В общем, случай был пустяковый, совесть у Катеньки оставалась совершенно чиста, и все же Александр Александрович мог, при желании, много кровушки попортить. Потому Катя решила исполнить его просьбу и познакомить с какой-нибудь уцелевшей невинностью – она тоже не дура была, прекрасно понимала, на что он намекает, особо смакуя слова «порядочная девушка». Вот только где ж в столице такой уникум достанешь? Катя серьезно призадумалась, а тут и услышала кстати, как Оленька свою разгульную однокурсницу в пешее эротическое путешествие посылает! Вот ведь как удачно получилось! В первые же минуты разговора она вытянула из Оли необходимые сведения – да, у нее никогда не было парня. Фу ты, грязь какая, если вдуматься! Чем она, Катя, вынуждена заниматься? Но она забила остатки нравственного чувства поглубже. А что такого? Просто знакомит двух одиноких людей. Мужчина хочет, чтобы девушка была порядочная, и только. К слову сказать, он не женат. Кто его знает, может, он с серьезными намерениями? Да и девушка не против…

Через два дня Оля пришла на встречу с Катериной, и та отметила не без удовольствия, что девушка приоделась, как могла – значит, на что-то рассчитывает! Ладная фигура, личико с шармом. Туфли хорошие, но поношенные. Платье, наверное, сама сшила. Хорошо сидит. В общем, приоделась, подготовилась. Ну, сойдет.

Оля действительно готовилась к этому дню, перенимала наскоро у девчонок не только манеру одеваться и краситься, но и нехитрые приемы обольщения. Вряд ли она сама осознавала это, но ей не терпелось увидеть мужчину, с которым обещала ее познакомить эта добрая и красивая Катя. Ей хотелось, чтобы он ей понравился, и хотелось понравиться ему.

Они приехали в гости к Кате. Как же у нее было хорошо, мамочки! Во-первых, конечно, кровать. Огромная! А застелена таким розовым мехом. И ковер тоже розовый, мягкий. Видеокассеты и журналы на английском языке разбросаны по всей комнате. На подзеркальнике – гора дорогой косметики. И запах – чудесный. Невиданная ароматическая палочка дымится в специальной подставке. Ах, роскошь! Индия! Только вот не слишком ли вульгарна эта кисельная розовость и не слишком ли сладко пахнет благовоние?..

– Он скоро придет? – поинтересовалась Оля, примостившись на краю дивана. Как-то не вовремя ей стало страшно, похолодело под ложечкой, и противно застучали колени, обтянутые лайкровыми чулками.

– Скоро, – усмехнулась Катя и включила огромный телевизор. – Да не трясись ты, дуреха, никто ведь не собирается кидаться на тебя с порога! Посидим, поболтаем. Если он тебе понравится – дай бог, как говорится. Если нет – скатертью ему дорожка!

– А как ему дать понять, понравился он мне или нет?

– Ну, ты совсем глупышка! – расширила глаза Катенька. – Это же сразу заметно, когда мужчина нравится. Ну, хорошо, отзовешь меня в коридор и шепнешь на ушко, пойдет он тебе или нет. А я уж дам ему знать.

– А если…

Но тут раздался звонок – переливистая трель. Катя вскочила, как потревоженная птица, и помчалась открывать. А Оля поглубже вжалась в диван.

Говорят, пока баба с печи летит – семьдесят семь дум передумает. А у Оли, пока хозяйка встречала гостя и вела его в комнату, было гораздо больше времени. Для начала ей представился потный толстяк с пальцами, как разварившиеся сардельки и физиономией, что твой лаваш. Новый русский с карикатуры в еженедельной газете! Потом пришло в голову, что у нее у самой ладони взмокли от страха, и, если захочет поклонник приложиться галантно к ее ручке – получит отвратительную медузу, да еще и вонючую к тому же. Да мало ли что еще взбредет девушке на выданье!

То ли потому, что последним образом «возлюбленного», который представился Оленьке, был противный толстяк, то ли по каким другим причинам – Александр Александрович ей понравился. Был он и правда невысок, но скорее худощав. Голова с орлиным носом имела гордую и красивую посадку, хороша оказалась и каштановая шевелюра. Только глаза немного подкачали – левый вполне отчетливо косил. Но Александру Александровичу удавалось это скрывать с помощью демонически приподнятой брови, за счет чего его взгляд обретал этакую инфернальность.

