— И никакой в этом иронии не будет, — возразил Альберт. — Мы никогда не были в Европе.

Наступила долгая мучительная пауза. Наконец Конни произнесла, ни на кого не глядя:

— Я всегда считала, что Шотландия относится к Европе.

Шотландия! Лицо Спенсера прижалось к зеркалу, он почувствовал на своей коже его холодную ровную поверхность. Наконец-то до него дошло. «Господи, какой я идиот!»

Когда он снова настроился на их разговор, то увидел, что Альберт потянулся через стол и погладил руку Конни, успокаивая ее:

— Ну довольно же, дорогая, хватит. Она умерла. Хватит.

— А почему от этого все должно стать лучше? — бросил Джим.

— Не лучше, — грустно сказал Альберт. — А просто все кончилось.

— Мы были друзьями, Констанция, — сказал Альберт. — Друзьями. Просто у тебя очень богатое воображение.

Мог ли Спенсер уличить сейчас Альберта в наглой, беспардонной лжи? Трудно сказать. Любовных писем Альберта к Кристине он не видел ни одного и от нее к нему тоже. Их обоих Спенсер тоже не мог представить вместе, не ощущал запаха его одеколона на ее одежде, того, как смешиваются их дыхания на ноябрьском холоде. Но он все же видел кое-что, возможно, более сильное, более красноречивое. Пакетики с картонными спичками и зажигалки, салфетки из страны с невероятно зеленой травой, страны, где мужчины носят юбки, а волынки играют заунывную музыку, такую странную для нашего уха. Он имел возможность убедиться в том, чем был для Кристины Ким, в девичестве Синклер, Эдинбург, чем была для нее Шотландия, и именно поэтому Спенсер О'Мэлли твердо знал теперь, что Кристина с Альбертом были не просто добрыми друзьями.

Кристина любила Альберта.

И это все меняло.

«Какого же черта она встречалась с Джимом? — Спенсер прижал ладони к зеркалу. — Если Альберт и Кристина хотели быть вместе и если Джим был привязан к Конни, почему, черт возьми, они играли в эту дурацкую игру, как в мюзиклах?»

Головная боль начала Спенсеру надоедать. Почему, почему, почему? Вопросы, одни вопросы. А как тогда быть с заявлением «Не сошлись характерами»? Или это было только с одной стороны? Может быть, Альберт не врет? Может быть, они действительно были только добрыми друзьями?

И он отказывается от ее денег. Она оставила их ему, а также своему парню и девушке, которая была ее лучшей подругой. Почему же Альберт не берет ее деньги? Это же очевидно, что он не хочет их брать.

Скоро Спенсер услышал слова Джима Шоу:

— Это хорошая мысль, Альберт. Насчет «Красных листьев». Это будет для них отличный подарок.

— Да, — сказал Альберт. — Кристина как-то упоминала, что они хотят сделать ремонт и все обновить. У них ведь только несколько палат наверху, и они переполнены. С этими деньгами они смогут построить еще один корпус.

— За девять миллионов долларов? — воскликнула Конни. — И не один корпус.

— Да, это отличная идея, — согласился Джим. — Но почему Кристина сама не додумалась до этого?

— Потому что мы ей были ближе, и она заботилась о нас больше, чем о «Красных листьях», — сказала Конни. — Но вы правы. Мы должны отдать деньги им. Кто там всем руководит?

— Я не помню, — сказал Альберт. — Я напишу им письмо, а когда деньги можно будет получить, пошлю чек. Они будут счастливы.

— А ты? — мягко спросила Конни. — Ты будешь счастлив?

Спенсер не видел лица Альберта, но он видел лицо Конни.

— Конечно. Ее нет. Она умерла. Если я возьму ее деньги, она все равно не вернется. Разве не так?

— Ты бы хотел вернуть ее, Альберт? — спросила Конни, и снова Спенсер не мог определить точно, что там написано на ее лице. Расшифровать это можно было как нечто среднее между очень сильной любовью и не менее острым страданием.

— Я опечален, что она ушла, от нас, — сказал Альберт. — Ты, должно быть, тоже.

— Не говори ей, что она должна чувствовать по поводу этой утраты, — бросил Джим. — Что ты понимаешь в ее чувствах? Для тебя ведь все кругом только черно-белое.

