Джим не смотрел на Спенсера.

— Джим, мне необходимо, чтобы ты сосредоточил свое внимание на этом вопросе. Пожалуйста, смотри на меня, когда я с тобой разговариваю. А то мне становится очень неуютно, когда мне не смотрят в глаза. — Спенсеру было от этого не только неуютно. Ему в душу сразу же закрадывалось подозрение, что тут что-то не так. — Мне хочется спросить тебя вот о чем: когда я встретил тебя у двери твоей комнаты и сообщил, что твоя девушка, с которой ты встречался три года, найдена мертвой, это было для тебя новостью или ты уже об этом знал?

Джим открыл рот, чтобы что-то сказать, но закрыл его, так и не проронив ни звука.

— Да, — отозвался он после минутной паузы. — В первый раз я услышал это от вас.

— Ты задумал играть со мной в кошки-мышки?

— Нет!

— Почему в таком случае ты не спросил меня, как она погибла?

— Потому что мне показалось, что я это знаю.

— Почему же тебе так показалось?

— Я думал, что она упала с этого чертова моста.

— Что заставило тебя так подумать?

— Потому что все эти три года я фактически ждал, что она упадет.

— Ждал?

— Да.

— Ты имеешь в виду, что все эти три года ожидал ее смерти и для тебя это был только вопрос времени, когда это случится. Верно? Поэтому мое сообщение тебя не удивило?

— Может быть, — тихо произнес Джим.

— Ты считал, что она ходит по перилам моста, потому что ищет смерти?

— Что-то вроде этого, — произнес Джим еще тише.

— Ты думаешь, она хотела умереть?

Он энергично затряс головой:

— Нет, только когда была пьяна. А вообще-то… она любила жизнь.

— И часто она бывала пьяна?

— Да нельзя сказать, чтобы часто. Впрочем, когда она выпивала, то тоже о самоубийстве никогда не помышляла. По крайней мере, мне об этом неизвестно.

— Значит, говоришь, она любила жизнь? Почему же в таком случае она подвергала себя такой опасности, проходя по каменным перилам моста на высоте двадцать три метра над бетонированным шоссе?

— Не знаю. Она как-то излагала свои резоны. Но ни один из них не показался мне убедительным.

— Да уж наверное, — сказал Спенсер и немного подобрел к этому парню, сидящему напротив. Он, должно быть, чувствует себя ужасно. Что там творится сейчас на дне его трепещущей души?

— Так вот, Джим, Кристина погибла не оттого, что упала с моста.

Джим не поднимал глаз от своих рук, и Спенсер подумал, что тот ждал этого известия, а может быть, уже и знал.

— Джим, еще несколько вопросов относительно этих последних трех дней. Ты сказал, что не видел Кристину.

— Да, не видел.

— А в ее комнату, чтобы проверить, там ли она, ты заходил?

— Заходил. Но ее там не было.

— Сколько раз ты посетил ее комнату?

— Один раз в понедельник и один раз во вторник.

— А как насчет среды? Может быть, ты припомнишь, это было вчера?

— Не помню, — нехотя проговорил Джим. — В среду, кажется, я к ней не заходил.

— Почему?

— Не знаю. Был занят, наверное.

— Тебе не показалось это странным, что нет Кристины?

— У нее была привычка время от времени исчезать куда-то. Бывало такое и сразу после Благодарения. Я думал, может быть, она уехала куда-нибудь и еще не возвратилась.

— А как насчет Аристотеля?

— А что насчет Аристотеля?

Спенсер почувствовал, что между ними снова выросла каменная стена. Было что-то такое, видимо связанное с собакой, куда Джим ни за что не желал его допускать.

— Ты приехал в воскресенье вечером, и что — с тех пор ни разу не видел его?

— Как это не видел! Я гулял с ним.

— Как это понять — гулял? Что, каждый день?

— Да.

— И где Аристотель находился в то время, когда ты с ним не гулял?

— У меня.

— Очень странно.

— А что тут странного? Кристина, со всей очевидностью, еще не возвратилась. Должен же был кто-то позаботиться о собаке.

— И тебе не было интересно, где Кристина?

— Я был очень занят, поэтому размышлять об этом у меня просто не было времени.

— А с Альбертом и Конни ты после Благодарения встречался?

— Да. Раз или два.