К тому же мужчина был вовсе не так стар, как представила себе с перепугу Олечка. В общем, Оля влюбилась. По гроб жизни и безнадежно. Тем более что он был так хорош, так любезен, говорил такие умные слова… Ей даже не пришлось отзывать Катю в коридор – и так стало понятно, что сватовство майора прошло удачно и никого за шлейф ловить не придется.

После скромного ужина с шампанским и консервированными ананасами Оля засобиралась домой. Галантный кавалер вызвался ее отвезти. Конечно, можно! Что за вопрос! Ух, как гордо Оля хлопнула дверью, выходя перед общежитием из иномарки! Ух, как выпялились девчонки из окон! В животе бурчало от ананасов, но сердце радостно сжималось.

Страх давно прошел – остался мерзкий осадок на дне души и смутные воспоминания о маленьком городке, где прошло его детство… Обычное детство провинциального подростка из небогатой семьи, где чаще давали подзатыльники, чем ласкали. Мать – ширококостная, высокая, когда-то красивая, но постаревшая раньше времени, грубоватая и громкоголосая. Она работала маляром и каждый вечер приносила в дом неистребимый запах масляной краски. Мама очень уставала на работе, потому на домашние хлопоты у нее времени не оставалось.

Приходя из школы, Олег разогревал себе обед, ел и тут же убегал на улицу. В их доме, частном домишке на заводской окраине, не пахло уютом, хотя отец с гордостью говорил: свой, мол, дом со всеми удобствами. С большим удовольствием Олег бывал в гостях у одноклассников, неизменно удивляясь тому, что их матери по воскресеньям пекут пироги. У них же по воскресеньям неизменно затевалась большая стирка, из крохотной холодной ванной комнаты доносился плеск воды, грохот тазов и завывания едва живой стиральной машинки. Распахнутая дверь выпускала клубы неприятно пахнущего хозяйственным мылом, горячего пара, от которого отставали обои в прихожей и чихала кошка. Олег незаметно ускользал на улицу, приходил только вечером, когда мать уже гладила подсохшее белье, валясь с ног от усталости, и получал непременную затрещину – за то, что не помогал.

Раз в неделю мать варила огромную кастрюлю «ленивого» борща, с крупно нарезанной капустой и неизменной ненаваристой костью, о которой почему-то всякий раз думалось, что она осталась еще с прошлой «генеральной» готовки, загружала варево в холодильник, и целую неделю приходилось питаться этим блюдом, скрашенным, пожалуй, лишь темно-зеленой лодочкой лаврового листа да невеликой горсткой кругленьких перчинок.

Впрочем, и семья была невелика. Отец Олега работал бухгалтером, дома бывал редко, а когда бывал, то все читал книги или думал о чем-то своем, о чем ни с кем не разговаривал. И уж тем более с матерью – они с матерью вообще не разговаривали, и это Олежку не удивляло, он привык.

Жизнь текла ни шатко ни валко, как это вообще бывает в маленьких, пыльных городках, где никогда ничего не случается. Но в этом случилось, и не сказать, чтобы жители оказались особо этим обрадованы. Самый дурной фильм ужасов из тех, что крутили в единственном городском видеосалоне, не шел в сравнение с произошедшим. В то лето нашли сначала одного убитого, растерзанного ребенка, потом другого… Следующей жертвой стала одноклассница двенадцатилетнего Олега, Вика Концедалова, хорошенькая бледная девочка с огромными шоколадными глазами.

Она часто болела, и Олег, будучи не только одноклассником ее, но и соседом – жила Вика в пятиэтажке напротив, – носил ей домашние задания. Иногда они вместе делали уроки. Вика отставала от одноклассников, а Олег уже тогда проявил математические способности, да и вообще ему все давалось легко.

Объясняя условие особо заковыристой задачи, он искоса смотрел на соседку – у той щеки румянились от напряжения, золотистые ресницы дрожали, она часто облизывала узкие яркие губы. Вика с ногами залезала на стул и порой случайно прижималась к Олегу плечом, и тогда отчего-то становилось жарко.