Джим ударил по столу ладонью и сорвался на крик:

— Так, значит, вот что вы решили? — горячо зачастил он. — Как будто я ее убил. Значит, вы решили, что я собираюсь сейчас признаваться в этом? Так вы ошибаетесь! Вы просто фундаментально ошибаетесь!

— Вот теперь ты заговорил, как настоящий студент-юрист, — сказал Спенсер. — Джим, да будет тебе известно, даже закоренелые убийцы отчаянно отрицают свою вину. «Не виновен, не виновен, не виновен!» — орут они на суде, во время повторных слушаний и апелляций, то же самое они повторяют все время, пока сидят в тюрьме. Эти слова ничего не значат. Итак, что ты собираешься нам поведать?

— Все.

— Прекрасно, — сказал Спенсер. — Но я еще раз повторяю: если ее убил ты, то обязательно понадобится адвокат.

— Я это знаю! Неужели вы думаете, что я этого не знаю? Я собираюсь стать юристом, черт бы все это побрал. Кому вы это говорите?

Спенсер подался к Джиму и медленно проговорил:

— Я скажу тебе, кому я это все говорю. Я говорю это юноше, который порвал отношения со своей девушкой, а затем вдрызг разругался с ней как раз в ночь, когда она погибла. У них была ссора, и тому есть свидетели, а потом он уехал на четыре дня, а когда приехал, ее в общежитии не оказалось. Конечно, ее там не оказалось. Потому что она была мертва. Юноша подозревает: что-то не так. Но он не хочет об этом думать. В общем, он ходит на занятия, выводит на прогулки ее собаку, ест, спит, делает вид, что все в порядке. Кроме, пожалуй, одного — он знает: что-то не в порядке, и очень по-крупному. Потому что никто ее не видел уже несколько дней: ни сам он, ни его приятели, Конни и Альберт. И вот наступает среда. Он идет выгуливать пса, и пес, учуяв что-то, тащит его в лесок позади библиотеки Фелдберг, где они оба натыкаются на холмик высотой больше метра, из которого торчат черные кожаные ботинки, принадлежащие его хозяйке. Пес начинает выть и рыть снег. Юноша тащит пса назад, его худшие опасения подтвердились. Кристина не только пропала, она мертва. — Спенсер сделал паузу, у него все в груди болело. — У меня к тебе вопрос, приятель: почему ты немедленно не позвонил нам?

— Не знаю, — еле слышно отозвался Джим. Он сидел со сжатыми кулаками, бледный как смерть.

Спенсер рассмеялся. Уилл поморщился. Джим застыл с гримасой ужаса. Затем Спенсер посерьезнел и уже без намека на улыбку спросил:

— Может, попытаемся как-то иначе? Ведь за последние пятнадцать минут ты столько раз повторил эту фразу, «не знаю», что и сосчитать невозможно. Я думаю, мы так далеко не уедем.

Джим молчал.

— Скажи мне, Джим, а то, что я тебе сейчас описал, — это правда?

Единственное, что смог Джим, так это кивнуть.

— Тогда скажи: почему ты не позвонил нам?

Джим тяжело вздохнул и признался:

— Потому что я напугался до смерти.

— Испугался чего?

— Я не…

— Ай-яй-яй, Джим! Опять не знаешь. Чего ты испугался?

— Испугался, что со мной может произойти что-то плохое.

— С тобой?

— Да. Я боялся, что меня каким-то образом могут обвинить.

— Обвинить в чем?

— В ее смерти.

— Джим, если ты не виновен, почему тебя должны были в чем-то обвинить?

— Но посмотрите, что происходит! Вы обвиняете меня сейчас. Уже обвиняете. Я ничего не сделал. Я ничего не знаю, и вот как раз именно то, чего я боялся, и случилось.

— А откуда нам знать, что ты ничего не сделал?

— Но я же вам сказал.

— А откуда нам известно, что это не ты ее убил в ночь со вторника на среду накануне Благодарения, а? А вчера решился, наконец, пойти туда проверить, там она еще или нет?

— А зачем мне это было надо? Я что, не знал, что на снегу останутся следы моих ботинок? Это Аристотель учуял Кристину. Зачем мне было возвращаться на место преступления, если я его совершил? Впрочем, я никогда этого не совершал.

— Ты утверждаешь, что если бы ее убил ты, то ни в коем случае не вернулся бы на место преступления?

— Вот именно, — проронил Джим. — Не вернулся бы.

