Эрнан взял с собой караван золота и серебра для короля, письма и просьбы, составленные Франсиско для короля, и длинный список энкомьенд, которые Эрнан желал заполучить лично. Глядя на весь этот объемный багаж своего брата, ни Франсиско, ни Гонсало не думали о том, что Эрнана они видят в последний раз.
До отъезда Эрнана три брата условились об одном: Манко Инка должен быть уничтожен. До тех пор, пока мятежный император остается в живых, он ставит под угрозу власть Писарро над Перу. Так, вскоре после отъезда Эрнана Гонсало Писарро начал организовывать экспедицию с целью захватить или уничтожить Манко Инку. Шпионы уже доложили Писарро о том, что Манко расположился в местечке, называемом Вилькабамба; оно запрятано в густых лесистых местах в низинах, и там император находится под защитой лучников из племени антис. Единственным средством тут было отследить перемещение инкского императора в его укрытие и там — подобно ядовитому вредителю — уничтожить его.
Будучи на тридцать четыре года моложе Франсиско и на одиннадцать лет моложе Эрнана, Гонсало Писарро прибыл в Перу, когда ему было всего двадцать лет, и он всегда находился несколько в тени своих старших братьев. В отличие от своего брата Хуана, который был на год старше его, Гонсало получил чин капитана не ранее начавшихся боевых действий во время осады Куско, и то лишь потому, что смерть Хуана предоставила ему такую возможность. Однако во время осады Гонсало выказал себя одним из лучших защитников города. Высокий, чернобородый и поразительно красивый, Гонсало был превосходным наездником и исключительно метким стрелком — как из лука, так и из аркебузы. Также он был баснословно богат; как и его братья, Гонсало получил значительную долю золота и серебра во время дележа в Кахамарке и Куско.
Типичный эстремадурец, обладающий многими неустранимыми чертами уроженца этого региона — жесткий, замкнутый, подозрительный к чужакам и крайне скупой, Гонсало умел как заводить себе хороших друзей, так и наживать жесточайших врагов. Его амбиции были неутолимы; Гонсало стремился заиметь свое губернаторство, и он без всякого стеснения говорил об этом другим. Импульсивный и донельзя развратный, Гонсало в свое время отобрал у Манко его жену, Куру Окльо. Вне всякого сомнения, одного этого деяния было достаточно, чтобы дать искру инкскому восстанию, которое уже стоило жизни одному из его братьев и нескольким сотням его соратников.
Осознал ли когда-либо Гонсало свою ответственность в плане разжигания индейского восстания — остается неизвестным. Но Гонсало знал, что если ему удастся захватить или уничтожить мятежного инкского императора, то губернаторство очень отчетливо замаячит на горизонте его судьбы. Но сейчас требованием момента было усмирить это королевство. Педро Писарро писал: «Сошлись во мнении, что если [Инка] будет окружен, то у него не останется никаких иных шансов, кроме как быть убитым или взятым в плен, и тогда порядок восстановится на этой земле. Но пока это не будет достигнуто, все будет оставаться в подвешенном состоянии».
Добровольное желание присоединиться к Гонсало изъявили 300 испанцев — как пехотинцы, так и кавалеристы; все они страстно желали отличиться. Многие из кавалеристов являлись энкомендеро, так что они жаждали заполучить Манко в свои руки; им было известно только одно средство перенаправить дань туземцев, которая сейчас текла к Манко, — в свой карман. В числе других добровольцев были недавно прибывшие конкистадоры — бывшие сапожники, портные, плотники, каменщики и прочие ремесленники, приехавшие в Перу со своим собственным оружием и теперь жаждавшие сколотить себе состояние. Гонсало было хорошо известно о том, что, когда два года назад Родриго Оргонес подверг разграблению Виткос и едва не захватил в плен Манко Инку, испанцы из его отряда нашли на месте огромное количество золота, серебра, а также красивейших храмовых девственниц. Окажись удача на стороне Гонсало, его могла ожидать такая же добыча.
