В те дни и последующие два лета Эффи Сандерс учила его смеяться. Ее сестра Бернадетта научила его любить.

С тех пор он время от времени встречал Берн, но Эффи видел в последний раз тринадцать лет назад. Теперь ей было двадцать девять лет. В это верилось с трудом, но, наблюдая за ее плавными движениями и изящными изгибами тела, он видел пред собой уже не подростка, а зрелую женщину. Скованность и неуклюжесть исчезли, сменившись притягательной прелестью, проявлявшейся в каждом ее движении. От одного только взгляда на ее фигуру и плавные необычные движения в нем пробуждалось желание.

Такого с ним давно не случалось. По крайней мере, со времени сердечного приступа. Прежде кровь в его жилах начинала бурлить лишь при виде высоких, стройных и гибких блондинок. Утонченность — вот что привлекало его в женщинах, с которыми он ложился в постель. Класс — то слово, что определяло всех этих женщин, и никогда раньше его бы не привлек мистический призрак, танцевавший под неслышимую музыку при свете раннего утра…

Но ведь была и та ночь, о которой он почти не забыл.

Паркер поставил кружку на стол и решительно направился к двери.

Небо стало светлее, все вокруг постепенно обретало привычные для лета яркие краски. Он осторожно прикрыл дверь, но она все равно скрипнула. Он знал, что Эффи услышала этот звук, и ждал, что она перестанет танцевать и повернется в его сторону. В эту минуту ему в голову пришла безрадостная мысль о том, как он изменился за последние тринадцать лет, и ему стало не по себе.

К его огорчению, она не обернулась, а продолжала двигать согнутыми в локтях руками и выбрасывать в сторону то одну ногу, то другую. Внимание на него обратила маленькая собачка, быстро засеменившая в его сторону. Длинношерстная и низенькая, она напоминала щетку, которой его бабушка подметала полы.

Шерсть у собачки была коричнево-серая с белым подшерстком. Она подошла к нему, приветливо виляя хвостом, села у ног и пронзительно залаяла. Затем начала прыгать вокруг него на коротеньких, едва видных из-под шерсти лапках.

Паркер с улыбкой наблюдал за ней.

Эффи слышала скрип двери в коттедже Морганов, поэтому лай Мопси ее не удивил. Мопси приветствовала всех встречных, всех любила. Именно это добродушие в свое время делало ее незаменимой для выступлений. Но, конечно, как сторожевой пес она абсолютно не годилась.

Да Эффи и не нуждалась в охране в такое чудесное утро на берегу озера. Ее одиночество мог нарушить только человек, который снимал на время отдыха коттедж Морганов. Бабушка рассказывала ей, что коттедж постоянно кто-нибудь снимал. С Дня поминовения в конце мая и до Дня труда в сентябре отдыхающие приезжали в коттедж на выходные, на неделю или на месяц. Одинокие бизнесмены, влюбленные парочки или большие семьи как перелетные птицы появлялись на озере, наслаждались его красотами, а затем возвращались домой. Поскольку озеро находилось недалеко от Гранд-Рэпидс, Каламазу и Лансинга поток отдыхающих никогда не прекращался. Местные жители называли их «летние люди». Владельцам магазинов, кафе, ресторанов и прочим предпринимателям они нравились. Те же, кто круглый год жил на озере, относились к ним терпимо.

Мопси снова залаяла. Боясь, что собака разбудит спящих соседей, Эффи прекратила свои занятия и повернулась к подошедшему.

— Она хочет, чтобы вы погладили ее.

Мужчина поднял глаза на Эффи, и она сразу узнала его. От изумления она охнула и прикрыла рукой рот. Немного помолчав, она спросила:

— Паркер Морган, ты ли это?

Паркер улыбнулся, заметив, как она изучающе осмотрела его с головы до пят, а затем впилась глазами в лицо. Когда же она улыбнулась в ответ и на ее щеках обозначились ямочки, он понял, что как бы сильно она не изменилась за прошедшие тринадцать лет, в одном она осталась той же Эффи: она умела улыбаться не только губами и глазами, улыбку, казалось, излучала душа девушки и все ее тело. И снова у него засосало под ложечкой.

— Он самый.

