— Что вы от нас хотите, детектив О'Мэлли? — спросил Альберт через несколько минут.

— Ничего особенного. Мне просто хочется знать, что вы трое делали между полуночью и двумя часами ночи в среду, двадцать четвертого ноября. Вот и все.

Конни сильно заерзала на своем месте. Джим округлил глаза. Альберт уставился на Спенсера.

— Что вы конкретно хотите знать, детектив?

— Хм, давайте разберемся, что мы имеем на сегодняшний день. Джим утверждает, что находился у себя в комнате всю ночь, но никто не видел его после одиннадцати, а когда Конни попыталась до него дозвониться, он не поднимал трубку. Альберт утверждает, что он смотрел кино по телевизору в комнате отдыха, но, когда Конни зашла туда посмотреть, нет ли его там, его там на самом деле не было. Этот парень, Том, проспал половину фильма, так что он ничего путного сказать не может. И Конни тоже, по ее собственному заявлению, выходила на улицу в метель, бродила вокруг общежития, искала Альберта, отсутствовала в комнате сорок минут. Что это все значит?

В комнату просунул голову диспетчер Кайл и пробубнил:

— Извините, что беспокою, но шеф хочет видеть тебя немедленно.

— Скажи ему, что я как раз посередине…

— Немедленно, приказал шеф, — расширил глаза Кайл. — Немедленно.

Спенсер встал и предупредил:

— Мы скоро придем.

— А нам можно уходить? — спросил Джим.

— Подождите. Мы вернемся через несколько минут.

Спенсер и Уилл оставили Альберта, Конни и Джима одних.

Кайл ждал за дверью:

— Как я сработал?

— Отлично, Кайл, — сказал Спенсер. — И как раз вовремя.

Уилл пошел в туалет, а потом решил позвонить жене. Спенсер прошел в маленькую темную комнату, смежную с комнатой для допросов, включил громкоговоритель, сел в кресло лицом к двустороннему зеркалу и приготовился наблюдать.

Вначале они вяло обменивались репликами. Джим продолжал бубнить, что полиция не имеет права держать их здесь и что они могут уйти в любое время, когда захотят, поскольку никакого обвинения им не предъявили.

— А ты что, хочешь, чтобы тебе его предъявили? — спросил Альберт.

— О чем ты говоришь? Конечно, нет.

— Тогда заткнись.

Джим бросил на Альберта испепеляющий взгляд.

— Это ужасно, — подала голос Конни, — что она оставила нам свои деньги. Ужасно.

— Да, — сказал Альберт. — Это действительно так. Как она могла оставить нам свои деньги?

— Ужасно то, что она погибла, — сказал Джим. — Вот что по-настоящему ужасно.

— Да, — согласились Конни и Альберт, — это действительно ужасно.

Некоторое время они сидели молча, разглядывая свои руки.

— Ладно, ну и что мы теперь будем делать? — сказала Конни, глядя с надеждой на Альберта, как бы ожидая от него ответа на все вопросы.

— Не знаю, как вы, ребята, а насчет себя я уже решил.

Зеркало было помещено как раз напротив этой троицы, но Альберт в это время встал, рассеянно прошелся по комнате туда-сюда и затем сел спиной к зеркалу, напротив Конни и Джима. Теперь Спенсер не мог видеть ни лица Альберта, ни Конни. Встав, он передвинулся на некоторое расстояние влево, чтобы можно было их видеть хотя бы под углом.

— Она умерла. А ее денег я не хочу, — сказал Альберт.

— В самом деле? — сказала Конни.

— Да, в самом деле, — твердо ответил Альберт. — Она была моим другом, и с меня хватит того, что она умерла. Недоставало еще извлекать из ее смерти какую-то выгоду. — Альберт говорил тихо, и Спенсер не был уверен, произносил ли он эти слова серьезно или с иронией. — Ее деньги мне не нужны.

— Вопрос денег тебя вообще никогда особенно не волновал. Правда, Альберт? — спросила Конни.

— Никогда. И тебе прекрасно это известно. Чем меньше я их имею, тем лучше себя чувствую. В больших дозах они меня ломают.

— Но что ты собираешься с ними делать? Она же хотела, чтобы ты получил эти деньги.

— Нет, — произнес Альберт, и снова Спенсер выругался про себя, что не может видеть его лица. — Она не хотела, чтобы я их получил.