По ходу того как люди Гонсало готовились к экспедиции, Паулью Инка организовал крупный контингент туземных союзников. На этот раз он сам был готов сопровождать испанцев. Паулью был готов принять активное участие в битве против своего брата: вне всякого сомнения, для того, чтобы отстоять свой правящий статус «Сапы Инки», или «Единственного Инки», — на настоящий момент положение было двойственным. Хотя Паулью знал, что Манко был вынужден скитаться в глуши Тавантинсуйю и жить среди варваров-антис, он тем не менее представлял для него реальную угрозу. Если бы Манко когда-нибудь удалось заключить перемирие с испанцами и вернуться в Куско, то Паулью был бы автоматически смещен с поста императора.
Уже убедившись в том, что испанцы являют собой непобедимую силу, Паулью, находясь в столице, занялся примериванием на себя самой разнообразной испанской одежды: шелковых чулок, изящных плащей, европейских шляп самых разных фасонов. Паулью также высказался в том плане, что подумывает о принятии испанской религии. Человек, проживавший в инкском дворце, где его ежедневно ожидала свита красивых наложниц, — хотя два года назад у него не было практически никаких шансов стать императором, — конечно, не был склонен отказываться от своего нового роскошного стиля жизни. Если он должен был убить своего брата, для того чтобы сохранить свое настоящее положение, то он готов был это сделать. Кроме того, согласно инкской традиции, на вершину власти в итоге поднимался самый сильный наследник на престол. У инкской аристократии бесспорным девизом было: «Победитель получает все».
В солнечный день 1539 г. экспедиция из 300 испанцев и большого числа их туземных помощников двинулась в путь; за ними следовал караван из лам, груженных провизией. Когда испанцы покинули город и начали взбираться настоящий в северной стороне холм, многие из них окинули взглядом инкскую столицу — было очевидно, что она претерпевает изменения. После того как Манко поджег Куско в ходе осады, б о льшая часть соломенных крыш бесследно исчезла. Ныне черепица земляного цвета украшала остроконечные крыши ряда зданий; испанские строители стремились привить отдельные архитектурные особенности своей страны на инкской почве.
Ныне во второй раз за два года большой отряд конкистадоров направился вниз по восточной стороне Анд, — испанские лошади шли все по той же выложенной камнями инкской тропе, осторожно ступая, чтобы удержаться на зачастую мокром скользком покрытии. Экспедиция несла трое носилок; одни занимал Паулью, двое других — Уаспар и Инкилл. Двое последних были единокровными братьями Манкой Паулью. Подобно своему брату, Паулью, они перешли из стана Манко в стан испанцев — в полной уверенности в том, что в борьбе за Тавантинсуйю Манко Инка в итоге окажется проигравшим.
После трехдневного перехода экспедиция достигла моста Чукичаки, перекинутого через реку Урубамбу; это его Родриго Оргонес со своим отрядом захватил на пути в Виткос два года назад. Висячий мост теперь никем не охранялся, и, не встречая сопротивления, испанцы поднялись в долину Вилькабамба. Пройдя мимо стоящей на вершине холма цитадели Виткоса, когда-то разграбленной Оргонесом и покинутой Манко, экспедиция направилась далее к проходу Колпакаса, находящемуся на высоте 12 500 футов. Изрезанные очертания холмов, покрытые густой растительностью, тянулись теперь внизу длинными складчатыми гребнями. Экспедиция начала медленный спуск по выложенной камнями тропе вдоль реки Пампаконас — мимо деревьев, с которых свисал мокрый мох, мимо водопадов, которые вскоре превращались в стремительные потоки.
Облака затрудняли дыхание, люди теряли из виду начало и конец колонны, кавалерия неожиданно превратилась в расплывчатые силуэты в шлемах, призрачно вырисовывавшиеся в светло-сером тумане. Капли воды, подобно поту, появлялись на доспехах испанцев, сливаясь потом в ручейки и скатываясь вниз, словно крошечные струйки ртути. Наконец, после трех дней спуска по этой дороге, растительность стала такой густой, что испанцы были вынуждены спешиться и оставить своих лошадей. С мечами, аркебузами и луками на изготовку испанцы последовали одной растянувшейся шеренгой за своими туземными проводниками — в темную, неведомую преисподнюю амазонского дождевого леса — сельвы.