Спенсер развернулся к Уиллу и ошарашил его вопросом:

— Уилл, ты женат?

Уилл медленно кивнул, как бы не совсем в этом уверенный.

— Уилл, вот если бы твоя жена пропала и ее не было бы восемь дней, ты бы встревожился?

— Еще бы. До чрезвычайности.

— Ты бы позвонил нам?

— Немедленно.

— Уилл, а если бы ты нашел ее, погребенную под снегом позади вашего дома, ты бы оставил ее лежать там, надеясь, что она пролежит там, пока не растает снег?

— Да ни в коем случае!

Спенсер повернулся снова к Джиму:

— Вот видишь, как повел бы себя в подобной ситуации нормальный человек. Ты так не считаешь, Джим?

— Разные люди реагируют по-разному на такие вещи, — сказал Джим. — И к тому же она не была моей женой.

— Ты хочешь сказать, что не любил ее?

— Я этого вовсе не говорил. Просто мы не были… настолько близки.

— Настолько близки, — пробормотал Спенсер. Он хотел выругаться. Вместо этого он повернул голову к Уиллу и спросил: — Уилл, ты был знаком с Кристиной Ким?

— Вроде бы нет, — ответил Уилл, многозначительно глядя на Спенсера.

— Ну а если бы ты, прогуливаясь по лесу позади библиотеки Фелдберг, нашел ее тело, ты бы сообщил об этом?

— Немедленно.

— Даже если бы не был полицейским?

— Разумеется.

Спенсер холодно посмотрел на Джима:

— Согласно твоему собственному утверждению, ты каждый день заходил в ее комнату проверить, есть ли она там. В этом смысле ты был с ней достаточно близок. Но чтобы сообщить о ее смерти, вот тут, видимо, степень близости для тебя оказалась недостаточной. Вот как все получается.

— Вы просто не поняли, — замотал головой Джим.

— Ты совершенно прав, — бросил Спенсер. — Но мне хотелось бы все же понять, хотелось бы осознать, что заставило парня, которому двадцать один год от роду, перепугаться настолько, что он оставил свою мертвую приятельницу лежать под снегом до самой весны.

— Я испугался за себя, — сказал Джим. — Я понимаю, это звучит ужасно…

— Это действительно звучит ужасно, — сказал Спенсер.

— Я знаю. Но это правда. Я просто не знал, что мне делать! Я запаниковал. Я не переставал думать об этом. И затем сегодня, когда я понял, как это ужасно будет выглядеть, звонить вам было уже поздно.

— А снег опять покрыл все своим пушистым ковром, — сказал Спенсер.

Джим покраснел, как если бы, наконец, понял значение того, что сказал Спенсер.

— Да, снег, — слабо произнес Джим.

— И что это для тебя означало?

— То, что шел снег, означало, — произнес Джим убитым голосом, очень тихо, чуть громче шепота, — что, может быть, он покроет мои следы и… ее ботинки тоже…

— И?

— И что?

— И если твои следы будут покрыты снегом и ее ботинки тоже покроет снег, то что?

— То, может быть, пройдет еще какое-то время, пока ее найдут, и это на мне не отразится.

Спенсер и Уилл обменялись холодными взглядами. Уилл покачал головой. Спенсер тоже покачал головой и воздел глаза к потолку.

— Джим, я не верю своим ушам. Честно говорю, не верю. Это поразительно. — Спенсер повысил голос: — Я просто не могу поверить, что ты, обнаружив мертвым человека, с кем был близок в течение трех лет — неважно в каком смысле, — бросился бежать, как последний трус, поджав хвост, назад в свою пещеру в надежде на то, что никто ее не найдет.

Джим закрыл глаза.

— В конце концов, — произнес Спенсер сквозь сжатые зубы, — спустя месяц или два, скажем во время февральского зимнего карнавала, ты, может быть, вскользь упомянул бы в разговоре с Конни и Альбертом, что вот, мол, Кристины что-то не видно. А они бы удивленно так округлили глаза: мол, да, действительно, куда это она подевалась?

Джим потер свои закрытые глаза и устало произнес:

— Послушайте, сегодня у меня самый тяжелый день в жизни. Сегодня я пропустил все занятия, чего до сих пор никогда не делал. Я очень расстроен.

— А может быть, хватит нас дурачить? — произнес громко Уилл Бейкер. Теперь наступила очередь Спенсера положить руку на его плечо.