– Как же ты парня-то извела… – покачал головой дед, когда Лукас скрылся за дверью. – Смотреть страшно… Иди ужинай, пока все не остыло…

Я на диете… – хотела было ответить Ло. Но почему-то передумала. Как всегда.

Из глубины зеркала на Ло, как обычно, смотрела молочница с глазами грустной коровы. На этот раз молочница была бледной, а корова – больной. Да еще и глаза покраснели после бессонной ночи.

Ло долго не могла уснуть, а потом ее, как это часто случалось перед спектаклем, донимали кошмары. В основном, это были сны о детстве: иногда реальные воспоминания, а иногда причудливые вариации на тему все тех же реальных воспоминаний.

– Надо взять себя в руки, – сказала себе Ло. – Выпить чашку кофе и прочитать роль. И еще позавтракать. Или обойтись без завтрака? – покосившись на свой живот, засомневалась она. – Нет, если не позавтракаю, вечером протяну ноги на первом же акте. Лучше не буду ужинать…

Через три часа Андрес, побывавший в роли Дездемоны, Яго, Отелло, Кассио и Грациано, взмолился о пощаде.

– Де-ед… – жалобно протянула Ло. – Ну порепетируй со мной еще… Хотя бы пару сцен… Малюсеньких…

– Ты загонишь себя еще до спектакля, – забеспокоился Андрес. Но все же ему снова пришлось перевоплощаться в Дездемону, Яго, Отелло, Кассио и Грациано. Спорить с внучкой было бесполезно. Особенно с такой упрямой внучкой, как Ло.

В полшестого Ло быстро переоделась, запихнула в рот булку, залила ее крепким кофе и, чмокнув деда, побежала в театр. На этот раз она пришла вовремя, что отметил Крис Бэйкер. Правда, про себя. Хотя опоздания Ло он неизменно отмечал вслух и громогласно.

– У меня две новости, – сообщила Мэй, когда Ло хлопнулась в кресло и подставила подруге свое лицо.

– Начинай с плохой, – предложила Ло.

– Да обе, в общем-то, ничего, – хитро прищурилась Мэй.

– Тогда на твой выбор.

– Лиззи, костюмерша, мне тако-ое рассказала… – заговорщически зашептала Мэй на ухо Ло. – Вчера Анжела застала своего ненаглядного Микаэля с Бьянкой, то есть с Мирабеллой, которая играет Бьянку… Что там началось… Лиззи говорит, крик стоял на весь театр, летали пузырьки с духами, табуретки… В общем, это был настоящий кошмар… Анжела прямо-таки вышла из себя… если, конечно, когда-то была в себе… Микаэль осмелился заступиться за свою подружку, так Анжела запустила в него флакон с одеколоном, но промахнулась. Правда, не так чтобы очень промахнулась – осколок отлетел и порезал Микаэлю шею. Слава богу, никаких последствий, хотя царапина глубокая. Так что Отелло наш сегодня будет играть с забинтованной шеей. Хорошо хоть, она его не убила – Бэйкер был бы в бешенстве. Представь себе, премьера «Отелло» сорвана из-за того, что ведущая актриса убила ведущего актера…

– Зато о нашем театре написали бы не только в волтингтонских газетах, – засмеялась Ло. – Сочувствую Микаэлю. Анжела в гневе, оказывается, пострашнее Бэйкера. Тот, по крайней мере, не бросает в актеров флакончики с духами…

– Между прочим, Анжела до сих пор не явилась… Что будет, если она вообще не придет?

– Брось, Мэй, придет, никуда она не денется. Анжела не так наивна, чтобы бросить свою карьеру на алтарь ревности. Придет и будет обдавать холодом Мирабеллу. Слава богу, хоть мне даст передышку… А вторая новость? Надеюсь, менее отвратительная, чем первая?

– Менее смешная, – поправила Мэй, накладывая на щеки Ло густой слой румян. – Впрочем, для тебя, наверное, очень даже любопытная. Бэйкер тебе еще скажет, но мне очень хочется быть первой… Знаешь, что он собирается ставить после «Отелло»? – Ло отрицательно покачала головой, совершенно позабыв, что Мэй возится с ее лицом. – Сиди спокойно, Ло, а то всю мою работу испортишь… «Много шума из ничего».

– Не может быть! – оживилась Ло и хотела было повернуться к Мэй, чтобы поделиться с подругой радостной улыбкой, но вовремя вспомнила о предупреждении.

