— Ничего себе отношения, — произнес Альберт раздраженно. — По-моему, заниматься сексом ему религия не позволяет. Она у него какая-то особенная, его религия.

— Никакой такой религии у него нет. И мне ничего не известно о том, что ему не нравится заниматься сексом. По крайней мере, с тех пор, как мы стали встречаться…

— Да, Роки, ты права, — согласился Альберт, ревниво посмотрев на нее. — С тех пор как он начал с тобой встречаться, это занятие ему стало нравиться.

— Но для тебя ведь так даже удобнее. Верно?

— Да, — мгновенно отозвался Альберт. — Вначале я вообще не мог вынести мысли о том, что он прикасается к тебе. — Он сделал паузу. — Или вообще что кто-то прикасается к тебе.

— Хорошо, а как ты думаешь, что я должна чувствовать по отношению к тебе и Конни? — спросила Кристина.

Они замолчали. Кристина думала о Дне благодарения. Поехать с ним? Не оставаться здесь одной? Не ездить ни к Джиму, ни к Конни, ни к Говарду и не оставаться здесь одной, а уехать с ним отсюда далеко — в Канаду?

— Мы не должны никуда ехать, — неожиданно проговорил Альберт. — Десять кусков. У нас есть десять тысяч чертовых долларов. Мы должны их сберечь.

— Должны, — согласилась она нерешительно.

— Ага. У нас ведь никогда не было денег. — Он откатился от нее еще немного дальше. — У меня вообще никогда не было денег.

— А зачем тебе деньги? — спросила Кристина. — Ведь Конни всегда за все платит.

— Не только Конни, дорогая Роки, — сказал Альберт, глядя на нее в полумраке. — Не только она.

А затем они заснули. Голые, на узкой постели.

Кристина торопилась на семинар по современной христианской мысли, который начинался в семь сорок пять. Чтобы сэкономить время, она напялила на себя то же самое, что носила в воскресенье. Только сменила шорты на джинсы. Альберт валялся на постели вместе с Аристотелем, который лениво растянулся на боку.

— Прогони его с постели, — сказала Кристина. — От его шерсти уже вообще некуда деваться. Она везде, куда ни посмотри.

Альберт не прикоснулся к собаке:

— Ну если его шерсть уже повсюду, тогда все равно ничего нельзя сделать.

— Альберт! — сказала она, повышая голос. — Аристотель! Пошел вон!

Пес нехотя сполз с кровати. Он знал, что за это бывает трепка.

Кристина села рядом с Альбертом и погладила его ногу.

— Что ты собираешься сказать Конни?

Он выглядел мрачным и печальным. Таким он бывал всегда, когда не высыпался. С огромными черными запавшими глазами на бледном лице он смахивал на привидение.

— Не беспокойся, что-нибудь придумаю, — проговорил он и слабо улыбнулся.

Кристине было совсем не до смеха.

— Я уверена, что придумаешь. Скажи ей, что зашел к себе, прилег на минутку и заснул как убитый.

— Роки, врать ты так и не научилась и вряд ли научишься. Ты что, дорогая, никогда не слышала, какие она умеет закатывать публичные скандалы? Так что…

Кристина посмотрела на окно, на голубые предрассветные сумерки. Чувствовалось, что на улице очень холодно.

Она вспомнила Конни, как та стояла вчера ночью под ее дверью, барабанила в нее. Что ей было нужно? Хотела обнаружить самое худшее? Что она обманута?

— Я собираюсь ей сказать, — подал голос Альберт, — что ты не могла пойти с Аристотелем и я пошел выгулять его. Скажу ей, что я прошел через рощу до общежития Френки и так устал, что заснул там у него.

— А что, если она звонила Френки?

— Френки после двенадцати трубку не снимает.

— А что, если она ходила к Френки?

— Она не ходила. Не могла.

— Хорошо, а как ты собираешься проинформировать Френки насчет этого маленького вранья?

— Тут нет проблем.

— Понятно. Френки всегда тебе подыграет.

— При чем тут «подыграет не подыграет»? Просто он мой друг, вот и все, — сказал Альберт, вставая с постели и грустно поедая ее глазами. — Что это на тебя сегодня нашло?

Кристина покачала головой, на душе у нее было невероятно паршиво.

