— Люди уснули… — чуть помолчав, серьезно сказал Виктор. — Уснули и спали много лет, словно находились в анабиозе?
— Вот! Слово, которое у меня в башке все время крутилось! — воскликнул Макс. — Анабиоз! Ну точно! Я ж читал книгу про заморозку, там космический десант отправился к Марсу…
— Погоди, — прервал его Егор. — Да, Виктор, все люди спали. И за это время никто нас не сожрал, мороз не заморозил насмерть, а летом, в жару, мы не высохли, как мумии. Такой вот странный… анабиоз.
— Петрович, значит… — Виктор кивнул на хозяина кабинета, — тоже просто спит?
— Да. И таких большинство.
— А что на улицах? — опасливо спросил Виктор. — Одичавшие собаки кругом?
— Попадаются, — односложно ответил Егор.
— Город без людей много лет… Всё разрушено? Обветшало?
— Не всё, но порядочно.
— Кругом одни спящие? Только мы…
— Не только. Есть еще проснувшиеся, но немного. Мы их не столько видим, сколько слышим. Постреливают время от времени, но сложно сказать, где именно.
Все трое помолчали, думая каждый о своем.
— У меня ведь жена дома одна! — встрепенулся Виктор, разглядывая расползающуюся на рукаве ткань халата. — А неподалеку — родители! Мне домой надо.
— Сразу может и не получиться, — признался Егор, отворачиваясь к окну. — Снаружи теперь не все так просто, как раньше.
Виктор посмотрел на Егора с какой-то необычной смесью отчаяния и упрямства.
— Нет смысла торопиться, — пояснил Макс. — Столько лет прошло — подождут еще пару дней. Надо как следует окрепнуть, отожраться, отоспаться, а потом уже всех выручать. Если сейчас начнем за другими бегать — сами попередохнем и помочь никому не сможем.
— Ты нам лучше скажи: Макс ходить сможет? — спросил Егор, поднимая копье и прислушиваясь к происходящему в коридоре.
— Это пусть он сам скажет. Лично я ничего катастрофично опасного не вижу, — пробормотал Виктор, неуверенно поднимаясь на ноги. — Болеть, конечно, будет. Но если регулярно обрабатывать — заживет. Лишь бы заражения не было, и собака не была больна бешенством.
— А если бешеная была, тогда что? Злым стану? — ненатурально хихикнул Макс.
Виктор окинул его внимательным взглядом и спокойно ответил:
— Нет, до таких ужасов дело не дойдет. Просто помрешь через две недели.
Развивать тему Макс не стал.
В коридоре было пусто. Только два собачьих трупа лежали в лужах темной крови. Егор осторожно прошел до лестницы, спустился вниз к выходу, прикрыл двери, через которые собаки проникли в здание. Когда вернулся, Макс уже не только самостоятельно шел, опираясь на копье, но умудрялся иногда поддерживать Виктора, которого покачивало от слабости.
Заглянув в несколько палат и увидев медсестру, лежащую рядом с каталкой, Виктор изменился в лице, и Егор понял: несмотря на все уверения, до этого момента врач окончательно его рассказу не верил.
Попросив Егора подождать, Виктор опустился рядом с медсестрой, проверил пульс, попробовал прослушать дыхание, согнул и разогнул руку в локте.
— Пожалуй, ты в чем-то близок к истине, — странно щурясь, словно сдерживая слезы, сказал он Егору. — Осталось только найти человека, который выглядит точно так же. И потом проснется.
— Закругляйся с научными изысканиями, — грубовато сказал Макс. — А то сам, наверное, и встать теперь не сможешь.
— Сейчас бы прокапаться, — улыбнулся Виктор бледными губами. — Но, раз столько лет прошло, я не то что растворы взять — капельницей воспользоваться не рискну. Надо поесть, воды попить. С сахаром. Побольше.
— Если б не надо было еду искать, можно было бы и здесь переночевать, — сказал Егор. — Но без еды плохо. А без воды — тем более.
— У нас же свой больничный пищеблок, — оживился Виктор. — Давайте туда заглянем: может, что-то и сохранилось. И ночевать можно с комфортом, если где-то в палатах окна уцелели.
— Уцелели, видел, — коротко сказал Макс.
Через пару часов они сидели в одной из палат на верхнем этаже с пакетами разной крупы, сахара, консервными банками готовой каши с мясом, детским питанием и детскими же сухими смесями. А также — с десятилитровой пластиковой бутылкой воды и литровым пузырем спирта.
