Поначалу он еще совсем не умел есть — мы по маленькой капельке клали ему в рот и ждали, когда проглотит. Он тогда еще не мог говорить и, если проглатывал, делал нам знак рукой. Едва он пришел в себя, мы стали проверять, понимает ли он нас. Ведь некоторые люди после подобных травм навсегда остаются неадекватными, неполноценными… Говорим: «Петрович, там к тебе поклонница пришла и просит расписаться». Он берет листок, пишет: «Удачи!» — и расписывается. Мы все чуть в обморок не упали от удивления. Люди, выходящие из комы, они вообще не говорят, не пишут. Врачи говорят: «Ну, все, если пишет, значит, все будет нормально!» А когда он увидел неправильно написанное слово на какой-то бумажке, то написал: «Здесь два «и» на конце надо писать». А однажды вдруг пишет медбрату: «Нехорошо обманывать. Если обещаешь, надо делать». Парень недоумевает: «А чего я пообещал?» Коля пишет: «Мед». Парень говорит: «Так я же вам дал мед». Коля показывает — ты, мол, положил его в чашку с чаем, а я хочу мед чистый. Он не переставал удивлять нас. Писал: «Дайте мне йогурт, клубнику. Я в детстве мало ел сладкого». А знаете, что он написал, едва пришел в себя? «Ребята, я вас люблю!» Он еще тогда лежал почти неподвижно, глаза открытыми долго не держал, постоянно засыпал… А потом стал разговаривать и… посылать всех куда подальше.
Кстати, первое, что Коля произнес, было слово «девонька», только так он всегда называл меня. А еще, когда Коля сразу после комы начал какого ощущать себя в пространстве, он стал часто делать какие-то движения рукой. Я не понимала, что они означают. Спросила: «Что ты делаешь?» И он мне написал: «Я молюсь».
В том году Пасха пришлась на 1 мая. Не передать словами, как я ждала ее… Словно в Воскресение Господне, верила я в Колечкино воскресение. В этот день я собрала в палате его друзей — сколько могло поместиться. И мы накрыли стол. Коля сидел с нами, тогда еще не умеющий ни говорить, ни есть — у него в горле была трубочка, через которую его кормили. Но он смотрел на нас счастливыми глазами, безумно радуясь тому, что все к нему пришли. А люди принесли крашеные яйца, куличи, цветы, наш внук подарил шарики… Для меня это был великий праздник — я встречала Пасху с живым мужем.
Потом пришел еще один праздник — 18 мая у нас родилась внучка Яна. Коля тогда уже начал говорить. И мы с ним обсуждали имя внучки. Коля просил назвать либо Мария — в честь его бабушки, либо Янина, по имени его мамы. Дети решили назвать Яниной — в православии Иоанной. Когда она родилась, я к нему влетаю и кричу: «У нас — внучка!» И у него покатились слезы. Я спрашиваю: «Ну что ты плачешь?» А он отвечает: «Это наша кровь, продолжение жизни! Какое это счастье!..»
Бывало, что еду я на машине, хватаю трубку телефона, собираясь позвонить маме или Коле, и через секунду соображаю, что звонить-то некому. И начинаю рыдать. Конечно, не туда заворачиваю, однажды правила нарушила. Останавливает машину автоинспектор, спрашивает меня: «Почему вы нарушаете?» Потом, взглянув на мое лицо: «У вас что-то случилось?» — «У меня умерла мама и муж в реанимации». — «Господи, ну поезжайте осторожно. Или вам совсем плохо?..» Да, мне было плохо так, что и нарочно не придумаешь.
И в эти невыносимые дни рядышком встал Крылов — не только как гениальный врач, но и как друг. Рядом с ним я как бы отогревалась, он по-настоящему меня поддерживал. Когда Коля лежал в реанимации и мне было совсем тяжко, Владимир Викторович вдруг говорит: «Сейчас вы, Люда, выйдете отсюда и пойдете с нами поужинать». Я отказываюсь: «Никуда идти не могу, да и не хочу». Но он не слушает. Просто берет меня за руку и отводит в ресторан. Туда же приходит его замечательная жена Анна. Мы сидим и разговариваем. И мне становится легче…
Бедный Владимир Викторович, мы буквально жили у него в кабинете всей семьей: с беременной Ирочкой, Андрюшечкой, со всеми приходящими к нам друзьями — ему самому места уже не оставалось. Он уходил разговаривать по телефону или подписывать бумаги в коридор. А в кабинете главного нейрохирурга Москвы Крылова расположились мы — с чайниками, колбасой, хлебом, печеньем. И он всегда поддерживал шуткой, добрым словом, всячески создавал атмосферу любви…
Когда Коля вернулся, я сказала Крылову: «Сегодня такой необыкновенный день. Я вам обещаю: у нас будет венчание в день нашей свадьбы, и мы вас обязательно пригласим!» И мы действительно пригласили к себе всех врачей первого августа.
