Во время антракта у нас появилась возможность снова побыть вдвоем. Мы держались за руки и не спеша, продвигались к выходу, хотя многие продолжали оставаться сидеть на своих местах. За одной из широких белых колонн  было бы идеальное место, чтобы спрятаться от случайных взглядов, – мелькнуло молнией в моей голове. И по глазам зачарованного Люсьена я попыталась прочесть его мысли. Он, так же как и я, хотел бы обнять меня и ощутить вкус запретного поцелуя на своих губах.

 — Люсьен! – и больше ничего не нужно было говорить.

 Спрятавшись за колонной, мы лишь несколько секунд молча смотрели в глаза. Что я хотела прочить в его глазах? Не знала и не знаю. Что он хотел сказать мне немым языком, влюбленной мимикой красивого мужественного лица? Я могла лишь предполагать. Он обнял меня нерешительно, не было прежней ночной страсти. Это и понятно, мы ведь находились в людном месте, а не в темной тишине спящих улиц. Но, не смотря на это, Люсьен прижал меня спиной к стене, покрывая лицо и шею поцелуями, с каждым разом все жарче и жарче. Со мной целовался мужчина моей мечты…

 Так и не насытившись окончательно нежностью французского поцелуя, его волшебством, соединяющим души и дарящим ощущение радости  и легкого волнения от прикосновений языков, мы все-таки остановились. Не целоваться же на глазах у проходящей мимо молодежи с синими и фиолетовыми волосами, проколотыми ноздрями и бровями. Они искоса на нас взглянули, удивленно поднимая брови, и кто-то даже сказал «любви все возрасты покорны», как будто я и Люсьен седовласые пенсионеры, а не 26-ти летняя девушка с 34-ех летним красавчиком.

 — Ты такой милый, Люсьен!

 Мой муж никогда не читал мне Пушкина, не писал для меня стихи, не был столь романтичным и галантным кавалером. И лишь сравнивая этих совершенно разных мужчин, я понимала, что поспешила выйти замуж. Нужно было сначала познать как можно больше представителей сильного пола (в мерах разумного, конечно), и только потом выбирать тот тип мужчин, который мне больше по нраву. А я? Вышла замуж чуть ли не за первого встречного.

 Люсьен сопровождал меня повсюду. Со стороны можно было подумать, что мы либо молодожены, не успевшие еще приесться друг другу, либо любовники. Но меня это нисколько не волновало. Пусть думают, что хотят! Главное, что я счастлива! Тем более мы находились на другом конце Украины, и Паулин был далеко, в отличие от Марии Григорьевны, которая словно ходила по моим следам.

 Я вновь уловила промелькнувший силуэт крупной женщины в старом пальто и выцветшем платке. Неужели в целях конспирации она решила переодеться нищенкой? Неужели она думает, что таким образом можно слиться с толпой? На вокзале, возможно, но в стенах ДК, где собрались лауреаты литературных премий в новых нарядах, не знающих стирки, это просто невозможно. Мария Григорьевна, как белая ворона рассматривала работы малоизвестных художников, принимавших участие в выставке, открывшейся на первом этаже. Я жестом и глазами указала Люсьену в ту сторону, где спокойно стояла неряшливая женская фигура, как оказалось еще и в грязных резиновых калошах.

 — Это она?

 Люсьен хотел подойти, но я вовремя остановила его за рукав. Мария Григорьевна стояла спиной к нам, вокруг её было свободно, так как люди боялись слишком близко к ней подходить. Ведь половина участников конкурса еще не выступила со своими произведениями, как и сам Люсьен, а выходить на сцену в испачканном белом платье никто бы не захотел. Так одна молодая особа в очень красивом светлом наряде, брезгливо сморщила носик, обходя стороной «пани Маню», важно изучающую яркую абстракцию.

 — Давай за ней понаблюдаем, – предложила я, уводя Люсьена в сторону. – Могла ли она по чистой случайности оказаться здесь? Еще и в таком виде? Я её совсем не понимаю.

 — Может, она как ценитель прекрасного не пропускает ни одного творческого мероприятия? – Люсьен так не думал, он все-таки подозревал Марию Григорьевну в слежке. – Но стиль одежды этому явно противоречит.

 — Скорее не стиль, а финансовые трудности.

 — А финансовые трудности, как известно, заставляют людей идти либо на необдуманные поступки, либо на тщательно спланированные акции.

 — Я подойду к ней, и заговорю о той картине с изображением деревянного ящика, наполненного зелеными яблоками. Она ей любуется, смотри, как голову наклонила набок. По-моему картины её интересуют больше, чем я.

 — У неё звонит мобильный телефон. О! А модель то из последних! У вас в Донецке у всех уборщиц есть возможность покупать лучшее, как в рекламе «мы ведь этого достойны!», да? – Люсьен был прав, дорогой телефон никак не соответствовал одеянию Марии Григорьевны.

 Смартфон Nokia N8  с красивым и быстрореагирующим пользовательским интерфейсом дорогой игрушкой блистал в неухоженных руках. Грязные пальцы вертели его, словно боясь нажать на сенсорную кнопку. Похоже, Мария Григорьевна и не думала отвечать на звонок.

 — А если она его украла? Не зря же она продела такой далекий путь. Здесь её никто не знает, – размышляла я вслух. Никто, кроме меня.

 Я должна была разгадать эту загадку. Несколько шагов, и я схватила уволенную уборщицу за руку. Она вздрогнула от удивления и тут же начала кричать неподражаемым басом «Караул, грабят, люди добрые, спасите!». На нас все обратили внимания, так и застыв на месте с открытыми ртами.

 — Мария Григорьевна, будьте благоразумной женщиной, не орите, как потерпевшая. На вас же смотрят люди, и что они о вас подумают? – я отпустила её руки, дав ей возможность спрятать дорогой телефон в кармане своего (или чужого) СССР-овского пальто.

 — Хочу орать, и буду! – как маленькая глупая девочка ответила она, не сбавляя оборотов. – Вы что следить за мной удумали? Ты посмотри, ну, что за люди? Куда я, туда и они? Вам что места во всей Украине мало?

 Я была больше чем удивлена. Неужели, по случайному стечению обстоятельств мы оказались в одном городе, и Мария Григорьевна вовсе не собиралась следить за мной?

 — Давайте, выйдем на улицу и спокойно поговорим, как взрослые люди, – любезно предложил Люсьен.

 Мария Григорьевна свела недовольно брови, в глазах были отчетливо видны красные воспаленные капилляры, будто она всю ночь проплакала. Но, как ни странно, криков больше не последовало. Наоборот, увидев перед собой Люсьена Дюжесиль, «ценительница прекрасного» показала ему беззубую улыбку.