Спящего больного, что лежал здесь раньше, без особых затей переселили в другую палату. Поставили три кровати, стол. На блюдцах укрепили несколько найденных свечей. И даже задернули шторы.
Виктор лишь попил сладкой воды и практически сразу уснул. Егор и Макс не торопясь доедали консервированную кашу, разогретую на крохотном костре, разведенном на балконе.
— Жаль, я забыл спросить у него про желтое свечение, — сказал Егор. — Не дает мне покоя эта деталь. Может быть, искры под кожей… они как-то связаны и с анабиозом, и с защитой от всех напастей за то время, пока мы спали.
— Ты так мне и не сказал, кто во всем этом виноват: инопланетяне, американцы или может правительство наше бестолковое, — сказал Макс, разглядывая бутылку со спиртом.
— Считай, метеорит упал, — отмахнулся Егор. — Нервы целее будут.
— Ну вот, никакого объекта для ненависти, — разочарованно протянул Макс. — Будешь спирт? Разведем по соточке?
— Давай, — пожал плечами Егор. На тумбочке уже стоял предусмотрительно подготовленный графин. — Только без фанатизма.
— Не пьянства ради, — провозгласил Макс, переливая немного спирта в графин, — здоровья для! По сто граммчиков накатим и баиньки.
— Да мне бы выпить, чтоб снов не видеть. Каждую ночь какие-то ужасы снятся, — признался Егор.
Виктор заворочался на кровати, слабо застонал.
— И кажется, не только мне, — добавил Егор, глядя в гнетуще-красное даже за желтыми шторами окно.
Пили в тишине. Разведенный спирт закончился, но почти никак не ощущался внутри организма. Разве что стало чуть теплее, да появилось легкое чувство расслабленности. И больше ничего. Хотя раньше с такого количества алкоголя Егор уже давно бы захмелел. Макс, по всей видимости, тоже опьянения не чувствовал.
— Наверное, пропала вся целебная сила «шила» за бесцельно проспанные годы, — разочарованно сказал он, разглядывая бутылку на просвет. — Ты мне, Егерь, все-таки скажи: что дальше? Если нет у тебя ответа — тоже скажи. Я пойму. Но что-то решать все равно придется. Как-то устраиваться, чем-то заниматься. Доктора этого куда-то девать. Он ведь скоро снова домой запросится.
— Запросится — значит, пойдем.
— Ты чего, серьезно? — выпучил глаза Макс. — Нам-то зачем идти? За каким хреном мы потащимся куда-то? А если он далеко живет? Надо здесь что-то решать. Если мы остаемся — скажи зачем. Если нет причин — надо уходить. А этот… пусть валит куда хочет.
— Макс, ты меня достал, — с досадой сказал Егор. — Кто из нас двоих умный? Я сказал: мы остаемся. Доктор теперь с нами, он теперь наш товарищ. И, если потребуется, пойдем с ним хоть на Химмаш.
Егор поднялся и шагнул к двери.
— Не выспался, что ли, за сто лет? — проворчал Макс ему в спину. — Чего сразу орать-то? Остаемся — значит, остаемся. Тебе не в институте надо было кнопки давить, а в армию идти. Там таких влюбленных в свою твердолобость очень любят.
Ночь принесла с собой тяжелую пугающую тишину. Выйдя в коридор больницы, Егор ощутил, как из темных коридоров, заполненных телами и костями, буквально веет иррациональным первобытным ужасом. В ногах немедленно появилась слабость, вдоль позвоночника хозяйски прошелся противный холодок.
Позабыв, зачем выходил, Егор поспешил вернуться обратно. Подпер дверь заранее заготовленным для этого дела шкафом…
Ночью его опять мучили кошмары. Во сне Егор плыл по вязкому безбрежному океану какой-то черной жидкости, из последних сил загребая руками и не желая сдаваться. Подступал вечер, с каждой минутой красный горизонт становился все темнее. Ни малейшего признака суши, ни одной звезды на небе, только абсолютный мрак, медленно сжимающий свои челюсти вокруг маленького бессильного человека. Ни малейшей надежды на спасение, ни единого шанса, что удастся не утонуть до утра. Но вместо того, чтобы плюнуть на все, расслабиться и пойти на дно, Егор продолжал отчаянными гребками бросать себя вперед. Метр за метром, гребок за гребком. Не потому, что надеялся на что-то. А потому, что иначе было нельзя.
