Она лежала неподвижно, уставясь невидящим взглядом в окно спальни.

Наклонившись над ней, я негромко произнес:

— Очнись. Где ты витала, моя птичка?

— Я потеряла свою душу и пытаюсь найти ее вновь, — отозвалась Герши.

Недаром говорят: одна беда ведет другую.

После того как я утратил власть над Герши и, в известной степени, над собой, выяснилось, что на ее след напал комиссар Ляду.

— Что ты имеешь в виду, говоря о том, что стараешься вновь найти свою душу? — спросил я ее в тот день, когда попытался поднять симулянтку с постели. — Ты не пропала. Зачем тебе Восток или эти джунгли со львами и тиграми, по которым ты иногда вздыхаешь? Или какая-то душа. Ты моя женщина, и этого достаточно.

— Была, — возразила Герши, не глядя на меня. — Была твоя, Франц, но ты обесчестил меня. Ты… ты совершил надо мной насилие. И я больше не твоя.

Я принялся улещивать ее, уговаривать, но все мои старания наталкивались на ранее неведомое мне деликатное упорство. По ее словам, она все это время «размышляла». Ее увлеченность прошла. Она не только не любит меня, но никогда не полюбит ни одного мужчину. Правы восточные философы, которые учат, что любовь к мужчине или к женщине в конце концов приводит к рабству. (Можно подумать, будто она знакома с учениями восточных философов!) И я должен попытаться это понять.

Взбешенный, я прибегнул к грубой силе.

Приподняв Герши за длинные распущенные волосы, я пригрозил задушить ее.

— Отпусти, — твердо произнесла она, — а то я позову на помощь.

Что я мог с нею поделать? Бить ее в гостинице «Атеней» за то, что не дает мне? А вдруг она действительно вздумает кричать? Она сильна как бык, и чтобы добиться своего, нужна хоть какая-то помощь от нее самой.

— Я решила остаться твоим другом, — произнесла она, приглаживая волосы.

— Будь ты проклята со своей наглостью! — воскликнул я. — Только попробуй.

— Не надо угрожать мне, Франц, — сказала она совершенно спокойно. — Я не собираюсь причинить тебе никакого вреда.

— Ты не можешь не любить меня, — заявил я, пытаясь придать своему голосу уверенность. — Ты знаешь это.

— Нет, дорогой, — проговорила Герши с невыразимой грустью. — У меня такое глупое сердце, что я больше не смогу ему доверять. Я не стану любить ни тебя, ни кого другого. Никогда. — И она отвернулась от меня, даже не удосужившись прикрыть обнаженную до пояса спину.

Я не сразу осознал, что действительно потерял Герши. Сидевшая у меня на плече «мартышка» скептически смотрела на меня, а я в это время делал вид, что если все пойдет своим чередом, то спустя немного времени Герши сама приползет ко мне.

Вскоре всем стало известно, что я не хозяин в ее спальне. Нередко ее гостями были совершенно неизвестные мне люди. Невысокого чина французские офицеры с орденскими колодками, судя по выражению их глаз, только что вырвавшиеся из ада, стали завсегдатаями в занимаемых ею помещениях. Не знаю, где Герши знакомилась с ними. Тот, кто приходил к ней, приводил своих товарищей, и она, сидя в уголке, внимательно слушала их. Наша прежняя тщательно подбираемая компания, состоявшая из политических деятелей, дипломатов и живущих в Париже генералов, постепенно рассеялась. Никому из них не хотелось встречаться с таким количеством фронтовиков.

У меня возникло чувство, что за нею следят. Мы и раньше знали, что за нею наблюдают, но не придавали этому значения. Нередко, вернувшись к себе в номер, она замечала, что в ее вещах, особенно в письменном столе, шарили. Иногда она готова была в этом поклясться, по пятам за ней шли шпики.

— Naturellement [106], — заметила ей старая сводня Селестина. — В их глазах все красивые женщины шпионки, а ты еще и по-голландски говоришь, а язык этот на немецкий смахивает.