После трагедии мне стали предлагать: «Вам надо срочно найти деньги и отправить Колю лечиться за границу». Я пришла советоваться к Крылову. Он говорит: «Прежде всего, мы не довезем его даже до аэропорта. И я думаю, не стоит вам этого делать. Лечить Колю надо здесь. Потому что в России он всеми почитаемый, людская любовь к нему беспредельна. И в какой бы клинике он тут ни оказался, пусть даже в самой простой и занюханной, к нему медсестра подойдет, погладит и скажет: «Любимый, вставай. Давай-ка поднимайся». И это для него сейчас будет важнее, чем какой-то умопомрачительный, но совершенно бездушный уход хладнокровных немок или швейцарок. Единственное, что ему сейчас нужно, — это любовь».
Я низко кланяюсь всем докторам, спасавшим Колю. А как потрясающе работали с ним медбратья и медсестры — буквально не отходили от него, слушали каждый вдох… Вообще, это поразительно, но за Колю переживали буквально везде. Не счесть телеграмм и писем из разных городов России и всего мира со словами поддержки. А в храме мне сказали, что в день по нескольку десятков человек пишут записки «О здравии тяжело болящего Николая». Служители даже поинтересовались у некоторых прихожан, кого они имеют в виду, и те ответили: «Караченцова…» Люди звонили и приходили бесконечно, предлагали свою помощь, деньги. Говорили: «Мы можем дать такую-то сумму». Или: «Сколько надо, Люда, мы найдем». Или: «У меня есть самолет, я готов его предоставить в любое время». Колин друг, банкир, сразу же предложил открыть благотворительный фонд. Учредитель театральной премии «Хрустальная Турандот» Борис Беленький позвонил и сказал: «Давай организуем благотворительный вечер. Просто позовем друзей и скажем: «Коля, вставай!» Я пошла брать благословение у священника, спросила, можно ли устраивать такой вечер, когда человек лежит, по сути дела, недвижим. Но батюшка ответил, что, когда добрые люди собираются вместе для доброго дела, в этом не может быть ничего плохого. И мы провели этот вечер. Столько народу было… Олег Газманов пел про здоровье, про радость, про жизнь. Тамара Гвердцители исполнила песню Булата Окуджавы «Пока Земля еще вертится». Приехали парни из группы «Уматурман», которые, как оказалось, очень любят Колю. Пришел ансамбль Спивакова, Светлана Безродная со своим «Вивальди-оркестром». Столько хороших слов говорили все. И Веня Смехов так чудно вел этот вечер. Весь зал был как одно целое. И все кричали: «Коля, мы ждем тебя! Колясик, вставай, мы с тобой!..» Мы не расставались до 6 утра. После концерта поехали в ресторанчик. Там не было пьянки-гулянки, просто все говорили о любви, о добре. Я не понимала, почему столько людей откликнулись на нашу беду и кинулись нам помогать. А они говорили: «Нам просто хочется, чтобы он был живым. Чтобы он опять мог улыбаться. Чтобы смог выстоять и победить, как выстаивали и побеждали его герои».
А теперь я безумно счастлива. Понятно, что у Коли нет еще прежней физической силы. Раньше, когда масса людей на него смотрела, все понимали, что существуют все-таки на свете защитники, настоящие мужчины…
Коля всегда был мужчиной, которого называют истинным рыцарем. Молодыми мы идем по Невскому, о чем-то оживленно болтаем, меня кто-то сильно толкает, я: «Да ну, Коля!» Иду дальше, смотрю — Коли рядом нет. Оглядываюсь, а он уже этого мужика за грудки трясет: «Извинись перед моей женой!»
Коля на самом деле необыкновенный мужчина с необыкновенной душой. Помогал всем — квартиры людям устраивал, телефоны устанавливал, кого-то в больницу укладывал, какие-то деньги кому-то отсылал… Он играл разные роли, непохожие друг на друга, но всегда это были люди с удивительной энергетикой и с удивительно добрыми чувствами. В нем есть сила, надежность, достоинство. Он с огромным уважением относится к женщинам. Даже сейчас, в клинике, всегда первым откроет дверь, всем логопедам поцелует ручки.