Наступила пауза. Спенсер наблюдал за Конни и Джимом, а они во все глаза смотрели на Альберта. Глаза Конни излучали нежность, глаза Джима — холодную решимость.

«Интересно, — подумал Спенсер. — Значит, здесь есть еще что-то, чего я не знаю. Этот свой маленький секрет они держат от меня в тайне, но, клянусь Богом, я выясню, что это такое».

Когда слова, произнесенные Альбертом и повисшие в воздухе, в нем растворились, он заговорил снова:

— Свою долю я собираюсь пожертвовать заведению «Красные листья».

— Правда? — недоверчиво произнесла Конни.

— Да. А почему это тебя удивляет?

— Потому, Альберт, что у тебя нет денег. — Конни засмеялась. — У тебя никогда нет и пенни. Ты единственный из нас, кому действительно нужны деньги, и ты… ты некоторую сумму мог бы использовать для себя.

— Я не хочу использовать ее деньги для себя, — с горечью произнес Альберт. — Я не хочу ее денег. Я просто не знаю, что я стал бы с ними делать, и плюс ко всему я хочу заработать свои деньги честно. И я собираюсь их заработать, — добавил он и прошелся рукой по своим черным волосам, поправив сзади конский хвостик, который по какой-то причине начал Спенсера раздражать.

— Это было так мило с ее стороны — подумать о нас, — сказала Конни.

«Когда же ты начнешь снова плакать? — захотелось узнать Спенсеру. — Когда ты, такая легкомысленная и эмоциональная, начнешь снова убиваться по поводу безвременной смерти своей лучшей подруги?» На лице Конни не было ничего, что напоминало бы безутешную скорбь.

— Откуда у нее столько денег? — спросил Джим. — Неужели все от бабушки?

— Ага, и почему она не оставила хотя бы немного своему бывшему мужу? — добавила Конни.

— Я просто не могу поверить, что у нее был муж. — Что-то, видимо, пришло Джиму в голову, потому что он вскочил со своего места, затем поспешно сел и начал беспокойно озираться. Он снова казался встревоженным и потрясенным.

— В чем дело, Джим? — спросила Конни.

— Ничего, ничего, — быстро произнес он. — Я забыл спросить детектива… кое о чем. — После небольшой паузы он продолжил: — Забыл спросить его, когда она развелась с этим Говардом Кимом.

— О, Джимми, кому это сейчас нужно? — сказала Конни. — Это уже все быльем поросло. Она умерла. Что ты собираешься делать — устроить своей мертвой подружке скандал?

— Почему бы и нет? — сказал Альберт. — Ведь ты же устраиваешь.

Конни покраснела и призналась:

— Я вовсе не держу на нее зла, Альберт. Она умерла. И я больше на нее не сержусь.

— Не сердишься. Это уж точно. Теперь уже поздно сердиться, — тихо проговорил Альберт, но Спенсер его услышал. И Джим тоже, потому что его взгляд помягчел, и он произнес, глядя в сторону:

— Возвращаясь к проблеме денег. Так ты что, собираешься свою долю передать «Красным листьям»?

— Да, — сказал Альберт. — Они смогут найти им применение. Этот приют очень много для нее значил. И она принимала близко к сердцу судьбы девушек, за которыми ухаживала. Господи, да они к Крисси привязывались, наверное, больше, чем к своим младенцам.

— Да, ты прав. «Красные листья» были ей дороги, — сказала Конни. — Вот что! Мне тоже не нужны ее деньги. Как это будет выглядеть, когда на свете так много сирот, так много обездоленных, а я возьму себе эти деньги?

— Это будет выглядеть нормально, Конни, — сказал Альберт. — Это будет выглядеть как будто у тебя есть здравый смысл. Мне, если я возьму ее деньги, просто будет очень погано. А ты вполне можешь взять.

— Я не собираюсь брать ее деньги… — Конни повысила голос. — Ты что, смеешься надо мной, да?

— Подумай о том, как хорошо путешествовать по Европе. Ты же всегда мечтала об этом.

— Альберт, я всегда мечтала об этом с тобой, — с чувством произнесла Конни.

— Такая возможность, детка, не исключается и сейчас.

— Альберт Мейплтоп, я не хочу путешествовать по Европе на ее деньги. Даже с тобой.

— В этом действительно будет заключаться определенная ирония, — сказал Джим. Он был одет в черный свитер, с которого то и дело обирал светлые собачьи волосы.