— Ваше Превосходительство, Вы же прекрасно понимаете, что все было абсолютно по-другому. Вашего человека идиоты-полицейские просто выбросили из окна, а этот Калибали был избит до полусмерти, или же ему перерезали горло. — И я мельком взглянул на костяной ножичек на президентском столе.

— Ты прав лишь наполовину, Эндрю. Относительно Калибали. А этот... который наш, он действительно выпрыгнул из окна. Причем, сам. Что его напугало, больше смерти? Что заставило сделать его шаг в пустоту? Я не тешу себя иллюзией относительно моего народа. Я реалист. Ни один человек в этой стране не станет ради меня жертвовать жизнью, а тем более выпрыгивать из окна из-за угрозы ареста. Вот что меня волнует и вот что делает эту историю делом государственной важности и национальной безопасности. И вот почему ты здесь. Ты единственный, кто видел их втроем. И ты знал, кто был третьим.

— И Вы знали?

— Нет, почему? — искренне удивился Тайлер.

— Ну, как же, Вы же назвали его имя.

— Это ты его назвал. А я лишь повторил вслух. Итак, Жан-Батист Санкара.

— Послушайте, Ваше Превосходительство, я все понимаю. Но не понимаю лишь одного. От Цезарь Билдинг до русского кабака полчаса ходу. Неужели все, что Вы описали, вот эти прыжки из окна и сердечные приступы, все это произошло за полчаса? И, главное, как Вы,... — и тут я закашлялся, потому что неправильное, ненужное слово произнес, — как они успели уговорить Григория напоить меня?

Президент сложил губы уточкой, мол, «ничего тут не поделаешь». У него и впрямь была обезьянья мимика.

— Да, все это случилось за полчаса. А что касается Григория, то ты ведь знаешь об этом чудесном изобретении. — И Тайлер приподнял трубку черного телефона, который стоял у него на столе.

— Времени на уговоры было потрачено ровно столько, сколько нужно, чтобы произнести одно лишь слово. «Мезень».

Он меня по-настоящему удивил. Его полиция, оказывается, может работать оперативно. Если захочет, конечно. Но самое удивительное открытие заключалось в другом. Я думал, что ему ничего не известно о Гришином деле. Президенты не занимаются ворованными кораблями. Впрочем, это у нас. А у них, судя по всему, президент может «тереть терки» на уровне участкового, который в жизни больше ста долларов одновременно и не видел. «Болван, не удивляйся и не ври себе,» — услышал я свой внутренний голос. — «Ты знал это с самого начала, когда затеял в этой стране свой бизнес.» Этот странный президент, несомненно, знал о деле Григория. Поэтому мое участие в истории с его пароходом теряло всякий смысл. Как только Волков услышал в трубке название своего корабля, он, скорее всего, сразу понял, что я ему не помощник. Сволочь! Он и впрямь стал настоящим африканцем, ругался я про себя. Его дырявый пароход ему дороже, чем человек, который спас его от смерти. И я еще выслушивал эти его дурацкие сказки про Банановый Остров и про вечную молодость. А вот хрен он получит назад свой корабль! Я сам спалю его лохань, своими руками, даже если этот Тайлер сожрет меня на обед. Но не сейчас спалю, а чуть позже. Я парень добрый, но хитрый, и память у меня хорошая. Поэтому вычеркнем пока Григория Волкова из числа моих верных друзей.

— Так вот, что касается Жан-Батиста, — сказал президент. — Как выглядело его предложение?

— Ваше Превосходительство, это не было предложение. Это нельзя назвать предложением. Это просто мысли вслух.

— И о чем же он думал?

— Об обмене.

— Что на что менять?

Я выдержал паузу, которой мог бы позавидовать премьер Большого Драматического в Питере.

— Билет в Гбарполу на билет в Уагадугу.

Гбарполу — это название местности, над которой кружил мой аэроплан. Ничего хорошего там не было, кроме желтых ям с гнилой водой. И алмазов среди комьев вонючей глины. Конечно же, Тайлер понял, о чем идет речь. И понял даже гораздо больше, чем было сказано. Он задумался, но лишь на мгновение.

— Я так понимаю, что речь идет о послевоенном времени.