— Ты в безопасности, — заверил я ее, когда мы остались одни. — Никто, кроме Краузе, фон Рихтера и меня, не знает, что ты Х-21. И едва ли кто-либо из нас намерен выдать тебя.

После того как мой авторитет в ее глазах упал, она запретила мне называть ее Х-21, даже если я открывал водопроводный кран, чтобы никто не смог нас подслушать. Кроме того, она отказывалась выполнять все мои просьбы, если они имели хоть какое-то отношение к шпионской деятельности.

«Мартышка» издевалась надо мной, называя меня бездельником. От Герши надо избавиться. Мятежная Мата Хари может оказаться опасной. Став независимой, Герши может навлечь на всех нас неприятности. Но сделать это не так-то просто.

Предназначенные ей суммы я стал мало-помалу придерживать, рассчитывая поставить ее на колени, но Герши продала кое-какие вещи с виллы в Нейи и не стала просить денег. Положение мое усугубилось после того, как сотрудники нашего посольства сообщили мне, что личностью Герши интересуется сам комиссар Ляду. Я стал опасаться, что не смогу перехитрить его. Судьба связала одной цепочкой Ляду и Мата Хари, чтобы погубить меня.

Мне захотелось доказать, что я чего-то стою и сам. Без всякой помощи со стороны Мата Хари мне удалось осуществить блестящую разведывательную операцию и отправить начальству доклад о французских резервах, оказавшийся поразительно точным.

Поскольку Герши не захотела больше знать меня, я завязал множество связей с женщинами. Днем я спал с замужними, а ночью — с продажными.

К сожалению, Краузе не удалось убедить германское верховное командование, что его голландский агент гораздо ближе к истине, чем немецкая военная разведка. Все мои усилия оказались тщетными. Что же касается моих беспорядочных связей, то чем больше их у меня появлялось, тем меньшее значение приобретал для меня половой акт. Я с отвращением смотрел на женское тело, потому что это было не тело Герши, которое я жаждал ласкать и терзать.

Я хорошо платил Селестине, но та докладывала, что Герши ни с кем мне не изменяет. Правда, однажды она мне сообщила, что мадам вызывали в Deuxiéme Bureau [107].

— Зачем? — спросил я, и в моем возбужденном сознании возник образ большого здания на углу бульвара Сен-Жермен и Университетской улицы. Вот низенький человечек, сидящий за столом рядом с большой лестницей, заставляет ее заполнить анкету. Кто-то уходит, держа под мышкой доклад, кто-то еще просматривает объемистые досье, аккуратно поставленные на полки стальных шкафов, расположенных на четвертом этаже, причем замок каждого из шкафов заменяют каждый месяц. Вот они проверяют сделанные ею записи и сравнивают со всеми образцами ее почерка. В отличие от прочих административных зданий, в этом всегда тихо.

— Чтобы получить разрешение на поездку, — ответила Селестина.

— Куда?

— Почем я знаю? Говорит, что поедет на море, а потом куда-то еще. В Виттель, что ли.

Виттель был курортом, где отдыхали французские офицеры, а большая часть морского побережья считалась закрытой зоной.

В тот вечер среди гостей Герши находился и комиссар Ляду, хотя я заметил его не сразу. Увидев его, я тотчас понял, что это тертый калач. Обшарпанный, провинциального вида господин был удивительно самоуверен. Держа в руке бокал шампанского, который ни разу не поднес к губам, он ходил среди собравшихся, рассеянно прислушиваясь к тому, о чем те говорят. Я стал следить за ним глазами.

— Барон ван Веель? — произнес он, удивив меня тем, что знает мое имя.

— К вашим услугам, месье…? — поклонился я.

— Ляду. — Он протянул мне руку. — Мадам Мата Хари — ваша землячка?

— Официально да, хотя происхождение ее в известной мере для меня загадка, — ответил я. — Восхитительная женщина, не правда ли?

— Восхитительная, — сухо проговорил Ляду. — Некогда она утверждала, что родилась в Бельгии.

И зачем ей взбрела в голову эта мысль?

— Неужели? Очень странно.

— Весьма, — согласился Ляду. — Но разве в 1915 году она не жила некоторое время в Антверпене?