— Тут останусь, — устало покачал головой Егерь. — Меня общий приказ тоже касается. Если что — сразу буду на месте. Только одеяло бы мне…

— Часовых выставлю и принесу, — пообещал Романыч и ушел вниз.

Егерь лег, ощущая спиной и затылком твердое покрытие крыши. Над головой, как и несколько миллиардов лет до этого, равнодушно светили сотни тысяч звезд. В подкравшейся тишине с пруда отчетливо слышался плеск волн.

Егерь закрыл глаза и заснул.

На этот раз без страшных снов, ведь они уже случились.

Наяву…

Егерь впервые встречал рассвет на крыше дома. Хотя на сон ушло всего несколько часов, он не только выспался, но и чувствовал себя бодрее, чем обычно. Открыв глаза и обнаружив над собой темно-красное утреннее небо, он услышал, как на соседней крыше лязгнул затворной рамой автомата часовой. Егерь отбросил в сторону одеяло, встал, потянулся, сделал несколько резких движений, пытаясь согреться. На улице было холодно.

— Стой! — крикнул часовой. — Стой, говорю!

— Зови главного, — донесся снизу смутно знакомый голос.

Егерь подал сигнал часовому, что, мол, слышал. И пошел вниз.

Отыскав Романыча, он растолкал его, попутно разбудил спящего в этой же комнате Брагу и велел по-тихому поднимать общину.

— Если не ошибаюсь, к нам снова прибыл Уралобург, — пояснил он сонным товарищам. — И на этот раз с начальником покрупнее. Как бы чего не вышло.

— Один не ходи, — хмуро сказал Романыч, щурясь спросонья. — Сейчас охрану организую, стрелков на крыши подниму.

— Хорошо. Пока мы разговоры разговариваем, особых проблем, скорее всего, не возникнет. Но, на всякий случай, ухо держите востро, — велел Егерь и вышел.

Как и в прошлый раз, делегация Уралобурга остановилась перед баррикадой на улице. Только теперь людей было значительно больше, а старшим пожаловал сам координатор Стас. Ему уже успели притащить из какого-то дома кресло.

Охрана, получив от Романыча строгие наставления, окружила Егеря плотным кольцом. Двое несли с собой самодельные бомбы, оставшиеся в лазарете после ночного штурма.

Стас задумчиво осмотрел подошедшую с другой стороны баррикады команду. Егерю показалось, что гражданин координатор уже успел приложиться к курительной смеси. Впрочем, выглядел при этом Стас не размазней, вполне уверенно. И пытался заранее произвести впечатление презрительной гримасой. Однако после пережитого ночью кошмара все его потуги выглядели просто смешно.

Егерь без лишних вступлений разъяснил:

— Если тебя сюда помедитировать принесло, ты сиди, а мы пойдем делами заниматься. А вы можете тут погулять. Только за ограждения не вылезать и не гадить по углам. За буйки тоже не заплывайте.

— Невежливо ты себя ведешь, бывший претендент на звание гражданина Уралобурга, — подал голос Стас, демонстрируя, что он не только абсолютно трезв, но и в состоянии говорить одновременно внушительно и вкрадчиво. — А ведь на самом краю ты. Еще немного и висеть тебе вниз головой на ближайшем дереве.

Еще вчера даже не подкрепленная доказательствами угроза могла бы произвести на Егеря впечатление. Он, конечно, не подал бы виду, но легкий мандраж пробрал бы. Сегодня же ему едва удалось удержаться от смеха.

— Ты зря угрозами сыпешь, — сказал Егерь, плечом отодвинув охранника и поднимаясь на баррикаду, чтобы оказаться выше Стаса. — Это твои люди, между прочим, пришли, поболтали, а потом без особого повода начали стрелять. Троих убили. А потом убежали, поджав хвосты. Так что любить мне вас не за что, а бояться — не с чего. Ваша территория меня не интересует. Торговать с вами я тоже не стану. Проваливайте.

— Горячие слова молодого человека, — снисходительно покивал Стас, поднимаясь с кресла. — Сколько таких храбрых парней гниет сейчас на улицах города — не сосчитать. Тебе не кажется, что это глупо — ради гонора ставить под удар всех своих людей? Обычно мы стараемся никого не убивать, но вы вчера оказали вооруженное сопротивление, а ты, к тому же, преступник, обвиняемый в убийстве бригадира. Пощады не будет никому. Вырежем всех, до последнего человека.