— И не было такого, чтобы случайно спросить о Кристине, где она?

— Нет, такого не было.

— Почему?

— Просто не спрашивал, и все. У меня и без этого было достаточно всяких дел.

Спенсер снова почувствовал беспокойство и настойчиво спросил:

— Джим, ответь мне: с кем оставался Аристотель на праздники Благодарения?

— Не знаю, — ответил Джим. — Я серьезно говорю: не знаю.

— А что означает эта фраза: «Я серьезно говорю»? Ты хочешь сказать, что на сей раз действительно не знаешь? Дело в том, что за время нашей короткой беседы ты уже произнес «не знаю» бесчисленное количество раз. Я не удивлюсь, если ты отвечал на какой-то мой вопрос «не знаю», а сам в это время думал о чем-то совершенно другом.

— Нет-нет, — быстро произнес Джим. — Отвечая «не знаю», я действительно отвечал на заданный вопрос. Что касается вопроса, с кем провел Аристотель праздники, то, я думаю, его брали с собой Конни и Альберт.

— С собой куда?

— К родителям Конни. Они ведь ездили туда.

— И зачем это им понадобилось брать с собой собаку?

— Не знаю, — в очередной раз произнес Джим, и Спенсер почувствовал, что допрос длится уже полчаса, а он в результате знает о деле, наверное, даже меньше, чем перед допросом. Этот парень так запутал его и сбил с толку своими «не знаю», что он чуть не забыл о самом важном. О среде. В среду, перед снегопадом, кто-то в хороших ботинках побывал рядом с заветным холмиком, и рядом был пес. Он еще прорыл лунку в снегу, пытаясь добраться до своей хозяйки. Потом, правда, выпал снег и засыпал следы примерно на дюйм.

— В понедельник ты гулял с Аристотелем?

— Да. Гулял.

— А во вторник?

— Тоже. Он ведь был у меня.

— А в среду?

И тут наступила пауза, правда очень короткая. После чего Джим ответил:

— Да, думаю, что гулял.

— А где именно ты с ним гулял в среду?

— Да везде. Разве все упомнишь!

— Ну а где ты обычно с ним гуляешь?

— Да я же говорю — везде вокруг. Иногда мы спускаемся к реке.

— И как вы добираетесь туда от общежития Хинман?

— Мы проходим через лес. Там есть небольшая тропинка позади общежития. Мы спускаемся по ней.

— А в среду вы по ней спускались?

— Не знаю. Понимаете, в самом деле, не помню.

— В самом деле? — спросил Спенсер. — Ты, в самом деле, не помнишь? И ты сейчас тоже, в самом деле, говоришь это серьезно?

Джим недоуменно вскинул глаза на Спенсера и переспросил:

— Не понял, простите?

— Ботинки, Джим. Что у тебя за ботинки?

Джим быстро глянул на свои ботинки, а затем так же быстро на Спенсера О'Мэлли, который плотно прижал кисти рук к пластиковой крышке круглого стола, потому что только таким способом он не имел возможности сжать их в кулаки. Их взгляды встретились, и Спенсер увидел, что Джим абсолютно точно понял, что он имеет в виду.

Джим тяжело вздохнул и убрал руки со стола. Устраивая их на коленях, он проронил еле слышно:

— Фирмы «Док Мартенс».

Спенсер не сводил с Джима глаз ни на секунду.

— Что ты сказал, Джим? — тихо произнес Спенсер, размышляя о том, что эти руки, наверное, больше никогда не будут перелистывать страницы книги в библиотеке колледжа. Они, возможно, будут перебирать белье в тюремной прачечной в Аттике. И срок будет нешуточный, лет этак двадцать пять, а то и до конца жизни хозяина этих рук.

— Послушайте, — проговорил, наконец, Джим, и было видно, что это стоило ему большого труда, — я расскажу вам, как было дело. Но… Я не хочу, чтобы меня арестовали. — Затем последовала длинная пауза. — Пожалуйста.

— Не знаю, — сказал Спенсер, — стоит ли начинать об этом разговор?

— Конечно, стоит, — мгновенно отозвался Джим. — Ведь я ее не убивал.

— Я должен тебе откровенно заявить, — сказал Спенсер, — подумай, прежде чем что-то говорить. Потому что если ее убил ты — а это, несомненно, скоро выяснится, — то тебе потребуется адвокат.