Шефу нужно было позвонить. Джон Артел тоже собрался позвонить. Уилл похлопал Спенсера по спине. Дафна сидела напротив Спенсера и смотрела на него.

И в этот момент из факса поползла лента с анализом крови.

Где-то посередине процедуры прочтения протокола, посмотрев на торжествующие лица присутствующих, Спенсер извинился и направился к выходу. Уилл последовал за ним.

— Что с тобой? — прошептал Уилл. — Что, черт возьми, на тебя нашло?

— Ничего, — сказал Спенсер, быстро хватая со своего стола ключи и натягивая куртку. — Я скоро вернусь.

— Спенсер! — воскликнул Уилл. — Что, черт возьми, происходит? Мы же ведем расследова…

— Нет, дружок, в этом-то вся и проблема, — усмехнулся Спенсер. — Это вам всем кажется, что расследование убийства уже закончено и можно приступать к составлению обвинительного заключения. Что же касается меня, то я нахожусь еще где-то только в середине пути.

— О'Мэлли, что это ты тут бормочешь? Ты что, сам не видел все эти улики? Ты не слышал, что сказал тебе Френки?

— Я видел все улики. Я слушал Френки.

— Так куда же, черт возьми, ты сейчас направляешься?

— Я направляюсь поговорить с Конни Тобиас, — ответил Спенсер.

По пути в общежитие Хинман Спенсер вспомнил вдруг о фирменной картошке у Молли, которую не поел вчера в первый раз за все воскресенья, которые он проводил у Молли, потому что вчера он был далеко отсюда, в Норуолкской государственной больнице для хронических больных. Единственное, что поддерживало вчера его силы и помогло продержаться на ногах до сих пор, — несколько чашек черного кофе, и виски «Джек Дэниеле», на который он наткнулся поздно ночью, когда возвратился из Коннектикута.

Спенсер знал, что времени у него не много.

Конни у себя комнате не оказалось. Не было ее ни у Джима, ни у Альберта.

Спенсер решил, что, скорее всего, Конни обедает, поэтому направился в кафе «Коллиз». Это был большой зал с окнами трехметровой высоты. Сев за один из круглых столов, Спенсер стал ждать.

Констанция Тобиас была милой, симпатичной девушкой, которая двигалась по правильному пути. Она была из Колд-Спринг-Харбора, а оттуда появляются только такие девушки — любвеобильные, с детства избалованные лаской, хорошо воспитанные, образованные. В Колд-Спринг-Харборе деревья выше самых высоких домов, а между платанами проглядывает сияющий пролив Лонг-Айленд. В Колд-Спринг-Харборе подъездные дорожки к домам обычно бывают длиной в одну восьмую мили, в домах обязательно отдельное жилье для горничных, две гостевые комнаты, и семь ванных с туалетами, и бассейны с подогретой подсвеченной водой, и теннисные корты, и стены из французского кирпича, и крытые шифером крыши. В Колд-Спринг-Харборе Конни Тобиас красила волосы, чтобы выглядеть светлой блондинкой и нравиться Альберту Мейплтопу, а на оцарапанную щеку накладывала тональный крем «Ланком».

В школе, где учился Спенсер, ему никогда не приходилось встречать таких девушек, как Конни. В школе, где он учился, девушки такого уровня не появлялись. Он видел их в других местах. Редко, правда. Это были девушки особого рода. Они, несомненно, считали, что слишком хороши для таких, как Спенсер, когда проходили мимо, высоко задрав нос, в своих белых свитерах, с книгами под мышкой.

Иногда Спенсер думал, что стал дорожным полицейским этого округа только потому, чтобы штрафовать всех этих девиц за превышение скорости, когда они гоняли на своих фешенебельных машинах. Иногда, когда настроение было хорошее, он их отпускал, только слегка пожурив.

Но за то, что произошло, даже в те времена, штрафом отделаться было никак нельзя. Это ведь не превышение скорости выше восьмидесяти миль в час.

Тут светит такое наказание, что лучше и не думать.

Появилась Конни в обтягивающих джинсах и розовом свитере с высокой талией. Рядом шли какое-то девушки, которых Спенсер не знал. Она увидела Спенсера, остановилась и улыбнулась. Спенсер кивнул и поднялся. «Она, наверное, где-то внутри себя надеется, что я здесь случайно и жду не ее, но по лицу видно, что она знает, кого я жду. Только ее».