– Спокойно, Ло… Я помню, что ты хотела сыграть Беатриче.

– Еще как хотела! – подтвердила Ло, ерзая на стуле. – А что по этому поводу говорит Бэйкер?

– Пока не знаю… Да сиди же ты спокойно… Молчит как рыба. Видно, решил дождаться, когда вы отыграете спектакль.

– Если бы ты знала, Мэй, как я хочу эту роль…

– Знаю, знаю… Что-то мне подсказывает, на этот раз ты добьешься своего, – ободрила Мэй подругу. – Если, конечно, будешь сидеть спокойно, иначе за твой грим тебя закидают тухлыми яйцами или помидорами…

– Спасибо, прелесть моя… Обещаю, буду сидеть смирно. Только не подрисовывай мне усы…

– А что, это мысль! – засмеялась Мэй.

В гримерку без стука зашла Анжела. Ло даже не нужно было поворачиваться, чтобы определить, кто именно вошел, – кисточка, которой Мэй еще недавно так ловко орудовала, словно окаменела в ее руке. Ло посочувствовала подруге – гримировать такую стервозу, как Анжела, – не приведи господь…

Ничто не предвещало беды.

Первое действие было отыграно прекрасно – честь и хвала Микаэлю, который, несмотря на вчерашнее буйство Анжелы, держался молодцом. Ло, наблюдая за происходящим из-за занавеса, восхищалась игрой Микаэля: белая повязка, на которой проступило несколько капель крови, лишь добавляла трагичности образу Отелло, а тон, с которым декламировал реплики Микаэль, усталый и немного грустный, заставлял думать, что мавра и правда порядком утомила военная служба.

Но когда на сцену вышла Анжела Трэвис… Естественно, в зале раздались аплодисменты восхищенных поклонников. Естественно, какой-то особенно восхищенный поклонник – труппа наблюдала это уже не впервые – бросил на сцену ярко-красную розу. Вполне естественно, Анжела с царственным видом поклонилась публике. Но когда она начала играть…

Ло могла бы думать, что преувеличивает из вредности. И думала бы так, если бы за кулисами не увидела бледного как смерть Криса Бэйкера, стоящего с таким выразительно безэмоциональным лицом, что каменная статуя позавидовала бы его сдержанности.

Да, Анжела не в ударе, согласилась про себя Ло, поправляя платье и пожимая руку Мэй, которая все это время стояла за кулисами рядом с Бэйкером и наблюдала за игрой.

– Ты великолепна, Эмилия, – шепнула подруге Мэй. – Я все время тобой любовалась. А Анжела… Такое чувство, что она играет не Дездемону, а ведьму из «Макбета».

– Бегу, мой выход, – шепнула в ответ Ло и выбежала из-за кулис.

С каждым действием лицо Анжелы становилось все мрачнее и мрачнее, а лицо Бэйкера все бледнее и бледнее, хотя бледнее, казалось, уже некуда.

Однако самое страшное ожидало всех в четвертом акте, когда на реплику Эмилии, после которой должна была прозвучать печальная песня про иву, Дездемона рассеянно оглядела зал, испуганно посмотрела на Эмилию и замолчала.

Что делать?! – вихрем пронеслось в мозгу Эмилии-Ло. Первое, что пришло ей в голову, повторить свою фразу.

– Кажется, вы совсем не слышите меня, госпожа, – умоляюще посмотрела Ло на Анжелу. – «Я знаю одну даму в Венеции, которая босиком спаломничала бы в Палестину за одно прикосновение его нижней губы…».

Но Анжела Трэвис определенно отказывалась запеть свою предсмертную песню. Ой-ей, подумала Ло, если так пойдет дальше, Бэйкер убьет эту Дездемону раньше, чем до нее доберется Отелло…

Спасало только то, что Ло, благодаря постоянным репетициям с дедом, неплохо знала слова самой Дездемоны. Завзятых театралов в зале было не так уж и много, так что какое-то время Ло могла безнаказанно декламировать слова Дездемоны, выдавая их за свои реплики, точнее, за реплики Эмилии.

– Я слышала ту песню, о которой вы вспоминали, госпожа… – не теряя самообладания, изобретала на ходу Ло. – Про иву. Как же она начинается? – Сделала она очередную попытку вытрясти из Анжелы реплику. Но это было бесполезно. Анжела сидела и молчала, как красивая статуя. Ло негромко запела: