— Нет.

— А как насчет Кристины? Ее вы видели?

— Нет, — сказала она, беря гамбургер дрожащей рукой.

Спенсер засмеялся:

— Что вы делаете, Констанция? Вы хотите сказать, что не собираетесь ничего мне рассказывать? Ну что ж, прекрасно. В таком случае я ухожу.

— Я не убивала ее! — воскликнула Конни. — Лейтенант, детектив, кто вы там по званию, я ее не убивала.

— Нет? Ну и чудесно. На судебном заседании вас обязательно приведут к присяге. Хотелось, чтобы вы это прочувствовали.

— Судебное заседание? О чем вы говорите? Я ее не убивала! Говорю вам, не убивала! — Она почти кричала, так что студенты, сидящие за столами поблизости, подняли головы и посмотрели на нее.

«Не часто бывает такое, — подумал Спенсер, — чтобы в Дартмутском колледже во время обеденного перерыва в кафе «Коллиз» студентка объявляла во всеуслышание о своей непричастности к убийству. Возможно, студенты вообще видят такое в первый раз».

— Расскажите, как это было, — снова спросил Спенсер, стараясь быть как можно мягче. — Расскажите.

Конни начала плакать и, всхлипывая, продолжала «качать права»:

— У меня есть право пригласить адвоката. У меня есть право не отвечать ни на чьи вопросы, пока со мной не будет адвоката.

— Ах, вот чего вы хотите! Ну что ж, действительно, у вас есть такое право. Но учтите: тех, кому предъявлены обвинения в совершении убийства, под залог не выпускают.

— Меня еще пока никто ни в чем не обвинял, — подавленно проговорила Конни. — Кроме вас.

Спенсер вздохнул:

— Мисс Тобиас. Неужели я похож на подлеца? Я здесь, чтобы помочь вам. Почему вы все так сами себе осложняете? Если вы не виновны, расскажите мне все как есть, и тогда я буду на вашей стороне. Это моя работа.

— Я не виновна, — быстро произнесла Конни.

— Почему я должен вам верить?

— Потому что это правда.

— Правда? — Спенсер искал подходящие слова. — Вы, видимо, не все еще поняли из того, что я сказал. — Он сделал паузу, пытаясь собрать разбегающиеся мысли.

— Почему вы так на меня смотрите? — спросила Конни. — Как будто думаете, что я виновна.

Спенсер грустно покачал головой:

— Вы не хотите мне помочь. А жаль. Почему вы не хотите, мне все рассказать? Я вам неприятен? Или, наоборот, у меня слишком мягкие манеры? Почему? Я всегда считал себя неплохим следователем, но с вами сущая морока. До сих пор ни один из вас ни единого слова, способного пролить свет на существо проблемы, добровольно не произнес. Джим не сказал мне, почему, когда увидел черные ботинки Кристины, бросился бежать и ничего не сообщил нам. Альберт не рассказал мне правду о ней и о себе. И вы не рассказываете мне, что делали на мосту.

— Я расскажу вам. Ладно? Но если я вам расскажу, вы мне тогда поверите? — взмолилась она.

— Не знаю, Конни, — спокойно произнес Спенсер. — Давайте начнем. Но вы не должны начинать с того, что потеряли голову от ревности и все такое прочее. Хорошо? Потому что это все очень серьезно. И если вы признаетесь в совершении преступления, которого не совершали, то будете потом рассказывать сами себе эту историю в тюрьме до конца жизни. Так что говорите, но осторожно. И думайте! Думайте обо всем.

Конни уставилась на Спенсера, временно лишившись дара речи.

— Но это ведь не все, — сказала она, выдавливая слова. Ее пальцы дергали попеременно то брови, то веки. Даже смотреть на это было тяжело. — Послушайте, я все поняла… Я вышла туда… — Спенсер увидел, какие она проделывает над собой огромные усилия.

— Я вышла туда, — продолжила она, — чтобы искать Альберта.

— Альберта?

— Да, Альберта.

— Но почему он должен был оказаться на мосту?

— Потому, — выдавила из себя Конни, сражаясь за то, чтобы суметь произнести каждый звук, — что, где появлялась она, там обычно оказывался и он.

— А-а-а. Понятно.

— Я очень тяжело все это переносила…

— Да, это мне очень понятно.

— Я пошла туда, потому что подумала, что он, возможно, с ней. И это меня взбесило.

— Насколько взбесило, Конни? — спросил Спенсер. — Насколько?

Она отодвинула тарелку с едой, вернее, оттолкнула, но слишком далеко, и тарелка упала на пол. Они оба посмотрели на нее, но поднимать не стали. Конни продолжила:

— Не прикидывайтесь тупым. Я пошла туда, чтобы уличить его. Вернее, их обоих.

— Уличить их в чем?

— Не знаю. Наверное, в том, что они где-нибудь занимаются сексом.

— Занимаются сексом на морозе? Вам приходилось прежде заставать их за чем-нибудь подобным?

— Когда они целовались. В общем, что-то такое. Я вся была на пределе. Вы даже представить себе не можете, чем это было для меня. Постоянно изводиться подозрениями. Он отсутствует у себя в комнате, и ее нет в своей комнате. Его нигде нельзя найти, и ее нигде нельзя найти. Или… она в библиотеке, и он в библиотеке, она прогуливает Аристотеля, и он тоже рядом. Она в кафе «Коллиз», значит, и он там же.

Спенсер хранил молчание.

— Понимаете, я сходила с ума от ревности. Я даже не могла собраться с мыслями. Детектив, я не могу даже этого отрицать — я счастлива, что ее нет, я желала ее смерти очень долгое время. Она сводила меня с ума. Вот что было у меня на душе. Она всегда стояла между Альбертом и мной. Даже если она была где-то поблизости, одно это уже сводило меня с ума.

Спенсер вслушивался в слова, произносимые Конни, пристально вглядывался в ее искаженное лицо и не находил в себе сил поверить ей.

— Конни, вы все еще не понимаете. Ведь то, что вы только что мне сказали, вместе с уликами, которые мы имеем, означает для вас пожизненное заключение. — Он сделал паузу. — Без Кристины Ким, но все равно пожизненно.

— О чем вы говорите? Я же вам сказала, что не убивала ее. Я ведь только говорю, что счастлива, что ее нет.

— Конни, но вам никто не поверит, — сказал Спенсер, а затем медленно добавил: — И я вам не верю.

— А я утверждаю, что это правда. Зачем мне врать?

— Зачем вам врать? — «Она что, действительно идиотка?» — подумал Спенсер. — Зачем вам врать?

Кажется, до нее что-то дошло.

— Хорошо-хорошо. Но я вас уверяю, что на сей раз это чистая правда. Я ее не убивала. Я только искала его.

— Чтобы убить?

— Не надо смеяться. Чтобы уличить.

— Уличить в чем? И зачем?

— Ну, чтобы убедиться самой раз и навсегда, что все это правда.

— Правда? — Спенсер засмеялся. — Констанция, вы не могли… Я просто не верю, что вы могли пребывать в таком неведении. Я никогда не видел их вместе и все же еще три дня назад не сомневался, что это правда. Я знал, что это правда, поговорив только один раз с вами и один раз с Альбертом. Вам же следовало об этом знать много раньше. Зачем вам это все было нужно? — Спенсер был зол на Конни за то, что она позволяла Альберту предавать ее, а Кристину — лгать. — Почему вы не порвали с ним и не покончили со всем этим? Зачем вам надо было оставаться с ним?

— Зачем? — Вопрос этот, казалось, Конни одновременно и удивил, и смутил. — Потому что я люблю Альберта, вот почему. Я люблю его больше всего на свете. Потому что я не верила всему этому долгое время. И до сих пор еще не совсем верю. Он всегда смотрел мне прямо в глаза и говорил так искренне. Я не могла поверить, что он может так поступать со мной, так врать мне…

— Поверьте теперь, хотя бы мне, — сказал Спенсер. — Это правда.

— Откуда? Откуда это вам известно?

— Это рассказала мне она. И он тоже рассказал.

— Он вам рассказал? — выдохнула Конни. Она боролась с собой, и это отражалось на ее лице. — Я… Я не могу… не могу поверить, что он вам это сказал, — произнесла наконец она.

— Почему? Конечно, он не хотел мне этого говорить. Я должен был спросить его двадцать раз. Но это нормальное положение для всех вас. Вы тоже на первые девятнадцать вопросов отвечали отнюдь не так правдиво.

— Все равно это больше не имеет никакого значения, — сказала Конни.

— Вы ошибаетесь, Конни. Это очень важно, — вздохнул Спенсер.