Спенсер медленно приблизился к ней.

Конни приняла храбрый вид и затараторила:

— Детектив О'Мэлли, я могу пообедать? Я не ела с семи утра.

Да, это она с вызовом поглядывает на него из окна своей черной шикарной машины и жеманно, с претензией на флирт заигрывает: «Что я такого сделала, офицер? Я что, ехала слишком быстро?»

— Нет, Конни, — твердо произнес Спенсер. — Вы не будете обедать. Я должен с вами поговорить.

— Хорошо, конечно. Я готова. Но может быть, после обеда?

— Нет, — сказал Спенсер, повышая голос. — Сейчас. Обедайте, и будем говорить.

Он застал ее врасплох.

— Надеюсь, во время нашего разговора я не потеряю аппетита? — спросила она, пытаясь улыбнуться.

— Такое не исключено, — ответил Спенсер.

Его собственный желудок урчал и болел от пустоты. Стоять за едой было некогда, поэтому он взял только чашку кофе. На этот раз он влил туда огромное количество молока и положил несколько кусочков сахара.

— Конни, — произнес он, — я не собираюсь ходить вокруг да около. Примерно через полчаса, а может быть, и раньше здесь появится начальник полиции с ордером на ваш арест.

— Арест? — спросила Конни тихо, почти шепотом. — Арест за что? — Она вяло откусила от своего гамбургера.

Темно-вишневый стол, за которым они сидели, был круглый. Спенсер подумал, что мебель в этом студенческом кафе почти такая же, как в комнате для допросов в управлении полиции. Здесь просто было немного уютнее.

— Конни! Френки Абсалом, вы его помните?

— Конечно, помню, — отозвалась она. — Ведь он наш друг.

— Френки видел вас на мосту в ту ночь, когда погибла Кристина.

— Ну и что? — мгновенно выпалила Конни.

Спенсер постарался вернуть ее на землю и с нажимом сказал:

— Конни, он видел вас на мосту через несколько минут после того, как Кристина исчезла из виду, и, когда он увидел вас, вы уже возвращались назад из лесу.

Конни молчала.

Спенсер отвел от нее взгляд и напомнил ей кое-что из того, о чем она уже говорила.

— Вы рассказывали, что в ночь со вторника на среду выходили из общежития. Вы помните, куда ходили?

— Думаю, что да.

Спенсер поднял глаза:

— Значит, помните? Я же вас спрашивал, где вы были в ночь со вторника на среду, десятки раз и десятками разных способов. И вы ни разу не упомянули, что ходили на мост. Это была очень важная деталь, которую вы опустили. Не так ли?

— Я не упоминала об этом потому, что это не имело никакого значения и ни на что не влияло.

Спенсер пытался говорить тихо:

— Не вам об этом судить, Конни. Не вам. Вы считаете, что это не имело никакого значения? Напрасно. Очевидно, ваши высокообразованные родители не научили вас, что, когда требуют подтвердить свое алиби, вы не должны опускать ни малейшей детали, особенно если были на месте совершения преступления. Этого ни в коем случае нельзя было делать, даже если вам показалось, что это ни на что не влияет.

— Спрашивается, какое отношение имеют мои родители ко всему происходящему? — бросила она, и Спенсер подумал, что это правильно. Действительно, какое они имеют отношение вообще ко всему? Но он вспомнил платаны в Колд-Спринг-Харборе, за которыми прятался пролив Лонг-Айленд, и подумал, что они имеют отношение, и большое. «…Но к тебе, Констанция Тобиас. Они сделали тебя такой, какая ты есть, и поэтому ты сидишь сейчас здесь и думаешь, что ты выше закона и, уж конечно, выше меня».

— Позвольте мне объяснить. Вы исчезли на сорок минут, и никто не видел вас нигде, кроме Френки, который был вблизи места совершения преступления. Вы не хотите мне рассказать, чем занимались на этом мосту?

— Я уже вам все рассказала.

— Нет, не рассказали. Вы никогда мне об этом не рассказывали.

— Я искала Альберта, — сказала она отворачиваясь.

— На мосту?

— Да.

— И вы его там нашли?