— В чем? – её признание на скрытую камеру должно стать одним из доказательств в деле по обвинению Паулина в организации убийства Люсьена Дюжесиль, но Изольда Бенедиктовна молчала. – В чем вы виноваты?
— «Нет человека – нет проблемы», – потом опять молчание.
— О чем вы? Я вас не понимаю, – хотя на самом деле, я все прекрасно понимала, но мне нужно было её признание.
— Я любила Елисея, – на каждом слоге она запиналась, – он напоминал мне моего Бориса. Такие же черты лица. Даже Паулин не так похож на своего отца.
— Произошел несчастный случай, – сказала я, надеясь услышать от свекрови опровержение своих слов.
— Это был не несчастный случай, – Изольда Бенедиктовна на миг открыла покрасневшие глаза, – Паулин заплатил за смерть твоего любовника, желая любым способом вернуть тебя. Он очень любит тебя. Ты для него смысл жизни, как и Елисей, который отправился на тот свет вместе с твоим Дюжесилем. Умереть должен был только твой любовник. А вышло так, что невинное дитя заплатило своей жизнью за твою измену, Валюшка. Ты тоже виновата, как и я. Это я надоумила Паулина избавиться от соперника. Если бы я знала, что и Елисей погибнет, я бы низачто не пожелала смерти твоему поэту. Прости.
Эти слова с большим трудом давались Изольде Бенедиктовне. Казалось, она вот-вот остановиться, так и не сказав самого главного. Но она, не зная, что теперь по Паулину точно плачет тюрьма, все выложила, словно предчувствуя смерть и раскаиваясь в одном из самых страшных грехов – лишении человека жизни.
Звонок в дверь раздался буквально сразу после признания. Я торопливо открыла дверь. Это был доктор городской больницы с молодой медсестрой. Я пригласила их войти, и доктор сразу же кинулся к телу Изольды Бенедиктовны, которая с виду не подавала никаких признаков жизни.
— Сердечный приступ, – поставил диагноз уже немолодой врач. – Обострение мог вызвать как стресс, так и отсутствие физической активности. Женщину нужно срочно госпитализировать. С вашего согласия медсестра сейчас сделает ей укол, и мы сразу же увезем её в больницу.
— Да, конечно, – не возражала я. – Доктор, моя свекровь поправиться?
— Все зависит от отношения человека к своему здоровью, – ответил врач, доставая из белого халата телефон. – Если ваша свекровь будет строго соблюдать мои рекомендации, возможно уже скоро она сможет вернуться к полноценной жизни, преодолев болезнь. Или же смирится со своим состоянием, превратившись в инвалида. А основной причиной, препятствующей возвращению больных к нормальной жизни, являются психологические факторы. И даже плохая новость может убить человека, перенесшего инфаркт. Вы, кстати, ничем не огорчили свою свекровь?
— Да, вы совершенно правы, у свекрови было эмоциональное потрясение, как и у меня, – добавила я.
— Ну что я вам могу сказать? Берите с собой кошелек, и в больницу, – сказал мне врач, вызывая кого-то по телефону. – Петя, бери носилки и на пятый этаж. Давай живенько, у женщины инфаркт, – он говорил приказным тоном.
Медсестра ввела в вену свекрови ампулу прозрачного вещества, приложила ватку, и закрыв свой чемоданчик, сложила руки в боки, смотря сверху вниз на распластавшуюся на полу женщину.
— С вас 50 грн. за вызов и укол, – сухо произнес доктор, раскрывая исписанный блокнот. – И у меня к вам еще будут вопросы…
Взяв с собой денег из той суммы, что лежала дома на расходы, я закрыла на ключ квартиру и поехала в машине скорой помощи в больницу. Свекровь лежала не двигаясь, лишь посиневшие губы слегка шевелились. На моей груди все еще работала скрытая камера в виде пуговички, а позади нас ехала черная Alfa-Romeo.
Мне совсем не хотелось звонить Паулину и сообщать ему об ухудшении здоровья Изольды Бенедиктовны, по плану все должно было произойти иначе – инфаркт, случившийся со свекровью, ни я, ни Екатерина Степановна не могли предвидеть. Но в любом случае мне еще предстояло проявить свои театральные способности, и поплакаться в жилетку мужа, дабы получить неопровержимые доказательства его вины. А главное я хотела не столько для следствия, сколько для себя лично порыться в его электронных файлах, чтобы до конца поверить, что все эти годы я жила под одной крышей с убийцей. А для этого я должна была быть дома, а не в больнице со свекровью.
