— У меня здесь нет персонала, у меня здесь нет доверенных лиц. И более того, у меня здесь нет никаких ценностей, — сказал я медленно.

Все же хорошо, что я отдал свой перстень Левочкину. Будь он у меня на руке, этот толстый Санкара тотчас обратил бы внимание на камень.

— Я здесь всего лишь частное лицо. Я живу в любезно предоставленном помещении и помогаю своим друзьям добрыми советами.

— Вот-вот, об этом речь. Это от Вас и нужно. В смысле, дать добрый совет Тайлеру, — засуетился Калибали.

Его глаза забегали по комнате, но внезапно наткнулись на внимательный взгляд своего партнера. И Калибали конец своей тирады произнес едва слышно. В общем-то, понятно, кто из этих двоих подставное лицо, а кто настоящий хозяин положения. И все же, главный игрок по-прежнему неизвестен, он стоит за этими двумя, и я его не вижу в полумраке. Ясно, что его имя или хотя бы национальность мои визави не раскроют. Потому что это будет для них смертный приговор. Если я пойму, кто командует парадом, то могу догадаться, кто финансирует войну против Тайлера, и тогда эта война накроется интересным местом. Я же все-таки советник Президента. Или, скорее, советчик, добрый незаангажированный советчик. Рой мыслей пронесся у меня в голове. Подумал я о многом, в том числе и о смерти. Мне показалось, что я могу не выйти отсюда на своих ногах, но я не испугался, а вспомнил о своем хорошо законспирированном счете в Арабских Эмиратах. Если меня не станет, то никто не сможет им воспользоваться, и в конце концов деньги достанутся хозяевам арабского банка. Ну, а если я дую на холодную воду? Если эти двое преследуют собственные интересы? Это вряд ли. Деньжат у них маловато. И вряд ли они найдутся у этой замечательной страны, африканской республики Буркина-Фасо.

Я достал пачку «Монтеррей», вытащил оттуда коричневую сигарку и закурил. Мои собеседники молча смотрели на меня. В сумраке комнаты особенно хорошо видны были белки их напряженно уставившихся на меня глаз. В кабинете повисла такая тишина, что, казалось, можно услышать, как тлеет тонкий табачный лист, из которого скручена моя сигарка.

— Так что Вы скажете? — опять не смог выдержать паузу Калибали. Очень уж суетливым и неопытным для подобных миссий был этот Томас, или как там его.

— Idite v zhopu, — выдохнув дым, сказал я по-русски.

— Что? Что Вы сказали?

— Сразу и не переведешь. — пояснил я, улыбаясь в лицо Калибали. — На языке моей страны это означает приблизительно «Поцелуйте меня в задницу», ну, или что-то в этом роде.

Я медленно затушил сигару о столешницу, демонстративно не замечая пепельницу, затем оторвал только что упомянутую часть своего тела от краешка стола и двинулся к выходу. Я слышал, как за моей спиной кричал мой деловой партнер из «Эйр Лайбериа». Кричал по-французски, обращаясь к двум визитерам: «Почему вы его отпустили? Завтра мне конец, он все доложит Президенту!» Как все же правильно я поступил, наняв репетитора по французскому. Что ответили ему те двое из Буркина, я не услышал. Я уже спускался вниз по опасной деревянной лестнице офисного центра на улицу. Мне показалось, что я сразу переоценил степень опасности, которая исходила от Санкары и Калибали. Никакие они не игроки и даже не порученцы могущественных сил. Это самые обычные внештатные агенты бюро по контролю за алкогольными напитками, табачными изделиями и огнестрельным оружием, АТФ. Есть такая страшная организация в Америке, известная своими дотошными попытками упрятать за решетку всех, кто угрожает миру на земле. Они всегда считали, что главная угроза миру исходит от табака и алкоголя. Ну, и от стрелкового оружия. Ведь оно валит с ног не хуже водки. Брр!!! От воспоминания об алкоголе меня передернуло. Желудок свело внезапными спазмами. Да, и впрямь от встреч с агентами АТФ никому еще лучше не становилось. Ну, ничего! Когда я расскажу о них Чарли-бою, он живо вправит мозги им и этому предателю из «Либерийских авиалиний».