Молодец, что и говорить! Все-таки, президент, а не дворник какой-нибудь или кухарка. Может быть, он и не понял, в чем конкретно состояло предложение этих двоих представителей соседней страны, один из которых исчез в неизвестном направлении, а другой вообще закончил свое существование. В моем коротком пояснении он ухватил самое главное, суть сказанного в полутемном офисе его неверного раба: где-то там, далеко, за морями-океанами, его, хозяина страны, уже приговорили и списали со счетов. Его тюремный срок уже определен и математически просчитан. Его заслуги перед мировой демократией дифференцированы, а ответственность интегрирована в общий план развития региона. Даже если он с ним не согласен, его всегда можно вычеркнуть простым движением руки. И я это понял. Но я пока что на его территории. И пока что на президентском столе лежит костяной нож для разрезания бумаги.

— Знаешь, откуда на земле взялись алмазы, Эндрю? — загадочно спросил президент.

— Ну, — говорю, вспоминая свои скромные познания в геологии, — ученые считают, что на Землю их занесло из космоса. Взорвался алмазный метеорит, рассыпался в атмосфере, и поэтому местами бриллианты лежат так близко к поверхности.

— Это вы так говорите. А мы знаем, что все было по-другому.

По выражению лица президента, я понял, что сейчас мне придется выслушать еще одну бесконечную легенду. Вторую за эти долгие сутки. К счастью, притча оказалась короткой.

— За много веков до сегодняшнего дня мать-прародительница глядела на людей и плакала, предвидя их будущее. Ее слезы падали на землю и застывали, превращаясь в алмазы. Она знала все наперед, и там, где жизнь людей будет особенно тяжелой, она плакала слишком долго. Вот почему у нас в Либерии так много алмазов.

— Ваше превосходительство, если следовать логике этой легенды, жизнь в Либерии должна быть просто невыносимой.

— Так и есть, — президент посмотрел мне в глаза, сверкнув белизной белков. Очень серьезно посмотрел.

— Так что ты ответил на предложение этого Санкары? — переспросил он после короткой паузы.

Если я повторю свой ответ, подумал я, это будет выглядеть, как попытка казаться лучше, чем я есть на самом деле. Он все равно не поверит.

— Ответил отказом. Не сошлись в цене.

И мы оба громко расхохотались, как старые партнеры, хорошо понимающие друг друга. Тайлер умел смеяться ярко и захватывающе. Я завидовал африканцам только в одном. Завидовал цвету их зубов, остававшихся белыми даже в условиях отсутствия стоматологии как таковой. Зубы Тайлера были особенно выдающимися. Ровные, хорошо подогнанные, они напоминали крепостной частокол из слоновой кости, если бы, конечно, кто-нибудь задумал построить такую роскошную крепость. Эти зубы, в крайнем случае, слепки с них, с удовольствием купила бы любая стоматологическая академия, чтобы выдавать в качестве наглядного пособия особо талантливым студентам. Когда Тайлер смеялся, его белозубый рот открывался на всю ширину, и за белоснежной стеной резцов, клыков и коренных краснела плоть языка. В такие моменты Тайлер становился похожим на доброго африканского дядюшку. Или трубача Луи Армстронга. Но, как только приступ веселья заканчивался, сходство терялось. Он снова превращался в небритого африканского лидера, чья фамилия заставляла дрожать всю Западную Африку.

— Ну, что, Андрюша, извини за то, что отвлек тебя от твоих дел. Мне тоже пора вернуться к своим. И чек возьми. Бизнес прежде всего.

Теперь он назвал меня «Андрюша». Почти по русски, без американского грассирования.

Я взял со стола бумажку. Сумма, указанная там, вполне меня устраивала.

— Мои люди, вне всякого сомнения, отвезут тебя домой, — произнес Тайлер. — Или не домой? Или тебя надо подбросить к одной нашей общей знакомой?

Вот это был удар так удар! Моя не совсем здоровая голова не выдерживала таких перегрузок. Я встал как вкопанный. Он знал про меня и про Мики. Так что же, выходит, его люди следили за мной, а не за двумя буркинийцами? А на них просто наткнулись случайно? Да нет, какое там! Следили за всеми. Неужели это правда, что полстраны работает на полицию? Вот о чем я подумал. И еще подумал о том, что мне кранты. Не стоило трогать президентских женщин. Даже бывших.