Стас говорил спокойно, но в каждом его слове, как гадюка в траве, шипела угроза. И возможности осуществить обещанное у Уралобурга были. Судя по всему, войны с окружающими общинами нисколько этих шакалов не ослабили, а наоборот — сделали сильнее.

Егерь заколебался. Он понимал, что издеваться и борзеть надо в меру, и одним неосторожным словом можно и впрямь подписать приговор если не всей своей общине, то значительной ее части, которая неизбежно погибнет во время штурма.

— Что ты хочешь? — наконец спросил он у Стаса.

Тот стоял в прежней позе и, казалось, нисколько не сомневался, что сумеет заставить слушать.

— Просто поговорить, — проворковал координатор. — Уралобург может легко выставить две с половиной сотни обстрелянных бойцов. Даже если вы занимаете целый квартал, мы вас отсюда выбьем за полдня. Но можно ведь и договориться.

Егерь помолчал, переваривая услышанное. До этого момента он искренне верил, что Уралобург вряд ли может прислать и сотню человек за раз. Но, если Стас не блефовал, то их силы гораздо существенней. К тому же, после ночного боя, во время которого было потрачено слишком много патронов и сил, измученным людям общины придется иметь дело с противником грамотным и набравшимся опыта боев в городских условиях.

— Условия? — коротко спросил Егерь, прекрасно понимая, что крыть ему пока нечем.

— Ваша община становится частью Уралобурга. И тогда никто из твоих людей не пострадает. В противном случае их ждет страшная участь. Но поверь: я этого не хочу. Тебя и твоего дружка мы даже готовы отпустить. И забыть о некоторых случившихся разногласиях.

Егерь в замешательстве уставился в землю. Пока речь шла о нем самом, он готов был рисковать, наплевав на угрозы. Но решать вопросы жизни и смерти своих людей он так просто не мог. И рядом не было никого, с кем можно было бы посоветоваться.

— Люди, — мягко повторил Стас, медленно поднимаясь по баррикаде и оказываясь совсем рядом с Егерем. — Речь идет об их жизнях. Пусть они сами сделают выбор. Не надо из-за своих капризов обрекать доверившихся тебе людей на верную смерть. Я готов пойти вместе с тобой и все им объяснить. Пусть решают. Твоя совесть, в любом случае, останется чиста.

Егерь хотел было отказаться, но, посмотрев на свою охрану, вдруг отчетливо осознал: все эти люди, отважно сражавшиеся ночью с темными тварями, еще до захода солнца будут мертвы. И виноват в этом будет только он — Егерь.

Стас, уловив его состояние, усилил натиск:

— Всего один человек. Без оружия. Я ничего не смогу сделать против вас. Мои люди даже отойдут подальше от вашей… хм… баррикады.

— Не боишься стать заложником? — прищурился Егерь.

— Боялся бы — сидел дома, — насмешливо ответил Стас. — Граждане Уралобурга — свободные люди. Став заложником, я не перестану быть их координатором. Они не будут торговаться, а просто сотрут в пыль весь квартал. А пленных не просто поубивают, а живьем зажарят и развесят на деревьях. Подумай: имеешь ли ты право приговаривать всех своих людей к мучительной смерти? Ты же понимаешь, что я не блефую?

— Хорошо, — сдался Егерь. — Пойдем. Как люди скажут, так и будет.

— Отлично, — оживился Стас. — Я тебе, по старой дружбе, даже оружие разрешу с собой взять. Но чтобы к вечеру тебя и твоего приятеля здесь уже не было. Говорят, что все, кто ушел в сторону Московского тракта, обратно не вернулись. Может быть, там даже лучше, чем здесь.

Он повернулся к своим людям и махнул им рукой, приказывая отойти от баррикады.

Охрану Егерь оставил на месте, а сам, вдвоем со Стасом, двинулся в сторону дома. Координатор с любопытством смотрел по сторонам, но беседу больше не заводил.

Большинство людей из общины Егеря безо всякого приглашения уже собрались во дворе. Но десятки хмурых взглядов, казалось, нисколько не обеспокоили Стаса.

— Так это всё, что у вас есть? — насмешливо покивал он, обводя взглядом подъезды. — Один дом с внутренним двором?