Паулин. Его имя я выбрала в списке контактов. Решительно нажала кнопку вызова, и вместо гудков зазвучала скрипка Паганини. Тихое и подавленное «да», не свойственное Паулину, на миг лишило меня желания говорить с ним. Но я должна была перебороть себя и продолжить играть свою роль.
— Паулин, нам нужно поговорить, – я его едва не умоляла, запинаясь на каждом слове и всхлипывая.
— Ты где? – Паулин был сдержан, казалось, он очень устал и ему не хочется даже разговаривать.
— Приезжай в городскую больницу, я буду там? – (медсестра украдкой посматривала на меня, наверно удивляясь, что я переживаю из-за инфаркта свекрови).
— В Донецке? Что-то случилось?
— Случилось, – я не стала вдаваться в подробности, – буду ждать тебя на первом этаже.
Я отключила телефон, так и не объяснив, что случилось, и почему я буду ждать его именно в больнице, так и не сказав ни слова: ни о «несчастном случае», ни об инфаркте Изольды Бенедиктовны. Пусть помучается в догадках, – решила я, – ведь из-за него я чуть не поседела, когда и Люсьен, и Елисей пошли ко дну…
В больнице было шумно. Одурманивающий лекарственный запах стоял даже на первом этаже. Медсестра в приемной, круглолицая женщина с волосами цвета красного дерева заявила доктору «Мест в кардиологическом отделении нет». А Изольда Бенедиктовна лежала как покойник: бледно-синяя, неподвижная, еще и руки сложила на животе.
— Тогда мы положим её прямо в коридоре, иначе она умрет, так и не дождавшись помощи, – закричал врач на медсестру, которая лишь недоуменно смотрела в ответ. – Павел, Олег, помогите, – позвал доктор проходящих мимо санитаров в голубых костюмах.
Вместе мы занесли Изольду Бенедиктовну в приемный покой. Она была все такая же бледная. Часы в приемной показывали 8.20, это означало, что свекровь уже более получаса находилась в тяжелом состоянии.
— Павел, сделайте пациентке электрокардиограмму, я скоро подойду.
Доктор вместе с медсестрой и вторым санитаром вышли, оставив меня со свекровью и Павлом, который больше походил на студента-практиканта, нежели на опытного медбрата. Он неуверенно прикрепил на запястья, лодыжки и грудь Изольды Бенедиктовны электроды, подключенные к регистратору, и, поглядывая по сторонам, словно что-то потерял, стоял над кушеткой.
Доктор никак не возвращался. Павел взял в руки ленту, покрутил её и так и эдак. Мои предположения подтвердились – Павел не мог ничего сказать по зигзагообразным штрихам.
— Я здесь прохожу практику, – попытался оправдаться парень. – Сейчас потороплю врача, – И Павел тоже вышел, оставив меня одну с молчаливой свекровью, на которой как никогда не было лица.
— Валюшка, – еле слышно позвала меня свекровь.
— Изольда Бенедиктовна, вам лучше? – я мигом подскочила к ней, присев на краешек твердой кушетки.
— Уже не болит, – без выражений и эмоций, как-то сухо ответила она.
— Доктор говорит, у вас инфаркт. Успокойтесь, не думайте ни о чем плохом, – я положила свою ладонь на её по-прежнему холодные руки, которые она снова сложила на животе.
— Забери меня отсюда, я хочу тишины и покоя, а здесь так шумно, – Изольда Бенедиктовна смотрела на меня печальными глазами, и мне становилось все больше и больше жаль эту старушку.
— Я не могу, давайте подождем, что скажет доктор.
В этот момент передо мной как раз возникли, словно из ниоткуда мужчина в белом халате, все тот же седовласый врач и молодой практикант Павел с длинной кардиограммой в руках.
— Женщина, рад, что вам стало немного лучше, но это лишь благодаря обезболивающему, что вам вколола медсестра. Давление у вас капризное, а с сердцем шутить нельзя, если вы еще хотите жить и нянчить внуков.