— Не могу поверить! — Она подбежала к нему. — Не думала, что когда-нибудь увижу тебя снова. То есть я хочу сказать, что видела тебя в рекламе по телевизору, и ты смотрелся отлично, но…

Она не изменилась и в другом. По-прежнему Эффи говорила со скоростью сто слов в минуту. Болтала. Смеялась. Настоящий клоун.

Он слышал, что она работала клоуном. И вполне верил в это. Она поднялась на цыпочки и широким жестом обняла его.

— Черт возьми! Как поживаешь?

Он притянул ее к себе, глубоко вдыхая приятный запах ее тела, ее волос, запах солнца и шампуня, — такой знакомый и одновременно незнакомый. В эту минуту он понял, что за последние несколько месяцев не чувствовал себя так чертовски хорошо.

— Нормально, — солгал он. — А ты?

— Тоже ничего. — Мысленно Эффи готова была надавать себе пощечин. Сколько лет она представляла себе сцену встречи с Паркером! Она воображала, что встретит его тепло и дружески, но затем будет держаться несколько отчужденно. Как взрослая и умудренная жизнью женщина. Утонченная леди, которой такой мужчина, как Паркер Морган, мог бы заинтересоваться… И мог бы увлечься.

А что же сделала она? Бросилась в его объятия, как ребенок.

Она опустила руки и отступила.

— Прошло столько времени.

— Тринадцать лет.

«Тринадцать долгих лет», — подумала она. Первые два года ее удивляло, что он не появляется на озере даже в выходные. Два лета подряд она заходила к его матери, чтобы узнать, где он, но тут Рут Морган отвечала кратко и безапелляционно, хотя и с вежливой улыбкой:

— Он очень занят. Учеба в университете занимает все его время, а лето он теперь проводит в магазинах, изучая торговое дело… как ему и положено. У моего сына нет времени на развлечения.

В ее словах слышался упрек.

Затем Эффи уехала учиться в колледж, и у нее началась собственная жизнь. Морганы перестали приезжать на озеро. Ее бабушка говорила, что изредка видела Паркера, хотя ни разу не разговаривала с ним. Парень, которого Эффи когда-то знала очень хорошо, превратился теперь в практически незнакомого мужчину…

Паркер погладил ее по голове.

— Вижу, ты совсем не подросла, пигалица.

Этого слова было достаточно, чтобы напомнить ей, что они совсем не посторонние друг другу люди. Он стал называть ее «пигалицей» с первой их встречи, а потом это прозвище так и закрепилось за ней. Оно нравилось ей как знак его особого расположения к ней, впрочем, ей было приятно любое проявление внимания с его стороны. Он частенько подтрунивал над ней, она платила ему тем же.

Вот и сейчас ей захотелось подшутить.

— Вернее сказать, вертикально не изменилась. Хорошая погода, правда?

Он улыбнулся и провел рукой по ее рыжим кудрям.

— У меня такое ощущение, что я попал в торнадо. От прикосновения к твоим волосам меня словно молнией ударяет.

— Однажды я попыталась распрямить их. Но родные устроили мне страшную взбучку. Боюсь, от кудряшек мне не избавиться.

Он снова прикоснулся к ее волосам, намотав волнистую прядь на палец.

— Я всегда считал, что у тебя красивые волосы.

Паркер потянул палец, и колечко волос соскочило с него. Это замечание прозвучало двусмысленно. Он не знал, как себя вести с Эффи, что говорить. До той ночи на причале она всегда была для него лишь младшей сестрой Бернадетты, маленькой девочкой, над которой он подшучивал и вместе с которой смеялся.

Тогда он не замечал золотистых искорок в ее зеленых глазах, изящной формы ее носа, легкой припухлости ее губ, что делало их чрезвычайно соблазнительными. Она превратилась в обольстительную женщину, одно присутствие которой вызывало мучительное желание обладать ею.

И снова он почувствовал, как заныло под ложечкой.

Она потупила взгляд. Паркер понял, что следует переменить тему разговора и шутливо спросил:

— Располнел, не так ли? А ведь за последние два месяца сбросил двадцать фунтов.

— Видимо, какая-то женщина тебя перекармливает? — спросила Эффи и тут же пожалела об этом. Какое ей было дело до того, кто кормит его? Они даже не были друзьями. Друзья, даже расставаясь, поддерживают друг с другом отношения. Друзья не поступают так, чтобы однажды поцеловавшись, потом долгие годы избегать встреч.