— Ничего, я только…

«Что же должно произойти, чтобы действительно начать все сначала? Как начать новую жизнь? Разве вчера я не собиралась заняться этим? Только вчера… Разве не говорила себе об этом?»

— Конни поверит этому, увидишь. — Альберт взял поводок с ошейником и начал надевать его на Аристотеля. — Помни: она хочет в это верить. Зачем же ей нужна правда? Что она будет делать с этой правдой? Это самое главное, что нужно нам помнить. И все, что мне следует сделать, так это чтобы она получила возможность поверить в то, во что хочет поверить. Все очень просто.

Кристина уныло поднялась с постели.

— Просто, говоришь? На самом деле это один из самых дурацких вариантов объяснения случившегося.

Он пожал плечами:

— Ну так придумай лучше.

Кристина собирала книги.

— Нам не надо больше так делать, Альберт. Не надо.

Он подошел к ней.

— Ты говоришь это сейчас. — Он произносил слова медленно, стараясь успокоить Кристину, а свободной рукой поглаживал ее спину.

— Я буду говорить это всегда. — Она оттолкнула его. — Только я… я не смогу больше это делать. Я начинаю себя ненавидеть, и… — Она замолкла.

— И что?

— Ничего.

— И? Продолжай. Ты начинаешь ненавидеть меня?

— Я этого не говорила.

— А может быть, и говорить не надо? И без того ясно? — Его черные глаза вспыхнули.

Она отстранилась, так до сих пор и не привыкнув к проявлениям его взрывного темперамента:

— Мне надо идти.

Он пожал плечами и спросил:

— Где твое пальто?

— В Фаренбрее.

— А-а-а. Так возьми мою куртку.

— А как же ты?

— У меня две. — Он отпер дверь и выглянул наружу.

— Все чисто, — прошептал он и быстро выскользнул в холл к своей комнате. Она последовала за ним.

— Я не могу взять твою куртку, — сказала Кристина. — Джим и Конни увидят меня в ней, и что я им скажу?

— Сообрази что-нибудь умное.

— Да? Что я забыла свое пальто в том месте, где мы с Альбертом провели ночку, поэтому он одолжил мне свою куртку?

— Нет, что-нибудь поумнее.

Она глубоко вздохнула и попрощалась:

— До встречи, Альберт.

Он изучал ее некоторое время.

— Увидимся вечером, — сказал он, протягивая ей свою коричневую кожаную куртку.

Она покачала головой и попятилась назад к стеклянной двери, которая вела к боковой лестнице.

— Рок, — крикнул ей Альберт, вдруг что-то вспомнив. — С днем рождения.

Она без улыбки кивнула.

— Ты подумаешь насчет Канады?

Кристина печально улыбнулась и неуверенно покачала головой.

Застекленная дверь с шумом захлопнулась.

После занятий у Кристины была тренировка, потом она приняла душ. Когда она вышла на улицу и направилась к своей машине, ее длинные волосы были все еще влажными. «Мустанг» закашлялся, начал захлебываться и трещать. Так продолжалось несколько минут.

«До чего же у меня отличная машина, — подумала она, пытаясь мысленно задобрить ее. — Ну давай же, давай, голубчик, дорогой мой автомобильчик. Я буду о тебе заботиться, когда ты заболеешь. Обещаю. Ведь ты мой верный дружок. Ну давай же, милый, поехали». Наконец мотор начал неуверенно работать. Кристина закрыла глаза: «Слава Богу. Ты дерьмо, а не машина. Вот ты кто. Понял?»

Кто-то громко постучал в стекло. Кристина открыла глаза. Рядом, скрестив руки, стояла Конни.

«О нет, только не это», — взмолилась Кристина и приспустила стекло.

— Привет, Конни. В чем дело? Я опаздываю.

— Ты всегда опаздываешь, — сказала Конни.

— Опаздываю — и ничего не могу с собой поделать, — примирительно согласилась Кристина. Внутри у нее скребли кошки.

— Ты спрашиваешь, в чем дело? — спросила Конни, раздраженно теребя свои волосы и наматывая локон на указательный палец. — Почему ты ночью не открыла мне дверь?

— Я же сказала тебе, что очень устала. Я только-только заснула, когда ты постучала. Крепко заснула.