Но сначала я должен был вправить мозги самому себе. Кофе и секс в доме Маргарет подействовали на меня недостаточно отрезвляюще. Я знал, как помочь себе. Есть здесь одно местечко, которое славилось народными методами лечения любых недугов, особенно, тех, причиной которых бывал запой.

Местечко это не имело какого бы то ни было названия. Оно находилось неподалеку, на территории морского порта. Принадлежало оно бывшему русскому моряку Григорию Волкову, родом, кажется, из Калининграда. Гриша еще совсем недавно был хозяином небольшого парохода «Мезень», который возил гуманитарную помощь из соседних стран в либерийский порт Харпер, чуть южнее Монровии. Однажды Волкову предложили перекинуть оружие в соседнюю Сьерра-Леоне, но он даже и слышать об этом не хотел. Гриша был честным человеком, в отличие от меня, и с трепетом относился к понятию «русский моряк». Значительно трепетнее, чем я к термину «советский летчик». В общем, человеку, предложившему это, Волков разбил лицо в кровь, а человеком этим был не кто иной, как министр внутренних дел Либерии.

Вообще-то, Григорий поступил правильно. Большего взяточника, чем главный полицейский Либерии, во всей Африке было не сыскать. К тому же, если бы «Мезень», работавшая по фрахту ООН, довезла оружие, то мой канал доставки стал бы ненужным. А так мой бизнес уцелел. Так что, как ни крути, я Грише был обязан своим устойчивым положением при дворе Тайлера.

Африканец оказался мстительным парнем. Однажды ночью, когда «Мезень» стояла в Харпере, на корабль напали люди в масках и перебили всю команду, включая троих русских. Волков в это время находился в Монровии. Он ни минуты не сомневался, что нападение организовал этот могущественный урод-чиновник. Григорий срочно выехал в Харпер, но когда приехал на место, то даже не смог подняться на борт судна. «Мезень» стояла под арестом. Следователи почему-то объявили ее вещественным доказательством, хотя что именно и зачем нужно было доказывать с помощью парохода, было не совсем понятно. Либерийское законодательство позволяет делать такие финты. Впрочем, не только либерийское. Ну, да ладно.

Пароход, кажется, и по сей день остается под арестом. Уже тогда, когда происходили события, о которых я рассказываю, с него сняли генератор и отвезли в дом к — кому бы вы подумали! — тому самому министру внутренних дел, с которым у Гриши вышла стычка. Не помню, говорил ли я, что в Либерии нет электростанций, поэтому зажиточные граждане, дабы в доме был свет, покупают генераторы. Или достают другими способами.

Когда Гриша узнал об этом, он собрался окончательно разобраться с министром. Сначала купил автомат. Потом ему сказали, что чиновник ездит в бронированном автомобиле. Тогда Гриша нашел где-то гранатомет, чтобы наверняка. Долго выяснял обычные маршруты своего визави и, похоже, уже назначил день икс. Но неожиданно Григорий заболел. У него несколько дней подряд была высокая температура, его лихорадило, изо всех дыр его похудевшего тела выходила вода и фекалии. Симптомы напоминали лихорадку лассо, но потом уже, после выздоровления, Волков клялся, что ни разу не пил местную некипяченую воду, а ел только то, что готовил сам. Ему было настолько худо, что он не различал уже тех, кто приходил проведать больного в его палату. А ходили к нему многие, несмотря на запрет и строгий карантин. Лечил Григория врач-иорданец. Он только разводил руками и говорил, что не может определить болезнь, и на вопрос, выздоровеет ли моряк, уклончиво отвечал «Иншаалла, иншаалла» и, не глядя в глаза, уходил куда-то вглубь служебных помещений госпиталя. На пятый день иорданец признал, что в этом случае в его лице медицина бессильна, и посоветовал привезти шамана. Я сначала удивленно посмотрел на доктора, словно он сам заразился диковинной лихорадкой от Гриши. Но потом подумал и понял, что надо искать знахаря, ведь хуже ему уже точно не будет. Пока сознание Григория пребывало в астрале, я поехал в деревню Баба, где, говорили, жил великий шаман Гриссо. Слово «шаман», как известно, имеет восточносибирское происхождение. Здесь их называют по-другому. Они используют тайные имена, и стараются, чтобы никто, кроме посвященных, их не узнал.