— Как, черт возьми, следует понимать эти слова, приятель? — спросил Альберт и раздраженно рассмеялся. В первый раз Спенсер увидел, что Альберт вышел из состояния безразличия. — Во-первых, это чушь, что для меня картина мира черно-белая, а во-вторых, что чувствует Конни, какие она испытывает чувства по поводу этой утраты, не твоя забота. Понял?

— Не в пример тебе меня как раз заботит то, что она чувствует, — сказал Джим.

Альберт среагировал мгновенно:

— Ладно, Джим, нам хорошо известно, какие чувства ты испытываешь к Конни. Ты дал понять это вполне определенно. И уже не в первый раз. Послушай, перестань так себя вести. Это просто неприлично. Понял? Я у тебя девушку не уводил, и ты это прекрасно знаешь.

— Да, вот именно, — ответил Джим, — ты увел у меня обеих девушек.

— Я не понимаю, о чем ты толкуешь, черт возьми! — сказал Альберт.

— «Не сошлись характерами, приятель», — передразнил Джим Альберта. — Помнишь, как ты сказал мне это, отвечая на вопрос, почему ты перестал встречаться с Кристиной? «Не сходимся характерами», — ответил ты.

— Ну и что? — резко возразил Альберт. — И в чем дело?

— В том, что это все наглая ложь.

— Что ты тут такое несешь? — с вызовом выкрикнул Альберт. — Подумать только, погибла Кристина, мы сидим здесь, фактически подозреваемые в убийстве, она оставила нам кучу денег, а ты снова взялся мусолить барахло трехлетней давности. Я не понимаю, что происходит?

Спенсер отпрянул от зеркала. Пора возвращаться в комнату для допросов, в это маленькое помещение с круглым столом посередине. Детектив может там понадобиться в любой момент.

Конни, видимо, вообще больше спрашивать ни о чем не нужно, она сама ответила.

— Ребята, пожалуйста, — произнесла она слабым голосом. — Совсем не тем нам надо сейчас заниматься. — И, посмотрев на Альберта, который сидел напротив нее, продолжила: — Я поступлю точно так же. Решено: наши деньги мы отдаем «Красным листьям».

Ни Джим, ни Альберт не произнесли ни слова. Конни посмотрела на Джима. Он посмотрел на нее, и его рот покривился. Конни потянулась к нему и погладила его руку.

— Джимми, почему ты такой сердитый? Ее уже нет.

— Ну и что? — сипло произнес он, отодвигая свою руку. — Можно подумать, что-то изменилось. Неужели стало лучше?

— Да, — тихо проговорила Конни. — Разве не так?

— Что ты городишь, Конни? — сказал Джим, пристально вглядываясь в нее. — Уж кому-кому, а тебе говорить это не следует.

Не отвечая, Конни уставилась на стол. Альберт молчал.

Спенсер был изумлен. Шли минуты, и эти трое вдруг заговорили о вещах почти посторонних: о бывшем муже Кристины, о том, почему она вышла замуж в таком юном возрасте, что ее заставило пойти на это, почему Кристина никогда не говорила Конни о Говарде, когда они болтали буквально обо всем.

— Ты веришь, Альберт, что мы говорили обо всем? — произнесла Конни почти по-детски, посмотрев на Альберта.

— А почему я должен не верить? — вопросом на вопрос ответил Альберт.

Потом они начали обсуждать похороны Кристины: где ее похоронят — здесь, на кладбище Пайн-Нолл, тогда они смогут участвовать в похоронах, или в Бруклине — в таком случае у них не будет возможности сделать это, потому что будут экзамены. Джим вдруг заявил, что он найдет время поехать на похороны Кристины даже в Бруклин, чем остальные двое были удивлены: Джим способен пропустить занятия в колледже?

Никто из них, кажется, больше не вспоминал о решении пожертвовать девять миллионов долларов, которые только что упали им в руки.

С невероятной легкостью, можно сказать играючи, Альберт, Конни и Джим отбросили в сторону то, что Спенсер полагал главным мотивом преступления. Они не вспоминали об этих девяти миллионах, как будто их не существовало вовсе.

Правда, в их разговоре была одна странность: вопроса о том, как, собственно, погибла Кристина, они совершенно не касались, эта безделица вроде бы их абсолютно не интересовала.