Она нагнулась, потому что его необходимо было немедленно завязать.
Лена не гонялась за Тюльпаном, но зато помогала Мишке Гольфштрему спасать опрокинутые гусем суда москитной флотилии.
— Ну так что — гонялась за Тюльпаном в воде? — вторично спросила Александра Михайловна, когда голова Лены снова показалась над столом.
— Нет, за Тюльпаном я не гонялась. Я на к него сердита за то, что он съел мою ящерицу Майю, — ответила Лена на вопрос матери. — Правда же, Шура?
Шура подтвердила кивком головы, что за Тюльпаном Лена действительно сегодня не гонялась.
— Теперь я тебя понимаю, — сказала Александра Михайловна с серьезным видом. — Вода очень холодная?
— Холодная, — вздохнула Лена. — Такая холодная, что больше не полезу, — добавила она и махнула рукой, увидев, что мать поняла все, чего не договаривали сестры.
— Не полезешь? — рассмеялась в ответ Александра Михайловна. — Ну, смотри же!
Дождь, начавшийся с вечера, шел все сильнее. Когда Горские улеглись спать, они слышали, как он стучит в окна и в крышу и как журчит стекающая со всех сторон вода.
Приятно лежать в такую погоду в теплой постели, хорошо спится под дождь. Однако Александре Михайловне почему-то не спалось. Она давно уже заметила, что дома что-то не так и дочерям не совсем легко справляться с домашними обязанностями.
Недавно у девочек был долгий спор об этом с матерью, который окончился полной победой дочерей.
Девочки, сговорившись между собой, дружно утверждали, что уметь варить обед и шить платья им нужно нисколько не меньше, чем знать все сорок восемь штатов Северной Америки или же то, чем прославил себя французский король Солнце — Людовик Четырнадцатый.
Александра Михайловна жалела дочерей, но, сколько ни возражала, переубедить их не могла. Они твердо стояли на своем.
Александра Михайловна вспомнила всю эту историю, когда увидела грязную посуду, и от души посочувствовала дочерям. Очевидно, конец учебного года все-таки сказывался. Однако прямо предложить им свою помощь было невозможно — дочери обиделись бы: они приняли бы это как упрек или как выражение недоверия к их способностям.
«Вот бедняги! — думала она. — Поставили грязную посуду в шкаф и счастливы, что я этого не заметила. Когда же они будут ее мыть? Надо как-нибудь незаметно им помочь».
Александра Михайловна тихонько поднялась с постели и пошла в кухню. Она не стала зажигать света, плотно закрыла за собой дверь, осторожно достала из шкафа грязную посуду и перемыла ее в темноте. Потом вытерла, поставила на место и вернулась, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить дочерей. Теперь на сердце у нее стало легче, и она сразу уснула…
Рая очень хотела спать, но долго боролась со сном, ожидая, пока все в доме успокоится.
— Это я во всем виновата, — говорила она себе. — Это из-за меня не управилась Шура. Ну что, если мама случайно заглянет в шкаф? Что́ она подумает о нас? Нет, она, Рая, не может этого допустить, она должна сделать то, с чем не управилась из-за нее Шура.