— Нет. Я имею в виду, что это не имеет значения сейчас. Пусть все останется между мной и Альбертом по-прежнему. А потом все будет так, как будто она никогда не существовала. Понимаете?

— О, понимаю, — сказал Спенсер, делая усилие, чтобы не раздражаться. — Но она существовала, она была живой. Вы можете себе представить, Констанция, что это значит — быть живой, такой молодой и вдруг умереть?

— Я пытаюсь об этом забыть, — всхлипнула Конни. — Я знаю, что это должно когда-нибудь забыться. Вот почему я считаю очень хорошей идеей передачу ее денег «Красным листьям». Потому что она больше никогда не будет присутствовать рядом с нами. Понимаете? Нам не нужны ее деньги, чтобы покупать на них дом, оплачивать свадебное путешествие и прочее. Если мы возьмем ее деньги, это будет означать, что она все время будет присутствовать в нашей жизни.

— Все равно теперь она навсегда останется вплетенной в вашу жизнь, хотите вы этого или не хотите.

Конни не поняла того, что сказал Спенсер, или предпочла не понять.

— Да и не была она мне никакой подругой, — произнесла она печально. — Ну что это за подруга, спрашивается? Подруги так не поступают.

— Конни, — медленно произнес Спенсер, подчеркивая каждый звук, — вы ошибаетесь: друзья и подруги именно так и поступают. Потому что это от них не зависит. Такое случалось во все времена. Это описано в книгах. Но если человек говорит, что любит, если он собирается на девушке жениться и обманывает ее — вот это и есть подлость. Разве можно так поступать, если любишь?..

— Вот именно это я и имела в виду. Альберт любит меня. Я не могу поверить, чтобы он мог причинить мне такую боль.

— Но он это сделал, Конни. Кристина вам ничем не обязана, а Альберт обязан всем, и все же он лгал вам и обманывал с самого начала.

Конни побледнела, ее рот задергался, она вскричала:

— Я не верю этому! Не может быть, чтобы с самого начала!

Спенсер собирался сказать: «Вы уж поверьте мне, Конни, именно с самого начала», но не сказал, а устало опустился на стул. Не было здесь Уилла, некому было положить руку на плечо Спенсера.

— А эти царапины на вашей щеке, Конни, откуда они?

— Я же говорила вам: я играла со своим братом…

— Конни!

Она заерзала на стуле.

— Конни, — произнес Спенсер несколько тише. Он чувствовал, как в передней части его лба расширяются вены и в них неровными импульсами бьется кровь. — Конни, ваша кровь, ваша кровь обнаружена под ногтями Кристины. Мы обнаружили вашу кровь под ее ногтями, а у вас на щеке имеются следы, что свидетельствует: поцарапала вас она.

— У нее под ногтями? — спросила Конни.

Спенсер не сомневался, что она готова и это отрицать.

Он придвинулся ближе. Вид у него сейчас был никудышный — изможденный, бледный, с ввалившимися глазами, он с большим трудом держал себя в руках.

— Меня интересуют некоторые детали того, что произошло в ту снежную ночь со вторника на среду. Итак, вы повалили ее на землю и прижали к ее лицу подушку. Вы приняли решение ее убить. Но ей все же каким-то образом в последнем усилии удалось дотянуться своей единственной действующей рукой до вашего лица. Она не хотела сдаваться, она сопротивлялась и вцепилась ногтями в вашу щеку, и вам пришлось прижать подушку еще сильнее, сильнее, сильнее, пока ее рука не опала и Кристина не перестала трепыхаться. Так позвольте спросить вас: вы поднялись сразу или посидели некоторое время, взгромоздившись коленями на ее грудь, чтобы убедиться, что она действительно мертва?

— Я не знаю, о чем вы говорите?! — воскликнула Конни испуганным голосом. Она почти закричала.

— Констанция, — тихо произнес Спенсер, — ваша кровь найдена под ее ногтями. Вы понимаете, что это значит?

По лицу Конни Спенсер мог видеть, что она поняла.

— Послушайте, — произнесла она нерешительно. — Все было совсем не так. Мы с ней действительно были близкими подругами. Все стало катастрофически ухудшаться в последнее время. А последний год, — добавила она, шмыгая носом, — вообще, наверное, был самым худшим периодом в нашей жизни.

— Особенно для нее, — сказал Спенсер.

— Для нас обеих. Я просто не могла этого выносить. Мне хотелось верить им, ей и Альберту, я пыталась, но это мне давалось все труднее и труднее. Наши отношения — я, Альберт и она — начали выходить из-под контроля.

Спенсер ждал.

— Но эти царапины на моем лице… Я не… Это случилось не в лесу. Это произошло в ее комнате. Вернее, в коридоре у ее двери. Мы подрались.

— Когда?

— Во вторник вечером. Примерно около полуночи.

— Около полуночи, вы сказали?

— Да.

— Вы же говорили мне, что не видели ее после одиннадцати?

— Да, говорила.

Спенсер отставил в сторону свой кофе.

— Конни, я бы советовал вам позвонить родителям и попросить их нанять адвоката.

— Вы думаете, мне действительно нужен адвокат? — спросила она запинаясь. — Но я говорю вам правду.

— Правду? Это правда? Я уже не знаю, что это такое — правда. Мне кажется, этого понятия больше в природе не существует. Вы трое заставили меня сомневаться в подлинности моего собственного имени.

— Вы сказали, что я взгромоздилась коленями на грудь Кристины! — воскликнула Конни очень громко. — Так вот, этого не было. Я не убивала ее. Это же просто смешно. Вы сами знаете, что я ее не убивала.

Спенсер медленно покачал головой и постарался придать особый вес своим словам:

— Вы так считаете, что я это знаю? Нет. Я не знаю ничего. В любом случае мне доказывать вам ничего не придется. Это вам придется доказывать двенадцати присяжным.

Конни затихла, но снова собралась с силами и упрямо повторила:

— Но вы должны мне поверить, детектив: я этого не делала.

Какой бы там фасад она ни имела, сейчас все это рухнуло. Где-то позади остался залитый солнцем Колд-Спринг-Харбор, но она не скоро его увидит, а может быть, никогда. Ее добропорядочные родители двадцать один год внушали, втолковывали ей и брату, что они могут делать все, что захотят, главное — сосредоточить свои помыслы на этом, а затем громко отстаивать свою правоту. Да, Констанция делала то, что хотела. Она сосредоточила свои помыслы на этом, а затем, когда не добилась успеха, пыталась снова и снова настоять на своем.

— Неужели вам нравится меня мучить? — продолжила Конни. — Я говорю вам, что это правда. Мы действительно подрались. Я не знаю, как это случилось, но я вдруг бросилась на нее. Она пыталась меня оттолкнуть, на несколько секунд все вышло из-под контроля, но только на несколько секунд. Я была на нее очень зла. Понимаете?

Спенсер подался вперед, ему хотелось схватить ее за плечи.

— Настолько зла, что смогла убить ее?

— Я говорила вам, я же говорила вам несколько раз! Почему вы мне не верите? Я ее не убивала.

— А это что, был первый раз, когда вы пытались ее убить? — спросил неожиданно Спенсер. — А, Конни?

Конни побледнела, раскрыла рот и откинулась на спинку стула. Спенсер не мог смотреть ей в глаза и опустил голову.

— Лейтенант… Детектив… О'Мэлли, — произнесла она, заикаясь, — я не… Пожалуйста, вы должны мне верить. На этот раз… нет… Я не убивала ее…

— Трудно дается признание. Верно, Конни? Вы все еще не можете преодолеть себя и сказать: «Да, это сделала я», и тогда, после этого вашего признания, останется лишь бумажная работа, а потом придется выслушать приговор суда. Нет, вам хочется посопротивляться еще немного. Выдумаете, что еще есть какой-то шанс? Но ведь ее убили вы. Верно?

— Послушайте, — испуганно произнесла Конни, потирая свое лицо, — этот случай, в прошлом году… Ведь вы о нем говорите? Вам это тоже рассказал Френки? Господи, этот Френки! Вот уж никогда не думала. Так вот, про то, что было в прошлом году… — Она нервно хохотнула и сразу же заплакала.

Спенсер полез в карман, достал несколько бумажных носовых платков и протянул их ей. Она вытерла лицо. Они не произнесли ни слова.

— О Господи, это действительно плохо. Правда? Я этого прежде не понимала. Почему я этого не понимала? Но это очень плохо…